Что, если текст это опровергает?

Впрочем, если и опровергает, какая разница? Это же древнее предание, миф, а не сухие исторические факты. На самом деле всего этого никогда не происходило – по крайней мере, именно так, как сказано на табличках. Однако в любом древнем предании могут обнаружиться зерна истины, а если и нет, люди все равно примут написанное за правду. И что же тогда? Начнутся споры, не позволить ли драконианам вместо Аггада и Ахии «вернуться» в Выштрану с Ташалом (тамошний климат куда больше похож на привычный для них)? Или это послужит еще одним доводом в пользу того, что их следует оставить в Обители, и при том под контролем людей?

Но Кудшайн о том либо не задумывался, либо предпочел сохранить подобные мысли при себе.

– Да, на проделанную тобой работу я взгляну с удовольствием, – только и сказал он. – Сожалею, что лорд Гленли не позволял тебе написать обо всем этом раньше.

«Сожалею»! Это «сожалею» из уст Кудшайна равносильно «волосы на себе готов рвать» из уст любого другого. Похоже, все хладнокровие, отпущенное нам на двоих, досталось ему одному еще в скорлупе.

– Уж это точно, – согласилась я. – Я только и жду, когда ты закончишь завтракать.

Нет, я вовсе не имела в виду его торопить, но он, разумеется, счел это за призыв поспешить, почти не жуя проглотил остаток тоста, тщательно вытер руки и последовал за мною в библиотеку.

Таблички, транскрипция коих завершена, непременно нужно убрать от греха подальше. Постоянно опасаюсь, как бы горничные случайно не смахнули одной из них на пол, хотя для этого горничная должна быть на редкость неловкой. Или, скажем, вдруг адамисты в дом вломятся? Правда, прежде я о таком не задумывалась, но после происшествия на летном поле и этого начинаю бояться. Пожалуй, лишние меры предосторожности вовсе не помешали бы… но в этот момент я только радовалась тому, что таблички по-прежнему разложены на столе, так как очень хотела, чтобы Кудшайн увидел их во всей красе.

Однако Кудшайн куда воспитаннее меня. Войдя, мы обнаружили в библиотеке Кору, и вместо того, чтоб не заметить ее, пускающую слюни над табличками (в переносном, конечно же, смысле: капнуть на них слюной ни одна из нас не рискнула бы), он учтиво ей поклонился. Человеческими жестами он овладел превосходно (хотя поклон и был, скорее, похож на йеланский), и даже крылом при том ничего не задел.

– Должно быть, вы – мисс Фицартур, – сказал он, перейдя на ширландский.

– А вы, очевидно, Кудшайн, – ответила Кора. – Не вы ли накануне ночью о чем-то спорили с дядюшкой?

– Прошу прощения?

– Нет, – решила Кора. – Ваш голос заметно ниже, и акцент чувствуется, хоть и не слишком сильный. Интересно, кто бы это мог быть?

Кудшайн вопросительно взглянул на меня. Похоже, выражения моего лица не могла скрыть даже опухоль.

– Одри?

– Ты слышала, о чем они спорили? – спросила я, да так напористо, что Кора, вздрогнув, подалась назад.

– Нет, – отвечала она. – Разобрала только самый конец. Он сказал кому-то, что не желает его более здесь видеть – то есть, дядюшка не желал больше видеть здесь ночного визитера. Мне еще показалось странным, что он в первую же ночь вышвыривает долгожданного гостя за порог, но теперь все выглядит уже не так загадочно. Хотя нет, – спохватилась она после недолгих раздумий, – я ведь по-прежнему не знаю, кто еще у нас был.

– Одри? – повторил Кудшайн, не сводя глаз с меня.

Я прижала ладонь к виску, будто это могло бы унять неотвязную пульсирующую боль в голове.

– Я тоже слышала их, но о чем говорили, не поняла. А визитер… это был Аарон Морнетт.

Думаю, в таком гневе я Кудшайна еще не видала. Нет, крыльев он не расправил, ничего подобного, однако все тело его вдруг напружинилось, и тут мне сделалось ясно, отчего люди могут так бояться дракониан. В такие моменты немедленно вспоминаешь, что дракониане гораздо ближе к драконам, чем к нам… а драконы – животные хищные.

