– Типун тебе на язык, – засмеялся Игорёк, – теперь надо думать только хорошее. Иначе далеко не уедем.

Беря махал рукой проезжавшему огромному, как танкер, автобусу с молодыми спортсменками на борту:

– Девчонки! У нас одна дорога! Мы в одной лодке! Я люблю вас!

Спортсменки смеялись и махали в ответ. Я подлил в пуэр по немного вина.

– За удачное плавание!

– За семь футов под килем! – поддержал Игорёк.

Мы с чувством чокнулись.

– Ну что, по местам, – предложил я. – Или может есть вопросы?

– У матросов нет вопросов, – сообщил довольный Беря.

Гм, у матросов нет вопросов, каждый сам себе вопрос. Хотя один вопрос на всех найдется: где же завтра придется проснуться – на суше, на море или на его дне.

1

Глядеть на солнце было приятно, оно задумчиво сидело на верхушке горы. Мы расположились на гребне поменьше и смотрели то на солнце, то на темнеющую внизу землю, похожую на океан. Тени от гор накатывали в ущелье точно прилив.

Внизу стоял наш УАЗ. Там же сновали фигурки археологов, искавших столицу тюрков. Археологи казались матросами, не успевшими откапать свой сакральный корабль, и я с сожалением думал об их неудаче как о собственной.

– Эге-ге-гей! – донесся оттуда еле слышный крик Лёньки Голодного, мокрый блестящий он выбирался из горной речки.

Поджарой фигурой Голодный походил на короля хариусов, выскочившего из воды показать на что он способен.

– Эге-ге-гей! – прокричал я в ответ.

– Вон там находится известное Яломанское городище, – рассказывал Игорёк, указывая на археологов. – Слева от тракта стояла крепость, контролировавшая дорогу. Видишь на склоне горы справа большую как бы выложенную из камня букву Z? Это остатки древнего торгового пути. Конечно, не Великого Шелкового, но тоже когда-то довольно оживленного. Поселение, раскинувшееся здесь в те времена, поднималось вверх по реке на несколько километров.

– Может на пляж сходим, – предложил я.

Солнце так пропитало воздух, что его можно было класть на язык как патоку. И слова в нем вязли как мухи.

– Кладбище древних тюрков было найдено за деревней, – увлеченно вещал Игорек. – А до первого тюркского каганата, образовавшегося в шестом веке, здесь хозяйничали скифы…

– Игорёк, пока солнце не закатилось, пойдем купаться, – не отставал я.

Игорёк опустил руку, служившую указкой, и скорчил печально-страдальческую мину, давая понять, что безнадежно опередил в развитии всю нашу команду.

– История загоняет людей в землю, это навевает тоску, – вырвалось у меня.

Игорёк завел глаза к небу на такую глупость. Он любил историю, он любил разные науки, он вообще не понимал, как люди могут быть такими пустоголовыми.

Мы спустились в ущелье, прошли мимо Яломанского городища, мимо группы туристов, озиравшихся по сторонам, словно им чудились призраки тюрков. Мимо сгрудившихся у тракта рыжих жующих коров, выглядевших как одуревшие от однообразной жизни домохозяйки. И вышли на песчаный берег. Катунь здесь убегала вольно, широко и стремительно между задумавшихся над своей неподвижностью гор.

2

Честнее чем река – дороги нет. По течению она свободна от тупиков, она наполняется и стремится к морю, где есть всё. Морская душа знает правду – жизнь на суше вообще не жизнь. Когда-то из чувства превосходства жизнь двинулась с моря на землю, которая в отличие от воды менее податлива и чувствительна. Теперь эта жизнь зашла в тупик.

В устье Большого Яломана, нашедшего Катунь в живописном точно для подарочной открытки месте под Чуйским трактом, жизнь пока еще крепко держалась за живую воду горных рек. Солнце почти закатилось за хребет и люди покидали пляж. Мы разделись до гола и залезли в Катунь. Вода была ледяная, но после первых нырков казалось, что купаешься в огне. Животом чувствовалось, как пламя сжигает мусор, накопившийся внутри.

