Войдя в дом, первым делом стягиваю с головы платок и распускаю волосы. Больше люблю, когда они свободно падают на плечи, чем стянуты давящими лентами и веревками в хвосты или пучки. Ощущение вечной тяжести на макушку и затылок сбивает с толку, выводит из себя. Еще сильнее раздражает, когда более короткие пряди выбиваются из общего орнамента и приходится укладывать обратно. Хорошенько умывшись в раковине, набитой грязной посудой с завтрака и обеда, проверяю, вся ли краска смылась с лица.
Порой, рассматривая отражение в зеркале, не узнаю саму себя, особенно без боевой раскраски, как мысленно называю рисунки. До восемнадцати лет, когда я еще не придумала такой способ прятаться от окружающих, парни часто пытались проявлять интерес, некоторые даже обещали жениться, когда придет срок. Их не волновало мое равнодушие, а на заявления о неумении вести хозяйство махали рукой, приговаривая что-то вроде: «Ничего. Научишься.» Подобные перспективы радужными не казались, а стоило начать уродовать лицо красками, как все разбежались, кроме одного.
Никогда не понимала, почему в нашем обществе считают, что для девушки главное в жизни – это выйти замуж, и чем скорее, тем лучше? Для чего тогда сделали ограничение по возрасту? Кто-то определил рубеж, когда парень должен перестать зависеть от матери и начать жизнь самостоятельно и для этого найти себе жену, способную вести хозяйство? Пусть наймет служанку. Не видя никакой логики и не получая поддержки от близких, за исключением отца, понимавшего, откуда растут корни моего недовольства, старалась сразу вызывать негативное мнение о себе и не вписываться в стандарты общества. Так проще, даже отпадала необходимость объяснять, почему в двадцать я еще не замужем. Ведь рисовать красками на лице будет исключительно ненормальная особа, а на них никто не женится. Джефферсон, будучи близким другом брата, да и семьи в целом, понял хитрость и не купился на спектакль для остальной толпы, а жаль.
Логично спросить, зачем я зря обнадеживаю парня, если не собираюсь замуж? Может, это в какой-то мере и нечестно с моей стороны, но наши отношения играют роль щита, которым я всегда смогу закрыться, если что-то в жизни пойдет не так. Когда дети достигают совершеннолетия, родители имеют право выгнать их из дома. Отец, правда, никогда так не поступит, но подстраховаться не мешает. Да и если он перестанет быть директором школы, нас выселят. Меланома на тот момент, скорее всего, выйдет замуж. Меня к себе она точно не пустит. Скверно использовать чувства парня в роли страховочного троса, но ни на что большее пока рассчитывать не приходится.
Наш двухэтажный дом с улицы выглядит большим, но внутри крохотный. Весь первый этаж занимает кухня с обеденным столом в центре и тумбочками с плитой и раковиной по стенам. А так же маленький коридор с лестницей, ведущей одновременно в погреб, где хранились продукты и всегда стояла минусовая температура в любое время года, и наверх. Наша с сестрой комната располагалась на втором этаже слева, родительская спальня – справа, а вот Мин занял помещение на чердаке. Сама лестница довольно крутая, но Волчица запросто преодолевает это препятствие и оказывается на последней ступеньке.
Из-под двери родителей виднелся свет, а сверху раздавался топот. Часы на стене в кухне показывали половину десятого, что странно: полтора часа нашей с Джефферсоном встречи пролетели, словно одна минута. Толкнув дверь комнаты, пускаю собаку и с улыбкой наблюдаю, как она радостно вбегает, трется о свисающую с кровати руку Меланомы и запрыгивает на мое место, словно намереваясь там спать. Окинув собаку презрительным взглядом, сестра фыркает и обнюхивает ладонь. Убедившись, что та пахнет не шерстью Волчицы, успокаивается. У нее темно-русые волосы примерно до пояса, смуглая кожа и карие глаза, не совсем присущие нашей семье, но никто кроме меня не придает этому значения. Во всем остальном, даже в росте и комплекции фигуры мы похожи, оттого одежда общая, и нет никаких споров из-за нее. Но подругами нас нельзя назвать.
