Анжелику, как преступника, в сопровождении четырёх охранников перевезли из одного здания в другое, поместили в какую-то маленькую комнату с окном с решёткой. Сюда же ей принесли еду.

Комнатка была маленькая, аккуратная и чистая. Здесь была кровать, стол, стул, телевизор и даже туалетная комната с душем.

Совет закончился поздно. Трегир быстрыми шагами вышел из зала.

–Трегир, подожди… Да подожди же ты, – его догнал Генри.

–Я вас слушаю, ваше величество, – тон Трегира был сухой, как хворост зимой.

Только что совет постановил посадить девушку на двухнедельный карантин. И выступал за это решение среди прочих Генри. Трегир всегда считал Генри своим другом. И вот это решение как нож в спину. Единственная уступка, которую удалось отстоять Трегиру, чтобы Анжелику перевели из комнаты для содержания под арестом в апартаменты принцессы. Правда, в этом его поддержали королева и Генри. Они сказали, что негоже девушку держать как государственного преступника. Генри настоял также, чтобы Анжелика имела возможность раз в день на два часа покидать в сопровождении охраны свои апартаменты для занятий спортом. Под временный спортзал Генри распорядился освободить одну из близлежащих к апартаментам принцессы комнат, накидать на пол маты и поставить минимальное оборудование. Королева же настояла, чтобы девушку два раза в день (утром после завтрака и вечером перед сном) выводили в оранжерею, которая летом в погожие дни и небольшой дождик оставалась без крыши. Итак, Анжелику поместили на двухнедельный карантин, во время которого её могло посещать ограниченное количество лиц. Её меню было строго оговорено. Обоснование: получить максимально чистый результат анализов для избежания ошибки.

Генри подошёл к Трегиру:

–Пойдём, мне надо с тобой поговорить.

–Простите, ваше величество, у меня много дел. Мне надо подготовить для передачи материалы до того, как меня обвинят в государственной измене, – с этими словами Трегир повернулся на каблуках и стал быстро удаляться.

Генри смотрел ему вслед. Нет, он не побежал. Он помнил урок своего отца, когда пятилетним мальчиком побежал за десятилетним Трегиром. Сейчас он уже не помнил причину ссоры: то ли Трегир забрал у него машинку, то ли он сам не захотел показывать эту машинку Трегиру. Но тогда Генри с плачем побежал за ним, и его перехватил отец: «Негоже принцу бегать за подчинёнными. Ты всегда их можешь вызвать через охрану».

Это и сделал Генри в этот раз. Вернувшись к себе, он передал чтобы к нему был доставлен великий герцог младший. Он знал, что Трегир, несмотря на обиду, не имеет права не явиться.

Трегир остановился на пороге рабочего кабинета принца. Он стоял, гордо подняв голову:

–Вы меня вызывали, ваше величество?

–Всё, Трегир, хватит, проходи, садись, – но Трегир не пошевелился. – Ты такой же упрямец, как и твоя подопечная. Успокойся уже. Я не сомневаюсь в твоей честности. Это было бы безумием привезти в страну самозванку с таким ужасным характером. Надо быть самоубийцей, чтобы такое сделать.

–Ваше величество… – начал было Трегир. Но Генри его перебил.

–Да, я поддержал королевский совет, потому что эту красавицу надо ставить на место сейчас, – Трегир с удивлением посмотрел на принца. – Она вымотала нервы тебе! Она успела достать меня! Вчера после первой же встречи плакала мать. Именно для того, чтобы эта девочка иногда думала, прежде чем делала, я и поддержал королевский совет. Послушай, Трегир, две недели роли не сыграют.

–Две недели ареста для пятнадцатилетней девочки. Мы привезли её в страну и сразу же помещаем под замок, не дав ей понять, что к чему. Это жестоко.

–Трегир, во-первых, Анжелику никто не тянул за язык представлять и тебя и себя обманщиками. Она сама на это напросилась. Во-вторых, не такое уж и плачевное её положение. У неё два часа в день прогулок и два часа в день тренировок. Итого четыре часа вне нахождения апартаментов. Хорош карантин. Кормить её будут хорошо, ты сам знаешь. Не будет разносолов, но и не хлеб и вода. Я добился, чтобы среди лиц, с которыми будет встречаться в этот период времени Анжелика, был представитель от тебя. Кого представишь?

–Лаура… – Трегир ответил, не задумываясь. Он прошёл, сел в кресло. Генри, безусловно, был прав: ставить её на место надо было сейчас и она сама напросилась на неприятности.

Прошло две недели. Как и предполагал Генри, скучать Анжелике не приходилось. В первое же утро её предупредили, что если будет хотя бы малейшее нарушение дисциплины, она будет лишена привилегий. Ей пришлось подчиниться. Нет, при желании она могла сбежать. Королевская охрана даже не предполагала, что эта девочка мастерски владела навыками борьбы. Но куда бежать без денег и документов в стране, где она никого не знает. Надо было выждать момент, когда у неё будет больше свободы, когда появятся знакомые и хотя бы немного денег в кармане.

Каждое утро приходила медсестра. Она забирала анализ мочи, а также брала пробы из носа, рта и один волос. Потом ей приносили завтрак, прогулка, час занятий: история и культура Анастаса (чего зря времени пропадать), потом спортзал, обед, свободное время, полдник, снова час занятий (обычаи Анастаса), ужин, прогулка, свободное время до утра. Перед сном медсестра приходила снова за этими же пробами.

