Это я.
– Вы пожалеете о своем решении.
Это они.
Там.
Не знаю, где – там.
Хочу отключить связь – не отключаю. Вежливо втолковываю, что я от сотрудничества не отказываюсь, только на их условия не согласен, только…
Они требуют.
Они настаивают.
– У нас плюс один.
Смотрю на отца ванечкиного, думаю, что за плюс один, почему плюс один, в отсеке плюс двадцать, не меньше, если не больше.
А отец ванечкин говорит:
– Плюс один.
Не выдерживаю, спрашиваю:
– Где?
– Да вот…
Показывает на экран радара. Смотрю, пытаюсь понять, на что смотреть, не понимаю, спрашиваю:
– А… а что?
– Так вот же… сигнал.
Догадываюсь:
– Плюс еще одна станция?
– Ну да…
– И… – сглатываю, – сколько там?
– Один.
Не верю себе, не понимаю, что там случилось, как, почему, зачем, эпидемия там, что ли, была, или война какая, или что…
– Вот мне тоже это дело не нравится, – кивает отец ванечкин, – один на станции… сигналы шлет… я знаешь, чего думаю? Нехорошо так думаю… У них там голод какой-нибудь был, он один выжил… понимаешь, к чему клоню?
Меня прошибает ледяной пот.
– Э-э-э… читал чего-то такое… ужастик какой-то…
– Вот, ужастик… а тут на самом деле…
Астрофизичка кусает ногти, боится, пробую вспомнить, как её зовут, не вспоминается, а ведь говорила она мне, раза два говорила…
Спохватываюсь, киваю ей:
– Давай… рассчитай, где он вообще…
– Я тебе штурман, что ли?
Штурман, не штурман, а сам видел, как ты с техникой с этой ковыряешься…
Астрофизичка наклоняется над пультом, спохватываюсь, на хрена я её позвал, сейчас наломает дров, голуба… Голуба дров не ломает, голуба рассчитывает, кивает мне, называет число.
Мне кажется, я ослышался.
– Э-э-э… ты с нулями не ошиблась?
– Да нет… так и есть…
– Врешь… нормально считай, сколько там?
– Да столько и есть, сам считай, блин!
Наш капитан – бывший уже капитан – хмурится, сердится, щас лбами стукну.
Не выдерживаю, считаю сам, понимаю, что так оно и есть. Пытаюсь представить себе расстояние – не могу.
– Ну, ничего… – ванечкин папа смотрит в черную пустоту космоса, – до нас этот людоед не доберется.
Вздрагиваю. Думаю про себя, как-то быстро его в людоеды записали.
– Не, ну вы неправильно пишете… будьте добры предоставить нам свою станцию для осмотра… Ну что такое, детский сад, в самом деле…
Это астрофизичка, чего лезет, чего лезет, я спрашиваю…
– А как надо?
Так вот же… требуем немедленного доступа…
Это уже потом было.
Потом.
А до этого:
– Объект номер три – в тысяче километров.
Ну, объект один – это вот станция, где Ванечка.
Номер два – это мы, станция наша, где решить не можем, кому пыль подметать.
А номер три – вот он.
В тысяче километров.
И – переполох, и – непонятно, как, почему, зачем, откуда.
Астрофизичка руками разводит, не знает.
– А я знаю.
Это ванечкин папа говорит.
Знаю. Это же адреса вводятся на экране… адреса…
Требуем немедленного доступа…
Слушаю динамики, нехотя отвечаю:
Нет.
Почему я боюсь их, почему я их так боюсь, почему я не хочу, чтобы они приходили сюда.
Завариваю кофе.
Оглядываю бесконечные ряды книг, читать – не перечитать.
Думаю, какого черта я вообще приперся сюда, чего мне не сиделось одному, жил же я как-то один, сколько жил, не знаю – час, год, век, миллиарды лет, ничего не помню…
…но жил.