– Ах, Скер, ты даже не представляешь, что это такое быть влюбленной и почти замужней, – восторженно начинает сестра любимую песню, отложив потрепанную книжку в мягкой обложке на подоконник и закинув руки за голову. «Если б ты только знала правду», – эта мысль невольно вызвала улыбку на лице, но я поспешила убрать ее, пока Меланома не заметила. Главной семейной чертой у нас выступало любопытство и упрямство. Если решили что-то получить, то можем лоб расшибить ради этого.
– Тебе пока еще не сделали предложение, так что ты сама пока не знаешь, что это такое. Я бы на твоем месте была аккуратней, – недовольно пробубнила я, надеясь донести мысль до сестры. Историй об обманутых девушках, на которых обещали жениться, но в результате дело до свадьбы так и не дошло, в городе уйма, но это держат в секрете и стараются не распространяться. Маме в больнице часто приходится иметь с ними дело, и только из-за этого она в курсе и пугает нас. Самое обидное, закон никак не защищает наивных влюбленных девушек. Наоборот, наказывает ссылкой или казнью в зависимости от возраста.
– Дезер не такой, он сделает предложение, все в этом больше, чем уверены, он самый лучший на свете. Когда я смотрю на него, то прям чувствую, как мои глаза светятся счастьем, а сердце либо замирает, либо выпрыгивает из груди. От прикосновений кожа покрывается мурашками, – таких фраз Меланома могла набраться только в одном месте, и мои глаза невольно закатились от глупости их звучания. Может я на самом деле просто не пережила нечто подобное, и оттого воспринимала это скептически? Ну вот Джефферсон же мне нравится, но при виде его с сердцем и глазами ничего не происходит, а от прикосновений порой наоборот пугающая, а не приятная дрожь.
– Хватит читать любовные романы, по какому кругу ты уже пошла? – литература такого рода, не предназначенная для школьников, но пожертвованная кем-то вместе с остальной, очень быстро перекочевала под кровать к Меланоме. Время от времени я ловила ее за чтением и даже повторном перечитывании отдельных мест, вот как сейчас например. Одна из книг лежала на подоконнике, привлекая к себе внимание изображенной полуголой женщиной в объятиях такого же не очень одетого мужчины на обложке. Это увлечение – единственное, что могло бы быть у нас общего, выбери сестра более серьезную литературу.
– Это так, любимое место, а так я уже давно их не читаю, да и зачем, если я сама оказалась в одном из них? Как бы я хотела, чтобы моя сестра понимала меня, но, видимо, жизнь не может быть идеальной, и хоть в чем-то определенно будет провал,– сказав это, Меланома резко вскочила с кровати. Да так, что Волчица даже вздрогнула и подняла голову. Показав собаке язык, она подошла к двери, подпрыгивая, – пойду поищу еды. Чем ближе день рождения, тем труднее удается уснуть на пустой желудок, – дверь за сестрой хлопнула, и я не успела ей сказать, что после еды она тем более не скоро сможет заснуть. До восемнадцатого дня рождения Меланома оставалось несколько дней. Ей посчастливилось родиться в один день с четвертым сыном Императора, и теперь пожизненно на празднование выделяется определенная сумма из бюджета. Главное ограничение и ловушка в том, что потратить эти деньги можно только на развлекательные мероприятия, ресторан, например, поход в кино, но никак не на закупку продуктов или подарки. Учитывая размер семейного заработка, вместо развлечения на один день, выделяющихся денег нам хватило бы на пару месяцев безбедного существования.
Переодевшись, пока сестра гремела кастрюлями в подвале, забираюсь под одеяло так, что бы не прогнать Волчицу. Собака настолько привыкла спать в ногах, что не реагирует, когда случайно задеваю ее. Так рано ложиться необязательно, но сестре с утра на работу, а она всегда просыпается, если я остаюсь на кухне и прихожу спать посреди ночи. Вернувшись, Меланома выключает свет и забирается на соседнюю кровать. Между нами расстояние меньше полуметра, и я слышу ее ровное дыхание. В глубине души жутко хочу поделиться случившемся. Рассказать, что сестра у нее – нормальный человек и теперь у нее тоже есть жених, с которым они помолвлены. Последние два года эта тайна выглядела больше похожей на шутку или розыгрыш, но не теперь, когда Джефферсон считает, что я сказала «да».