— Что ж, здравствуй. Почти уговорив лошадь ступить на лесную тропу, я обернулась на голос, тут же почувствовав удар по голове. Острая боль на секунду затуманила разум. По виску стекла теплая капля, срываясь и оседая на одежде ярким пятном.

— Я учусь на своих ошибках, — Скат тронул поводья и направился ко мне. Веки тяжелели. Я не могла двинуть ногой, послав Чернавку галопом в сторону дома. Лошадка как будто и сама замерла, ожидая, что же будет дальше и, возможно, надеясь, что ее избавят от участи идти по лесной дороге. Скат не замедлил исполнить ее желание. Запрокинув мою голову назад, он влил изумрудного цвета жидкость мне в рот, не отпуская, пока не убедился, что выпито все до капли. Горькая и отвратительная на вкус, запахом похожая на болотную тину жидкость растекалась по горлу.

— Видишь, как хорошо идти по-хорошему? — улыбнулся слуга Королевы, беря поводья Чернавки в руки и закрепляя их на луке своего седла. Но я уже ничего не видела.

Вокруг снова был огонь — всепожирающий и готовый в любой момент поглотить свою жертву. Кожа черных сапог плавилась от жара, подступающеговсе ближе, наполняя тело адским пламенем, сжигая одежду и подбираясь к самому сердцу, готовому остановиться в любую секунду. Кричать от боли не получалось, но внутри все сжалось от страха настолько, что даже вырвись из горлахоть один звук, он стал бы последним. Кулон на шее нагрелся, грозясь прожечь на коже свой отпечаток.

Я проснулась. Если во сне кричать по какой-то причине не получалось, то сейчас округа с удовольствием узнала о моем внезапном пробуждении. Заставив себя замолчать, дождавшись, пока сердцебиение вернется в норму, я огляделась. Вокруг была сырая темница. Не столь уютная, как мне довелось посетить в гостях у принца Лансела. Из угла по стене стекала тонкая струйка воды, в конце обрываясь и громко капая в набежавшую лужицу, а на полу не хватало разве что человеческих костей и черепушек, ведь крысиные останки здесь имелись в избытке. Я лежала на каменной полке, водруженной на деревянные ножки, а подушкой мне служила отсыревшая и подгнившая солома, скорее всего пережившая не одного заключенного, что имели честь сюда попасть.

Волосы слиплись от зеленой жидкости, к которой добавилась засохшая кровь и осколки от разбившейся о голову склянки. В горле пересохло и першило, а во рту чувствовался мерзкий привкус. Сколько еще меня поили этой жижей, чтобы сознание не вернулось раньше времени? От жажды здесь не могло спасти ничего — из воды была только капающая из стены. Да и чтобы напиться пришлось бы приложиться к луже на полу. Я честно начала скучать по темнице в Каори. Интересно, можно ли попросить о переводе? У решетки, привалившись спиной к стене, спал стражник, обняв длинную пику, позволявшую ему оставаться в вертикальном положении, делая вид, что служба идет полным ходом.

— Кто спит на боевом посту? — откашлявшись, я придала голосу грозности, чему отлично поспособствовала подхватившая его акустика и приобретенная хрипотца. И как только мои крики не разбудили его раньше? Стражник встрепенулся, ухватившись за ускользающее из рук оружие.

Нервно забегавшие в поисках внезапно появившегося начальства глаза не обнаружили никого, кроме заключенной за решетку девушки.

— А, ведьма таки проснулась. Пойду, доложу Королеве. А ты, чтоб тихо! — зевнул мужчина, покидая свой пост и оставляя меня в легком недоумении.

— Как он сказал? Ведьма? С чего бы это? Ни метлы, ни ступы — обязательных, по моему мнению, атрибутов настоящей ведьмы — в потаенных углах темницы обнаружено не было. Я несколько раз похлопала себя по щекам, надеясь, что сейчас проснусь еще раз, оказавшись при этом в более подходящем месте. Но ничего не произошло, а вернувшийся стражник встал на свое место, косясь на меня глазом.

— Мужчина, а водички не найдется?

— Так наколдуй ж, зараза, — расхохотался мужик, повергнув меня в еще более испуганное состояние. Кто бы ни внушил ему ложное представление о моей персоне, фантазии у него было хоть отбавляй.

