Ведь какие-то десять минут назад она почти спокойно сидела на скамье в крутоярусной аудитории и старалась не смотреть в ряд ниже, где вся извертелась лёгкого поведения девица. Самое главное, что джинсики на ней были не просто низкие — нижайшие, как почтение ректору, а спинки скамеек не сплошные, сверху вниз проглядывался не просто верх попки, а вся попка вплоть до расщелинки — и без следов присутствия трусов. Впечатление такое, что открыла перед тобой девушка самое интимное, нежное, поёкивающее. А поскольку анальный интим — ни для кого не секрет, впечатление неприличного приглашения ещё более усугублялось.
Ева почему старалась не смотреть — попка у неё, в принципе, такая же, и развязная девица, разнагишившись в этом месте, выдала не только свою тайну, но и всех своих однокурсниц… да чего там, всех девушек мира. Конечно, кое-кто из них (многие, вообще-то) с парнями уже встречались накоротке. Но когда девушка раздевается перед одним парнем, он меньше всего думает о том, что у других тело тоже так устроено, ему вот эта вот важна, здесь и сейчас. На людях — не то. Одетые женщины похожи на женщин с закрытыми ртами, пытающихся сохранить какой-то секрет. А одна хотя бы развязала язык — и всё.
Но сейчас Ева иначе думала о тех нижайших джинсах, что чудом не сваливаются с таза, каких-то узких, мальчишеских. Ей бы такие! Прижав брючины попеременно ногами, втянув живот и извернувшись, отказавшись добровольно от чуда удержания на бёдрах, она могла бы выскочить из брюк и спустить их пониже. Да, оставались бы трусы, но их, в крайнем случае, можно было и намочить, а потом выжать или вообще снять и совершить торопливую прогулку в сухих джинсах на голое тело. Верхняя одежда сухой бы осталась — вот что главное! Да, может, и трусы бы спаслись, её бы не стали держать дольше, ибо это теряло смысл.
Хотя, не исключено, под такими джинсами трусов вообще не бывает. Тогда вообще лафа!
Но на ней — джинсы честные, высокие, до талии, пояс перехватывает тело в самом узком месте. Ни за что не спадут, и стащить непросто. Вот и плохо! В смысле — сейчас.
У Жабы тогда джинсы были посерёдке — высокие она не носила, потому что не выносила, а нижайшие не рискнула надеть, имея печальный опыт объяснения в очередях с женщинами среднего-пожилого возраста. Они, не в пример Еве, не отводят взор, а норовят отчитать пусть и незнакомую, но голопопую девицу по первое число. А к пупкам наружу вроде все уже привыкли.
Впрочем, не исключено, что Жаба спросонок взяла первую попавшуюся под руку одежду, не думая о холоде.
Как же красочно она плела о своих страданиях, своей маяте с переполнившимся мочевым пузырём! Нет, нет, не думать об этом! Особенно не думать о том, как подробно она описывала процесс сдачи, как первая капля выскочила, да как вторая струйка брызнула, да как по ногам текло и сразу же холодело. От этого самой описаться невероятным не кажется, раз Жаба выжила, со стыда не сгорела. Вспоминаю только слова Киры, только монолог подружки моей.
Припомнить уверенный тон, с которым та говорила, — уже самой уверенности набраться, успокоиться.
Жаба, наверное, искала сочувствия у Киры, как любительницы обнажения, может, и ей такое доведывалось терпеть. Но она не учла, что Евина лучшая подружка не только не боялась раздеваться — она, более того, не боялась и одеться потеплее, когда ложно понятая мода заставляет всех остальных, как дур, жить вчерашним теплом.
Хорошо бы вспомнить весь монолог, да чего там — надо было его по свежим слухам записать. Но некогда. Ещё, чего доброго, расслаблюсь, припоминая. Слова о том, что в холод надо поясницу закрывать, посерёдке просветов не делать, почки и придатки беречь, пропускаем. Когда же она заговорила о мочевом пузыре? А-а, вот когда.