Разумеется, это вовсе не значит, что дракониане тоже хищники, ну а Кудшайн – далеко не воин… однако я ни в чем не упрекнула бы Кору, если б она с визгом бросилась наутек. Именно так на ее месте отреагировал бы почти всякий, до сего дня никогда не видевший дракониан, но вместо этого она только наморщила лоб и сказала:

– Кто такой Аарон Морнетт?

Хорошо, что она почти не знает древнедраконианского языка и совершенно не знает современного! Ответ Кудшайна был так непристоен, что с нее чешуя бы посыпалась.

– Мой заклятый враг, – ответила я. – И здесь он, думаю, объявился потому, что твой дядюшка пытался привлечь его к переводу, или сам Морнетт решил, будто у него есть шанс поработать с табличками, или… даже не знаю. Как бы там ни было, явился он сюда не с добром.

Но Кора так ничего и не поняла.

– Что значит «заклятый враг»? Что в нем дурного?

– Он не достоин уважения как ученый, – пояснила я.

О, если бы мне хватило здравого смысла послушаться гранмамá еще тогда, в восемнадцать! Сама теперь удивляюсь, как только могла купиться на его лживые речи… а впрочем, чему тут удивляться – ведь Аарон Морнетт и приливную волну уговорит повернуть вспять. Тем более, я была молода, неразумна, да еще имела неосторожность поверить, будто встретила родственную душу.

От ярости у Кудшайна гребень торчком поднялся, но сохранять спокойствие в человеческом обществе он давным-давно привык, и потому, когда раскрыл рот, голос его зазвучал абсолютно безобидно:

– Что же ты хочешь делать?

Как я могла на это ответить? Говорить, что хотела бы сделать ему так же больно, как он мне, было бы без толку: все равно не удастся, поскольку он на меня плевать хотел с самого начала. Правда, репутация у него уже не та, что прежде, и отчасти – моими стараниями, но, даже будь лорд Гленли дома, не могу же я вломиться к нему в кабинет и очернить в его глазах кого-либо на основании полночного спора, которого даже не слышала!

– Хочу выяснить, что он делал здесь, – ответила я.

– На ночь в доме он не остался, – рассудительно заговорила Кора. – Я слышала, как дядюшка вышвырнул его вон. Выходит, если он не приехал на автомобиле и не уехал на нем же посреди ночи, то должен был остановиться в Лауэр Стоук. Да, скорее всего, так и вышло. Ночной поезд из Фальчестера в Лохиалу останавливается здесь в одиннадцать двадцать одну, а, следовательно, он как раз успевал дойти сюда со станции и завершить тот разговор с дядюшкой вскоре после полуночи. Однако следующий поезд на Фальчестер отправляется только в восемь четырнадцать. Значит, сейчас он уже отбыл, но должен был где-то провести ночь, если не просидел все это время на вокзальной скамье. Я могу навести справки.

Столь рассудительное перечисление фактов помогло мне вернуться на землю – тем более, что вполне объясняло этакий поздний час.

– Сможешь? В самом деле? Планов его нам таким образом не узнать, но хоть что-нибудь да выясним!

– Конечно, – подтвердила Кора. – Но отчего бы тебе просто не спросить обо всем дядюшку, когда он вернется?

– И тем самым признаться, что подслушивала их среди ночи, – со вздохом пояснила я. – Я и над этим подумаю, просто… сама понимаешь.

Похоже, Кора так ничего и не поняла, однако направилась к двери, оставив нас с Кудшайном одних.

Шагнув ко мне, Кудшайн сомкнул на моих плечах крылья, а я в ответ обхватила его за пояс. Конечно, совсем не то, но ведь крыльев у меня нет…

– С ним нужно что-то делать, – сказала я Кудшайновым ребрам (как неудобно, что он настолько выше меня). – Не могу я жить дальше, вечно прячась от него по темным углам. Пять лет я провела в море и избегала мест, где хотела бы быть, потому что могла встретить там его.

Кудшайн сдвинул крылья самую малость плотнее, словно бы заключая меня в теплую, уютную пещерку.

– Будь самой собой, – посоветовал он. – Переведи эпос. Добейся славы, о какой ему и не мечтать. А после настанет день, и ты поймешь, что он ничего не значит – ни для тебя, ни для кого-либо другого. Вот это и будет ему лучшей местью.