Изящные ручка и ножка перенеслись через рейку, утвердились на каком-то бархатном полу. Фу, да это пыль! Делать нечего, взялась за гуж… Вдвигаемся в темноту, боком, боком. Теперь вторую руку, вытягиваем ногу и переносим её над планкой. Ой, стукнулась! Боль ожгла ногти, чёрт побрал бы эти открытые вьетнамки! Ещё раз, осторожнее. Фу, пыль забивает ноздри, дальше, дальше голову от пола! Но полегче, не стукнуться затылком о столешницу, о края ящиков. Ага, вот тут можно поднять чуток голову. Вот уже стою на четвереньках, руки утопают в пыли по запястья, но не видно со свету ни фига.
Так, пошарим ногой, что ближе к передней доске. Может, зацеплю искомое? Нет, только пыль плотнее обступила нос. Ап-чхи! Вроде, тихо вышло, но разлетелась пыль, уже глаза порошит. Поморгаем, прогоним слезу. А теперь…
Резко прозвенел звонок. Ева инстинктивно дёрнулась вперёд, чуть не стукнувшись затылком о дерево. Может, чёрт с ним, вылезти? Но тут же почувствовала, что её что-то держит.
Конечно, под старый стол лезут только на свой страх и риск. Коварно высовывающиеся гвозди, шурупы, отходящие планки, занозистая шершавость всего и вся — в общем, полутьма полна неожиданностей. И вот одна из таких нежданок Еву и прихватила где-то близ пояса.
Она скривилась от боли, машинально поводила поясницей и нашла безболезненное положение. Подвигалась от него туда-сюда — нет, что-то держит сзади за пояс юбки. А ведь там застёжка! Не хватало только… Придётся осторожно отцепляться. А звонок-то уже был. Мало того, шум после этого резко возрос и так же резко схлынул, сели, видно, все, и подозрительная тишина стоит.
Девушка осторожно завела правую руку назад и стала нашаривать гвоздь или что там её зацепило. И уже довела ладонь до нужного места, но тут в палец вонзилась заноза! Неловким, резким вышло движение вдоль нижнего края столешницы. Ойкнув, Ева быстро убрала руку и сунула палец в рот, чуть не заработав ещё пару заноз.
Левая рука, которая продолжала опираться об пол, чуть согнулась, пояс что-то сжало и что-то слегка затрещало. Ой-ой-ой, только бы не "молния"!
Тут раздался звук, которому не подберёшь описания, — звук одновременного вставания целой аудитории. И тишина. Ага, шаги. В аудиторию вошёл преподаватель.
Ева замерла, в животе тревожно ёкнуло. Такого оборота она не ожидала. Придётся с позором вылезать. Но сначала отцепиться.
— Здравствуйте, товарищи! — донёсся извне густой бас. — Прошу садиться. — Грохот посадки. И снова шаги.
Да, делать нечего. Наша героиня переступила коленками вперёд, чтобы было поустойчивей без рук, затылок уперла в столешницу, напряглась всем телом. Закинула обе руки назад и, не страшась заноз, стала нашаривать гвоздь, на который наскочил замочек её застёжки.
И вдруг замерла в предчувствии чего-то нехорошего. Шаги подтопали поближе, и тот же голос сурово спросил:
— Зачем выдвинули? Что взяли?
Ева чисто инстинктивно пригнула голову, увидев ноги в брюках. Еле успела. Два ящика с грохотом задвинулись. Что-то буквально пропахало спину и поясницу жертвы, но прежде боли она почуяла, что голову-то ей не размозжило. Через секунду прошёл испуг и засаднило спину с попой.
Потом уже выяснилось, что ото дна ящика отошла целая полоса пластика. Она бороздила пространство под столом туда-сюда и никому не мешала, пока ей никто не мешал. Сейчас же чёртова "сабля" протаранила зад лифчика, сметя начисто застёжку и оторвав прозрачные пластиковые бретельки (их крепление так ненадёжно, девушки!). Ободрала кожу и прошла между ней и лямками маечки, на которых и повисло горящее болью девичье тело.
