На мгновенье мелькнула мысль: если изнутри воздуху никак никуда, то и снаружи меня ничем не проймёшь, воздух только проверяет. Наверное, так чувствовали себя средневековые рыцари в надёжных доспехах. Или жучки в хитиновом панцире. Надёжно, безопасно… но дышать всё-таки надо!

     Скорее выдыхаю и снова вдыхаю… пытаюсь. Немножко приноравливаюсь к мелкому дыханию, непривычно, но дышу-дышу-дышу. Да, только так и можно. Только так и даёт мой корсет жить и дышать.

     Кира улыбается. Она-то всё это знает, через всё это проходила.

     Вдруг чую — уставать стали грудные мышцы, сбился их обычный ритм, не успевают восстанавливать силы. Надо мышцам отходить. Паузы стали возникать между выдохом и вдохом, мимо моей воли. Через силы приходится вдыхать… ну, то есть сквозь всё возрастающую силу.

     Мелькает детское воспоминание: набегалась на улице, в дом вбежала, еле разделась и бух на постель. Уже в сон клонит, устала. Но тут мама меня теребит: одежду сложи, игрушки убери, да и поужинать придётся. А я так размякла, так мне не хочется вставать… Иной раз прямо расплачешься, а не то буркнешь мамочке плохое слово, только чтоб отстала. Потом прощения просить приходится. Но и мама могла бы понять моё состояние, она же взрослая.

     Или воспоминание попозже. Приду с дискотеки поздно, бух в постель. И тоже мама теребит, вставай, мол. Оказывается, уже утро. Блин! Не выспалась. Ох, как же медленно и через силу я встаю! Но против утра не поспоришь, в школу надо же идти.

     Вот так и я теперь, как "мама" своих грудных мышц, растормашиваю их и заставляю что-то делать. Да не что-то, а то, что мне жизненно нужно! Ну, давайте же!

     Не знаю, сколько времени заняли воспоминания, но уже нехорошо мне, не пора ли освободиться?

     Тут Кира подходит, берёт меня сзади за локотки и говорит:

     — Не думай о дыхании, пусть тело само о себе заботится, прочувствуй, как упакована, вторая кожа ведь у тебя, и формы все подчёркнуты. Представь, что на тебя смотрят восхищённые парни. На тело смотрят, на совершенное, но не обнажённое. Поняла? Ощути радость бытия.

     И рада бы я дыхание "отпустить", да не получается. Облегание я, правда, постаралась прощутить целиком. Хорошо меня облегает, плотно. Как куколка бабочкина в коконе. И тут у меня в голове темнеть стало, как бывает иногда, когда быстро встаёшь. Закружилась у меня голова, да не просто закружилась, а так, что страх подступил. Вот вроде отпустило. Но вот опять… И так, знаете, тёмные промежутки стали усиливаться вплоть до полной черноты. И расширяться во времени, мысли куда-то из головы делись — наверно, чтоб кислород лишний не потреблять. И вдруг всё вокруг стало пульсировать, как на дискотеке: ярко-темно, ярче-темнее, и будто крутится всё. Кира, смотрю, движется скачками. Эх, да я же сознание на миг теряю!

     Один, только один выход у меня — свалиться, пусть меня распакуют. И тут ноги сами стали в коленках подкашиваться, непроизвольно. Будто косточки мои быстро так размягчились и теперь я как варёная макаронина. Тогда я стала пытаться на ногах устоять и приказывать себе: "Стоять! Стоя-ать!" Страх стала стряхивать с себя, предвкушать погружение в глубокий сладкий сон.

     Немного продержалась, вы знаете, даже дышать почти перестала, так утомилась вся грудь. И вот ухожу… да что там — уволакивает меня в тёмный промежуток с мыслью — всё! А вышла из него только на кровати, нагой (спасибо Кире!) и свободной. Раньше я говорила — свобода, свобода, а что это такое — только сейчас вот поняла.

     Теперь мы с Кирой ещё и сёстры по ощущению новорожденности.