Почему я пришел к ним, почему я не могу просто развернуться и исчезнуть в пустоте, почему я терпеливо втолковываю им что-то про сотрудничество, что должны быть вместе (почему? Кому должны?), что…
Требуем немедленного доступа…
Почему я боюсь их пустить, почему спина холодеет при одной мысли, что сюда войдет кто-то еще…
…нет, всё-таки, похоже, я всегда жил один…
– А тама людоед был, а страшный… а я его победил…
Это Ванечка. Палкой размахивает, как мечом. И мама хлопочет, а давай в Детский Мир пойдем, меч тебе купим как настоящий, а Ванечка не хочет…
– Ну, ты вообще герой, – это я говорю.
– А тама людоед всех съел, а я победил…
– Молодец…
Местный штурман что-то обсуждает с астрофизичкой нашей, косо смотрю на них, чего я на них косо смотрю, кто они мне вообще, да никто…
А ведь смотрю.
– Ой, да какие просьбы, тут ультиматум надо…
ПРИГОТОВИТЬСЯ К АТАКЕ
ОБЪЕКТ УНИЧТОЖЕН
…поворачиваю голову.
Повернуть голову получается не сразу – все тело пронзает боль, жгучая, нестерпимая. Все-таки заставляю себя встать на четвереньки, оглядываю умерших. Их много, больше, чем я думал. Хочу позвать астрофизичку, вспоминаю, что не помню её имени. Хочу позвать Ванечку, тоже не помню его имени, мысли путаются, не слушаются меня…
Все случилось быстро.
Слишком быстро.
Это все номер четыре.
Который пришел сюда.
У номера четыре все просто, номер четыре сигналы не посылал, номер четыре с нами не разговаривал, номер четыре просто пришел, и…
И…
Четвертый.
Блекстар.
Это мы его так меж собой называем. Увидели черную станцию-звезду, которая приближалась к нам в космосе, сказали —
– Блекстар.
Номер четыре (Блекстар) позволяет мне встать. Разрешает дойти до конца комнаты, и только после этого я получаю удар током – еще не сильный, еще только предупреждающий.
Вижу астрофизичку. Даже имя вспоминаю – Натья, хочу позвать по имени – ей не до меня, стоит спиной ко мне, плечи вздрагивают, наш капитан бывший подходит, руку на плечо ей кладет, ну чего ты, ну живы же остались… Сжимаю зубы, почему он там стоит, почему не я, не я…
Натья спохватывается, бросается к лежащим на полу людям, теребит одного, другого, третьего, снова заливается слезами.
Четвертый позволяет нам подобрать тех, кто еще жив, наскоро вспоминаю какие-то правила первой помощи, нажимаю на ребра лежащего парня, только через минуту спохватываюсь, что у парня нет половины черепа.
Думаю, что четвертый сделал со всеми нами. Хоть это он позволяет – думать. Думаю, надо было ему убивать половину наших или нет, или он это нарочно сделал, чтобы показать, что не шутит.
– Третьего вернуть надо, вот что.
Это Натья.
Лежим в темноте, чуть подсвеченной тусклой лампочкой.
Не понимаю:
– Какого… третьего?
– Ну… третьего же.
Меня прошибает холодный пот.
– Так помянуть только можно третьего…
– Нет, нет… – Натья мотает головой, – понимаешь… вон станции… вот мы друг друга видим… а взаимодействовать не можем… первая со второй, вторая с четвертой… потому что третьей станции не хватает.
– Думаешь?
Догадываюсь… третьего этого вернуть надо… или третью, уж не знаю, кто там, мне чего-то казалось, это женщина была…
Фыркаю:
– И как вернуть прикажешь?
– Не знаю я…
Хочу посмеяться – не смеюсь, не смешно мне, Натья встает с кушетки у двери, идет в темноту коридора.
Вернуть…
Легко сказать…
Вернуть…
– А та-ма стан-ци-я…
Киваю Ванечке. Стою на четвереньках, покорно подставляю к кастрюле на полу еще одну кастрюлю.
Говорю:
– А вот еще станция.
– Не-а-а-аа!
– Чего не-а, станций знаешь, сколько?
– А три и одна…
– Четыре называется.
Ванечка не соглашается:
– Три! И одна!
– Ну, хорошо, хорошо… вот состыковались они…
– А не состыковались!
– А чего так?
– А они друг друга не видят. А только третью все видят…
– А чего так?
– А так…
Спину прошибает холод.
Начинаю понимать.
Начинаю…