А что с низом? Там просвистел край второго ящика и прямо-таки распилил весь пояс вместе с застёжкой. Вам приходилось когда-нибудь быстро проводить пальцем по боку стопки сложенных листов? Высунувшийся край листка может рассечь кожу не хуже безопасной бритвы. А уж грань деревянного ящика, отточенная многократными открываниями-закрываниями, пострашнее будет.
Ева закусила губу и еле сдержалась, чтобы не закричать, не застонать. Глаза, еле начавшие привыкать к темноте, ослепили слёзы. Только переборов боль и чуток отойдя, она поняла, как залетела. Рваный лифчик свалился, майку пришпилило, юбочка ещё держится, но ничем не закреплена, вот-вот поползёт. Трусики, вроде, сидят, да не пострадали ещё туфельки, от целости которых сейчас, кстати, ноль проку.
Так, что же делать? Сначала — освободить майку, вытянуть из-под неё остатки лифчика — и так сойдёт. Груди-то не ахти, а сейчас их ещё и плющить стало на весу. Потом посмотреть, что с юбкой. Может, из рваного лифчика сделать типа пояска, затянуться, дождаться, когда лектор выйдет вперёд стола и тогда уже вылезать. Объясниться по обстановке. Недурной планчик. Только бы никто не помешал, и не чихнуть.
За всеми этими передрягами Ева как-то не заметила, что глаза её мало-помалу привыкли к полутьме, слёзы с них сошли. Все напасти свалились на бедную девочку сзади, туда и обращалось её внимание. Сейчас ей предстояла операция на ощупь. Руки потянулись назад…
Это очень обидно было сознавать мобильнику, отдыхавшему среди пушистой пыли. Раз глаза хозяйки привыкли к темноте, должны его заметить. А если не замечают, если хозяйка вся ушла в свои заботы, надо как-то поправить положение. Броситься, скажем, в глаза. Заряженный энергией аппарат это умел. Даже сделал это своей профессией.
Темноту внезапно прорезал яркий всполох — предвестник звонка. Еву будто встряхнуло. Сейчас грянет неприличная мелодия, и её, полуодетую, с позором и пылью извлекут из-под стола. Юбка-то ещё того! И девушка, не сознавая, что делает, отчаянно рванулась вперёд.
Пальцы быстро нажали на знакомую кнопку, но мигом раньше раздался треск и девичьи ключицы освободились от всего, что через них ещё перекидывалось. Тело рыбкой прошло сквозь собственную, слабо держащуюся одежду. Маечка сбилась в ком где-то на поясе, юбка — в коленях.
Мгновенно оголившаяся Ева лежала на животе, затаив дыхание, и слушала.
— У кого это? — раздалось лекторское ворчание. — У кого, спрашиваю, начало звонить? Кто о мебель ботает, обивку рвёт? А?!
В ответ забубнило. Кажется, голос Киры. Молодец, подружка, пришла-таки на помощь.
— Последний раз прощаю, — сказал Аристарх Афанасьевич. — А ну-ка, все отключили быстренько свои сотовые!
Фу, пронесло! Но пронесло не только лихо. Ева ощутила, что трусики-то у неё влажны. Верно, резким был рывок вперёд, жёстким приземление живота, верно, страху она натерпелась за это время, да и дома, чего греха таить, два стакана чая выдула.
Но это неприятность вторая, а во-первых ей очень хочется чихнуть.
Пахло не так скверно, как она ожидала. Да и вкус на губах был не то чтобы очень противен. Странно, она и не знала, как пахнет свежая, прежде времени выскочившая из тела моча. Обычно ею страшно воняло в туалетах — перестоявшейся, прокисшей, намешанной. Фу, да и только!