– На прошлой неделе здесь один чудик чуть не утонул, – сообщил подошедший Голодный. – Спьяну храбро занырнул метра на четыре, его сразу течением и подхватило. Хорошо повезло герою, да и силенок хватило, смог кое-как выгрести к устью Яломана. Вынесло вон к тому мыску. Прозвище у него забавное… то ли Кочегар, то ли Пивовар…

– Кому суждено сгореть, тот не утонет, – крикнул Игорек, разворачиваясь к берегу. – А, кстати, где Беря? Что-то его с обеда не видно.

– На островке с томскими буддистами, – указал Голодный в сторону Большого Яломана, где короткий и узкий рукава реки огибали подобие острова. – Они там уже неделю стоят, а сегодня поехали за продуктами в Иню и нашли «Капитана Моргана» по смешной цене. Только вернулись с добычей, как Беря лошадку им привел, он с утра её взял покататься у Байкала.

– Как это у Байкала? – перестав плескаться, удивился Игорек.

– Байкалом зовут алтайца. Местный.

– А почему Байкал?

– Родители так назвали. Я в Акташе знаю алтайку, она вообще по паспорту Сайра. Её отцу понравилось название на банке вкусной консервы.

– Бред какой-то! – засмеялся Игорек и окунулся с головой.

– Томские оценили цыганские способности Бери. Потчуют его так, словно открывают курсы конокрадов, – продолжал Голодный. – Я сейчас шел сюда, видел, как Беря приплясывал вокруг молоденьких буддисток и кричал «Рома, ни ссы, рома».

– Рома исы рома, цыгане есть цыгане, – сказал Игорёк.

– И откуда ты всё знаешь? – удивился я.

– Просто я ничего не забываю.

Мы выбрались на берег. По телу пробегали приятные судороги, точно органы внутри всполошились и занимали надлежащие места.

– Так по чем ром то? – спросил я.

– По четыреста рублей за литр, но было всего три бутылки.

– Н-да, жаль не успели…

Голодный пожал плечами.

– Лёня, а куда здесь можно поехать, чтобы увидеть сразу много интересного? – спросил Игорёк.

– Да, куда? – поддержал я.

– Поехали на Эл-Ойын, – сразу предложил Голодный.

– На куда?

– Алтайский народный праздник Эл-Ойын, его раз в два года проводят. Вот на эти выходные как раз будет. Со всех районов съедутся.

– А почему так называется?

– Эл означает народ, ойын – праздник. Всё просто, народный праздник. И Яломан вовсе не Яломан, а Эл-Аман, – Голодный любовно окинул взглядом окрестности, – то есть здравый народ. Ясно?

– Ясно, – кивнул я. – А мы что будем делать на этом народном празднике? Туда, наверное, одни аборигены съедутся. Они скальпы не потянутся снимать с бледнолицых?

Пытаясь запрыгнуть в джинсы, я чуть не упал, когда Голодный крикнул:

– Мойло ко мне!

Из-за кустов выбежал пёс, похожий на добродушного лохматого волка. Он обнюхал каждого и, высунув язык, улегся рядом с хозяином, давая понять, что чертовски рад и будет охранять наши скальпы.

– Насколько я знаю, как таковых алтайцев нет, – сказал Игорёк. – Есть остатки разных племен: теленгиты, майманы, кумандинцы и еще, не похожие друг на друга от строения черепа до обычаев и нравов. Через эти земли тысячелетиями шли и шли людские потоки, столько их смешалось… Но их объединяет одна древняя кровь матери-волчицы.

– Какой еще волчицы?

– Прародительницы тюрков.

– И ты в это веришь? – заинтересовался Голодный.

Игорёк неопределенно пожал плечами.

– А мне известно, что их объединяет любовь к огненной воде, – гнул я своё, – сколько еще через это дело крови смешается?

– Отличный шанс славно провести время, – сказал Голодный, почесывая Мойло за ухом.

– А когда?

– Завтра с утра начнется заезд на праздничную поляну. Там вам и будет, как по заказу, много интересного в одном месте.

– А что будет то?

– Ну как что… Национальные состязания, развлечения всякие…

– Какие?

– Будут выяснять, кто больше камень поднимет, кто лучше по кедру лазает и плеткой машет. Обычаи всякие покажут, театрализованное представление из жизни тюрков, а под конец салют забабахают. Наверняка грандиозный. В этом году праздник юбилейный, двести пятьдесят лет объединению Алтая и России. Говорят, денег на салют не пожалели.