     В общем, поторопила я фотографа, и отснял он выпуклости моей подруженьки в рекордно короткое время. А я руки ей назад отведу, чтобы бюст вперёд подался, быстро отойду, щелчок затвора, руки бессильно падают. И ноги я Кире расставляла, чтобы в такой позе могучую попку сняли, когда средний шов прямо-таки врезается в пах. И другие позы она еле-еле с моей помощью принимала.

     Напоследок бросила взгляд: сидит водолазка на девке, как влитая, груди большущими грибами нависают, никаких кантов не видно. Джинсы вообще скафандром жёстким низ заковывают.

     Быстро раздеваю я подругу, лишь кончается съёмка. Застёжка лифчика так щелкнула — как тетива лука, а ремень джинсов чуть не вылетел из гнёзд, лишь удалось выпростать язычок из дырочки. И как же шумно вздохнула освобождённая — будто крик крикнула. Задышала глубоко-глубоко, порозовела, отошла, в общем.

     Дальше полагалось снять бюст в лёгкой, но глухой маечке. Снова напялила Кира тугой лифчик, но снизу надела я ей юбочку, живот хоть и обтягивающую, но позволяющую этим животиком дышать. И съёмка прошла легче, Кира сама всё делала. Но позы мои копировала, то есть те, что я ей до этого придавала. Мне не жалко.

     Ещё вариант — с жакетом. С тем же, что раньше был и её на Зайца из "Ну, погоди!" похожей делал. Но тогда верхушки грудей жакетом покрывались и слегка прижимались, сейчас же эти чудовищные выпячивания не прижали, и они раздвигали декольте жакета, лезли через края, низами своими прямо-таки ложились на вырез, держал он их на весу — чуть выше, чем без жакета. А сам жакет плотно прилегал к остальной, плоской части грудной клетки.

     Из сумки выныривает демисезонная девичья курточка, такая, знаете, мутно-серебристая, накидывается на плечи, вжикает "молния", и перёд Киры становится до ужаса плоским-плоским. Но уже бродят под болоньей силы, стремящиеся вырвать бюст из-под жмущего, или хотя бы распластать его в тесноте поудобнее, чтобы не так сильно жало. Глеб включает софиты, наводит их, и колоритные тени выписывают динамику единоборства плоти и одёжи. Вижу, как подружка укрощает свои руки, так и тянущиеся "утрясти" бюст, нет, утрясаться он должен сам, давая эффектные кадры. Судя по надписи на спине, шили такие куртки для юных плоскогрудых гимнасток, но Кира спиной не поворачивается, снимается спереди, всячески подчёркивая "подковёрное" елозение и напряг материи, угнетающей её красоту. Даже шуршание изнутри слышно. Скорее, скорее снимай, что-то сейчас лопнет!

     Ф-фух, слетает жмущая курточка, да и тугой лифчик отработал своё. Инквизиторская пытка, представляю себе Кирино состояние. Кстати, дома я ей рубцы лечила. А пока договорились с фотографом о передыхе, он ушёл курить.

     Натурщица отдыхает, а я ищу следующую одежду. Сейчас организуем прокантовывание лямок и выпячивание сосков. Пожалуй, лучше начать с последнего, дать груди отдохнуть. Подаю ей мини-юбочку, маечка идёт на босу грудь. Одергивая, оглаживаю, глажу около сосков, устраиваю пикантный рельеф: я — одну грудь, хозяйка — другую. На подоконнике стоит стакан с водой, потом мы вершинки смочим, отснимут и просвечивание.

     У Киры вид весёлый, она в своём амплуа. Возвращается Глеб, наполняя комнату табачным перегаром. Снимает Киру сухую и Киру мокрогрудую, улыбается.

     Теперь — в бюстгальтере. Подаю ей такой экземпляр, с очень толстыми лямками, а застёжка вообще толщиной с ладонь. Поверх идёт очень тонкая маечка. Всё видно, как на ладони. Снято. Кира надевает по очереди всё, что запасено для верха, и каждый раз непокорный лифчик кажет себя изнутри. Вот это канты! Одежда смотрится лёгкой драпировкой к этому Царь-лифчику, неважной деталью.