— Нет, Артем, она ничего не говорила, а что она должна была сказать? Просто ходит какая-то подавленная, я и подумала, что или заболела, или может быть, ты ее обижаешь?
— Я никогда не обижал ее, — спокойно ответили мне в трубку, — я всегда любил ее. Она мне так помогла после смерти матери! Я никогда бы ее не обидел. Можете на этот счет быть спокойны.
Я всегда любил ее. Да, это было так, все, кто знал семью Киры, видели неподдельную любовь парня к ней, но что-то в его словах смутило меня в первый раз. Я всегда любил ее…
… слишком сильно…
Я невольно вздрогнула. Он, конечно, не произнес этих слов, но мне все равно не понравилось. Они словно прозвучали у меня в голове как подсказка, как голос интуиции, которая, бывало, у меня хорошо срабатывала. И обнаружила я тревожную, если не сказать жуткую находку, когда однажды пришла в дом Киры после ее исчезновения.
Нет, Артема дома не было. Как я попала в квартиру? У меня были ключи, как у самой близкой подруги на протяжении долгих многих лет. Когда Кира со своими, бывало, долго отсутствовала, и я могла помочь, то присматривала за квартирой: полить цветы, покормить ее любимых котов… Тем более мы были соседями еще года два назад, замки она не меняла и ключ у меня так и остался. И вот во мне словно что-то щелкнуло, придти, пока никого нет дома и хорошенько все осмотреть. Может я найду что-то подозрительное, то, что смутит меня, хотя что я там пыталась найти? Ее останки в холодильнике?
Следователи все прошерстили, даже соцсети, где она сидела, вскрыли все переписки, фото… Разумеется подозрения падали на Артема тоже, но не было ровно никаких доказательств. Я очень удивилась, когда он настоял пройти детектор лжи. Слышала, что этот аппарат возможно обмануть, но довольно тяжело и этому еще специально обучают. Он прошел.
Чист. Ничего. Помню, что не знала, радоваться мне или огорчаться. Было какое-то смешанное чувство, я вроде должна была радоваться, что это не он замешан в пропаже близкого мне человека, но на душе скребли кошки. Он помогал следствию, выезжал на поиски, все рассказывал и был крайне огорчен, даже плакал… Нет, что я несу? Он убивался и рыдал у меня на груди, как ребенок, потерявший мать, как мужчина, потерявший любимую женщину, как любовник…
Я содрогнулась, пытаясь отогнать такие мысли, но ничего не помогало. Меня словно магнитом тянула в их дом, чтобы побыть там одной, может я что пойму? Артем помнил, что у меня были ключи, но его точно не могло быть дома в это время, он снова пошел на работу и не пропускал уже не единого рабочего дня. Я знала это и поэтому пошла спокойно.
Войдя в квартиру, я не заметила ничего странного. Все так же, как и в то время, когда она жила здесь. Да и что могло измениться? Артем был чистюлей, и сейчас в отсутствии подруги в доме было чисто и прибрано. Вот даже чересчур прибрано, помню, Киру это всегда немного забавляло, и она в шутку называла его занудой. Я медленно, шаг за шагом прошлась по квартире, стараясь аккуратно касаться вещей и не передвигать ничего, чтобы он не заметил, что я в его отсутствие рылась в них. А если и трогала, то обязательно возвращала в прежнее положение. Я даже не знала, что искала, меня просто привело какое-то внутреннее чутье и не факт, что оно не было ошибочным.
И вот, намотав круги, обойдя в который раз комнаты, кухню, даже зачем-то заглянув в ванную и туалет, я вновь возвратилась в его спальню. Здесь он любил проводить время за чтением книг и компьютером. Села на краешек постели, посидела, сложа руки, тупо уставившись в стену. Что я могла найти? Что искала?