— А не боишься, что тебя сейчас заколдую? — нарочито громко спросила я, доставая из волос особо крупный осколок и отшвыривая его за пределы камеры. Сплошное везение, что они не вонзились мне в голову, пока лежала без сознания!

— Ха! Решетка-то заговоренная! — усмехнулся стражник, но голос его стал менее уверенным. — Ничего, скоро сотрем улыбку с твоего гнусного личика. Не в силах больше слушать оскорбления в свой адрес, я замолчала, отойдя в сторону от решетки. Мало ли стражник решит трижды прицельно плюнуть через плечо, или соль кинуть. Кто ж их, сумасшедших, знает. Сидя у капающей со стены воды, я подставила сложенные лодочкой ладони. Дождавшись пока наберется достаточно, протерла лицо, а потом и попробовала попить. Ждать пришлось долго, а вода оказалась с металлическим привкусом. Зато жажда прошла моментально, ведь пить подобное не хотелось. Судьба названной ведьмы никого не волновала, посему кормить меня не собирались. Стражники менялись с завидной периодичностью.

Возможно, опасались, как бы даже сквозь заговоренную решетку я не навела на них порчу. Но каждый следующий оказывался еще менее разговорчивым и грубым, чем предыдущий. Видимо так их и набирали на эту неблагодарную службу. Не в силах противиться судьбе, я все чаще проходилась по камере и нараспев произносила какие-нибудь замысловатые фразы, изредка поглядывая на стражников и возводя руки к потолку. Иногда, для пущего эффекта, рисовала носком сапога на грязном полу расчерченные круги, напевая над ними какую-нибудь иностранную песенку, которая, по всей видимости, казалась стражам самым смертельным заклинанием, ведь они все чаще бледнели, обливались потом и отходили подальше от решетки, моля сменить их пораньше. Но, пока мужчины не вооружились осиновыми колами, тяжеленными крестами и бочками со святой водой (от капли-то мне ничего не будет, пусть брызгают), а пики их не доставали на всю длину места моего заключения (один все же не выдержал, и с криком попытался пырнуть ведьму острием в грудь, но та оказалась слишком юркой), можно было наслаждаться производимым впечатлением. Ведь иначе здесь просто нечем было заняться. Только ночью стражники вздохнули с облегчением, когда я все же соизволила заснуть. Хотя удивительно, что никто из них не попытался прикончить ведьму, пока она спит. Наутро у меня появился первый посетитель. Королева, небрежно отослав стража, широко улыбаясь, предстала пред решеткой. Ее длинное платье — как обычно слишком откровенное — подметало полы, но женщину сейчас это мало волновало.

— Ты единственная, чьей смерти я так желаю, — тряхнув волосами, произнесла Флориана. Повтори я ее величественный жест, на пол посыпались бы мелкие осколки стекла.

— Вы хоть предупредите, когда мне стоит начать этим гордиться.

— Можешь начать хоть сейчас, ведь завтра для тебя уже не наступит. Сегодня тебя предадут огню, а я буду смотреть на это с первых рядов, — лицо женщины просто светилось счастьем.

— Смотрите не закоптите носик, Королева. А-то ведь ваш мышиный слуга бросит вас ради какой-нибудь молоденькой красотки. Улыбка сползла с величественного лица, и тут уж мне захотелось улыбнуться. Кажется, Королева сильно прикипела к безродному избраннику, скрашивающему ее одиночество, пока Король в отъезде. Но, как и пристало Ее Величеству, Флориана вернула лицу прежнюю спокойную надменность и, развернувшись, покинула темницу. Вернувшийся стражник выглядел озадаченным. Возможно, он подслушивал и услышал то, что не было предназначено для его ушей. Но вслух он не посмел бы произнести ничего подобного. Не став строить догадки, я тряхнула головой, осыпав пол остатками битого стекла и, улыбнувшись, вернулась на койку. День я провела как на иголках. Мысль о том, что скоро предстоит испытать то, что уже много раз приходило в видениях, пугала.

Настолько, что хотелось попросить стражника все же решить судьбу ведьмы здесь и сейчас, не дожидаясь вечера. Но, как назло, даже выводить из себя свою немногочисленную охрану сегодня не удавалось.