Наконец наступил тот день, когда её опять повели на обследование. Анжелика уже мечтала о том, что всё закончится. Общаться за время карантина она могла только с преподавателями и только по теме уроков. Ей казалось, что она скоро озвереет от одиночества. В этот раз за ней пришла охрана. С братом и Трегиром она встретилась лишь на месте.

–Ну что, господин Трегир, усаживайте свою подопечную на анализ, – проговорил старейшина.

–Господин старейшина, мы же сказали, что пошутили. Ну отпустите уже меня домой. Я посидела под арестом, может, хватит… – начала было Анжелика.

–Успокойся и подчинись, – перебил её Генри. – Неужели ты ещё не поняла, что и так всё уже установлено? У тебя каждый день по два раза брали анализы. Результат крови не более чем формальность. Перестань ломать комедию.

Трегир, как заботливый отец, её уговаривал, отвлекал, развлекал. Уговаривать пришлось долго, больше часа. Она как могла пыталась сказать, что не хочет быть принцессой. Потом, устав от уговоров, Трегир о чём-то переговорил с Генри, о чём – она не поняла. Говорили они на чужом языке, по-видимому, на анастасийском. Что было дальше – она помнила смутно: её насильно положили на кушетку, привязав какими-то ремнями, чем-то задели по нервам в локтевом сгибе: рука поддалась. Дальше она помнит лишь лицо Трегира, который смотрел ей в глаза, и его голос: «Ну, ты же смелая. Всё будет хорошо. Это не страшно. Так часто бывает. Девочка, вот и всё». Потом… Потом ей что-то прилепили к руке, согнули в локте, кушетку наклонили так, что голова оказалась ниже ног. Трегира уже рядом не было. Он разговаривал о чём-то с доктором. Шум в голове постепенно затихал. Она стала разбирать слова Трегира и доктора. Сейчас ей стало второй раз плохо: её собирались осмотреть по-женски. Посещение гинеколога для неё всегда было чем-то постыдным и ужасным. Девочка, не познавшая мужчину, не допускала до своей «святыни» никого.

Она помнила, как давно, ещё в прошлой жизни, Трегир, доставив её в свой штаб, сказал, что ей необходимо сделать некоторые анализы. Кровь не брали. Тогда Трегир завёл её в медицинский кабинет и оставил там, а сам ушёл. Врач проверил зрение, измерил вес, рост, послушал лёгкие. А потом сказал, что ей надо снять трусики и сесть на ЭТО кресло. Она с полными ужаса глазами посмотрела на то кресло за ширмой, куда ей показал врач. Ей, двенадцатилетней девочке, снять трусики да ещё куда-то сесть. А врач тем временем объяснял, куда надо поставить ноги, успокаивал, что это не больно и не страшно, что она ничего не почувствует, что сейчас подойдёт медсестра и она её посмотрит. Дальше… Дальше был ужас. Она сидела на стуле не в силах пошевелиться. К ней подошла медсестра и хотела взять за руку, чтобы подвести к гинекологическому креслу. И в этот момент случилось непредвиденное. Анжелика вырвалась от медсестры. «Не трогайте! Не подходите!» – она схватила со стола врача ножницы и кричала не своим голосом… Врач и медсестра переглядывались. Анжелика замолчала. Но их неловкое движение вызвало новый приступ истерики. Она дрожала как от холода и пятилась назад, налетая и роняя предметы. Она не слышала, что ей говорили. Кто и когда позвал Трегира и Лаура – она не знала. Она лишь увидела, как на неё что-то сверху падает. Это была сетка. Потом сидела на коленях Трегира, он крепко прижимал её к себе. Лаур помогал врачу делать ей какой-то укол в руку, а Трегир всё нашёптывал на ухо, как сейчас: «Не бойся, девочка, это не страшно. Мы не причиним тебе вреда. Вот и всё, сейчас поспишь немного, успокоишься». Он поил её крепким горячим чаем. Проснулась она на кровати. Первое, что стала смотреть: на месте ли трусики. Всё было на месте. Потом пришёл Трегир: «Прости, я не знал, что ты никогда не была у женского врача. Ответь мне честно. Ты дружишь с мальчиком? Скажи, ты знаешь, что бывает между дядей и тётей? Анжелика, не молчи, иначе мне всё-таки придётся это проверить». Её снова начало трясти. Позже Трегир о чём-то разговаривал с её приёмной мамой – Махабат Тимировной. Она возмущалась. Но… В один прекрасный день мама сказала Анжелике, что им надо пойти в больницу, где врач её посмотрит. Если это не сделает врач в больнице, это сделает врач у Трегира. Тогда Анжелика впервые почувствовала то, что чувствует женщина, когда первый раз попадает к женскому врачу. Хотя врачом была молодая женщина, которая разговаривала с девочкой ласково и не причинила ей ни малейшего вреда, в душе остался неприятный осадок. Второй раз, уже перед отъездом, Трегир снова затронул эту тему с Анжеликой. Под честное слово он ей поверил, что она ещё девственна, и не стал это перепроверять. И вот во дворце её снова хотели загнать на это кресло.