— Пожалуйста, Господи, подскажи…
Взгляд упал на письменный стол, на котором лежали тетради, книги, диски, стоял ноут… Я подошла к столу и внимательно осмотрела каждую деталь, взяла в руки каждую тетрадь, будто на страницах, испещренных лекциями, я могла увидеть ответы. А затем я открыла шуфлядки стола и покопалась в них. Под парочкой учебников я обнаружила еще одну тетрадь и открыла, ни на что не надеясь. Я сразу узнала почерк Киры. Это были записи, похожие на те, которые пишут в личный дневник. Там так и стояло:
«Никогда не вела дневников… пыталась и бросала… не умею я это делать, или усидчивости не хватало. Да и зачем? Но вот я решилась. Мне надо было хоть куда-то это сказать. Пусть в стол. Пусть на эти страницы…»
Я тут же поняла, что вот оно. Вот здесь будет хоть какая-то разгадка ее состояния в последние недели и, возможно, исчезновения. Она пропала, и все здесь, на страницах дневника. Чувствуя, как сердце забилось быстрее, я перевернула страницу.
Почерк у Киры был всегда размашистый, не очень аккуратный, нервный, буквы часто плясали. По мере прочтения я понимала, что состояние ее ухудшалось и это отражалось на почерке, иногда на одной странице вмещалось всего пара-тройка предложений, которые обрывались, мысли зачастую не были закончены.
«На мальчика я не могла нарадоваться, он оказался чудо ребенком! В глубине души я понимала, что всегда хотела именно такого сына, ведь я не могла иметь детей, и Бог дал мне его, но какой ценой… Все шло прекрасно, он рос заботливыми, добрым, помогал по хозяйству, неплохо учился, только… со временем я стала замечать, что что-то изменилось. Артем был нелюдим, даже затворником, любил сидеть со мной, когда я возвращалась домой, проводить в моей компании вечера, смотря телевизор и разговаривая на разные темы. Он был начитан, и мне это нравилось, хотя и немного расстраивало то, что его мир был сужен до мира только книг, фильмов и меня. Я хотела, так как искренно любила его, чтобы он больше общался с другими людьми тоже, нашел друзей, девушку… Пора, он уже не был маленьким мальчиком, но… Он упорно выбирал только мое общество. Вначале я на это не обращала внимания, но время шло и… я говорила, что что-то менялось, так вот… когда он стал старше, я заметила…»
Дальше на бумаге шли резкие линии, словно Кира непроизвольно черкала по ней ручкой, сильно надавливая, это точно было написано в сильном стрессе и за каких-то пару дней, может неделю, а не за долгий промежуток времени. Что-то случилось и она выплеснула это сюда, ни сказав ни единому живому человеку.
«… как он изменился. Его взгляд изменился, так смотрят на женщину, которую… хотят… я не сошла с ума, он становился взрослым парнем, мужчиной, я совершенно не знала о его предпочтениях, о его девушках, с кем он и что, но ловила на себе эти странные, пристальные взгляды. Он стал обращаться ко мне только по имени, целовать в щечку, дотрагивался до меня словно невзначай и я… Господи, я не знала, как себя вести и что делать. Он ни слова мне не говорил насчет всего этого, не лез ко мне — о, нет! Он был и прежним Артемом, которого я искренно любила, и в тоже время нет. Я стала испытывать смутную тревогу рядом с ним, и она не проходила. Я заменила ему мать, но никогда не просила и не требовала, чтобы он так меня называл. Я даже не считала по большому счету себя ею, скорее любящей женщиной, что присматривала за ним вместе с мужем. Мы вырастили его, помогли ему. Он не был мне родным сыном, но от этого было не легче. Мне иной раз нравились мужчины намного моложе меня, но ни о какой связи с сыном покойной сестры мужа не могло быть и речи! Я видела его еще совсем крохой, а потом…»
На этих строках я поняла, что похолодела, даже не читая дальше. Неужели он ее…
«… потом я случайно обнаружила порнушку в его комнате… черт, нет. Не так. Я специально рылась в его комнате…»
Я дернулась и невольно осмотрелась. Я тоже рылась в его комнате.
«Я даже не знала, что искала… возможно какие-то знаки, или их отсутствие… надеялась увидеть его совместное фото с девушкой, например, но побоялась рыться в ноуте, да и скорее всего, он был под надежным паролем. Повинуясь внутреннему чутью, я подняла матрас и увидела журналы, обычные порно журналы, хотя думала, сейчас их парни уже не смотрят, как раньше, ведь намного больше можно найти на просторах интернета, а там… то, что я увидела, повергло меня в шок. Я тут же почувствовала себя героиней фильма про маньяков, не меньше…