— Значит, говоришь, зажималась, не знаю как? Весь живот разом напрягала, да? А позволь спросить — зачем? Ты же не газы сдерживала, которые сжимаемы, дави их со всех сторон и держи. Моча, как жидкость, несжимаема! Хоть ты лопни, а объём не уменьшишь. Только силы терять будешь, изнемогать. Чего? Нет, сфинктер нужно зажать, конечно, я не говорю. Но весь-то живот зачем? Чтобы моче некуда было идти, что ли? А ты знаешь, какое давление надо приложить, чтобы остановить поток? Это же — ОСМОС! Почки скорее лопнут. Нет, ты животик сверху расслабь, распусти, освободи местечко, куда пузырику расширяться. Трудно? Я и не говорю, что легко, тренироваться надо было. Но уж если припекло, учись с ходу. Пузырики у всех у нас безразмерные, если волю дать, то и до пупка могут подняться, вспучиться, и на несколько пальцев выше даже. Только мало кто умеет волю им давать. Джинсы на тебе были низкие, значит, затянуты на тазу, животе туже некуда, чтобы не спали. И так туго, а ты ещё весь живот напрягала! Нет, ты пригласи свой пузырик вверх расти, только бы ему выбраться за пояс, а тут голая кожа, ничем не стеснённая, и мышцы расслаблены. Вот где раздолье-то ему! Представь мысленно гриб на тонкой ножке и с большой шляпкой, так и расти свой мочевик. А сфинктер зажимай, зажимай, это надо.
Ну и что, что видно? На тебе куртка что, короткая была? Ну, ты и даёшь! Но даже так — толстенькая девушка, может, беременная даже. Кстати, о беременности. Если матка может раздать живот не знай как, то что мочевому пузырю мешает? Подумала бы об этом. А если и догадается кто — что, мокрой сподручнее в очереди стоять? Клитор не высунулся — и ладно.
Пускай, пускай "гриб" в животик!
Ой, это она Жабе говорит, или ей, Еве? Вспоминала-вспоминала, да с разгону стала и фантазировать. Но это хорошо. Вот только исполнить трудно, трудней даже, чем Жабе. Джинсы-то у неё выше, из-под пояса пузырь не высунется. Но лишние мышцы расслабить надо, силы сохранить.
Ева, сжавшись снизу, стала добиваться того, чтобы джинсы лучше чувствовались остальной площадью живота, направляла растущее вздутие вверх, распределяла поровнее. Пыталась так расслабить, что может, чтобы передок джинсов как бы "стал" внешней стенкой пузыря, а настоящая стенка пропала ощущением. Училась в процессе дела. Немного, но помогло.
Главное, ушло чувство, что от тебя ничего не зависит. Кое-чем можешь телу помочь. А выкручусь — надо тренироваться, не ждать, пока допечёт. И возьми меня тогда голыми руками! Та-акой объём допущу…
И вдруг промелькнуло ещё одно воспоминание, напрямую с туалетом не связанное, но — в русле форм и объёмов.
Это случилось, если она не ошибается, в первые выходные их первого учебного года. Посмотрев, в чём ходят их однокурсницы, подружки решили купить себе "городскую" одежду. Зашли в уценочный магазин "Полторась-хэнд", долго перебирали плечики с одеждой. От широты выбора кружилась голова.
И вот Ева, вроде, нашла себе подходящее, во всяком случае, рассматривала дольше обычного. Белая плотная водолазка из глянцевитой материи, достаточно длинная, в пояс как раз заправить. Размер маленький, как раз её. И цена умеренная (наверно, уценили, как не открывающую пупок, а обрезать снизу нынешние безрукие девицы фиг догадаются или смогут!).
Подозванная на совет Кира забраковала находку.
— Всё хорошо, согласна, кроме одного, — твёрдо сказала она, распрямляя изделие по ширине. — Перёд, смотри, плоский, формы наши женские здесь не учтены. Это ничего, будь материя поэластичней, но здесь-то она как раз не такая. Значит, лифчику придётся распирать водолазку, отвоёвывать место для своих "подопечных". Отвоюет, да, если жёсткий, но смотреться будет не ахти. Если формы и объёмы не предусмотрены с самого начала, не устроены в одежде дружественно, то в отвоёванном, отпёртом пространстве будут выглядеть чужеродно. Представь девушку, идущую под руку с парнем, но смотрящую в сторону с отвращением на лице. Очень некрасиво обтянутся груди, смотреться будут, ровно приставленные, острые чересчур, негармоничные. Лучше поищи рубашечку пусть из материи совсем не тянущейся, но со всеми вытачками, втачками, клинышками, чтобы весь рельеф девичьего тела повторялся, предусматривался. Вот увидишь, как классно на тебя сядет!
