Звуки птичьего щебета и шуршания листвы пробивались через густой саванн моего искусственного сна. Я с трудом открыл глаза. Несколько секунд линии двоились, и пришлось немного проморгаться, чтобы предметы обрели свои чёткие контуры.

Симметрия больничной палаты немного раздражала, здесь совсем не было за что зацепиться глазом. И если бы я не помнил что предшествовало моему пробуждению, то точно бы подумал, что хитрые бесы подложили под кресло судьи душ пару шприцов морфина, от чего он резко подобрел, выкинул моё дело в туповатых присяжных и пинками загнал моё астральное тело в вылизанный и отполированный рай.

Ровно посередине комнаты – Ну а где же, мать его, ещё? – зажёгся глаз-камера голосового помощника.

–Мистер Сальвато, ваша операция прошла успешно, она заняла четырнадцать минуть двадцать пять секунд, – начал синтезируемый мужской голос. – Время десять сорок девять. По нашим прогнозам уже сегодня вечером вы сможете отправиться домой. В случае непредвиденных обстоятельств вам будет оказано бес…

– Стакан воды, – перебил я машину.

Из стены на подвижном подносе к моей груди отправился сосуд с такой желанной после операции влагой, я приподнял свою морщинистую руку и медленно выпил содержимое стакана.

– Телевизор, новостной канал, – скомандовал я ещё раз.

Естественно я его не смотрел, но мне требовался хоть какой-то раздражитель, чтобы не уйти слишком глубоко в мысли. А думать о чём было. Верно ли я поступил, решив испытать это на себе? Или быть может я просто старый безумный консерватор, каких закидывают цифровыми томатами в соцсетях, если те решат податься в политику?

…

– Мы с радостью одобрили вашу кандидатуру, мистер Сальвато, после процедуры, запустится семидневный протокол испытаний…– говорил вечномолодой менеджер компании.

– Вышлите мне расписание работы, – твёрдо прервал его я.

– Но, – он явно был сбит с толку, – весь смысл в том, чтобы вы сами составили отчёт о своих ощущениях.

– Мне восьмой десяток, – продавил я брешь в его словестной обороне, – я прекрасно знаю, как работает мой мозг, поэтому я хочу узнать как работает ваш чип.

Он поджал губу и потупил взгляд на экран.

– Да, хорошо. Вам, мистер Сальвато, как деятелю искусства, компания «Ридли Байоникс» в исключительном порядке предоставлено право ознакомиться с расписанием режимов работы чипа на время испытаний. Обновлённый контракт будет выслан вам в течении двух часов.

Нет уж, я тебе так просто выдохнуть не дам.

– Скотт, – удосужился я прочитать имя на бейдже. – а по твоему мнению, этот чип безопасен?

Хе-хе кажется этот парниша меня сейчас проклинает.

–В случае непредвиденных обстоятельств вам будет оказано бесплатное медицинское обслуживание в любой из наших клиник. Однако готов вас заверить, что это маловероятно, учитывая нашу многолетнюю практику на рынке бионических имплантов, – выдал он заученную фразу.

– Вот как… – я ухмыльнулся и вышел. –Хорошего дня, Скотт.

…

Сегодня мне пришло в голову пройтись пешком, благо голограмма не подвела – старый человек на улице сегодня редкость, на которую не зазорно пялиться. Вернувшись домой, я поприветствовал Джули – искусственный интеллект моей квартиры. Пальто отправилось на очистку паром и синтетическими щётками, чтобы через пятнадцать минут оказаться на вешалке.

Что-то гудело и сверчком трещало под черепом, судя по графику, это был медленный разгон чипа до десяти процентов, проверка того, что он исправен. Настоящие испытания будут дальше.

Я расположился на кресле в своём, как сказала моя давняя подруга, в жутковатом рабочем кабинете, изрядно напоминающем музейный зал. С сияющими металлом по краям окаменелостями, кинжалами, хрустальным и обсидиановым черепом под очень умелой репродукцией апофеоза войны прямо напротив моего дубового стола. Гнетущей атмосферы придаёт и слабое освещение, когда я работаю, то затемняю стекло панорамного окна и отключаю бегущую новостную строку, чтобы ничего не отвлекало меня от работы над очередной трёхмерной экспозицией.

Джули зачитала обновлённые положения контракта, и после традиционного стакана виски я отправился спать.

Проснулся я позже обычного довольный хорошим сном. Однако, связано ли это было с ничтожными двадцатью пятью процентами от мощности чипа или нет, понять мне не удалось.

В любом случае, даже смерть не освободит меня от обязанности работать изо дня в день. Во времена, когда потоки информации несутся в людские мозги со скоростью пожирания промасленной ленты в Машингевере-42, искусство – в привычном для консерваторов значении – не в почёте.

Хотя в мире осталось достаточно ценителей-меценатов и богатых псевдо-интеллектуалов, которые и обеспечивают мою безбедную старость. Был бы я менее гордым, то, наверное, требовал бы обеспечения со своих немногочисленных отпрысков, но пока в этом нет нужды.

Недавно я уже закончил работу над экспозицией, и теперь самое время начать новую. Как раз и узнаю, как этот чип влияет на творческие способности.

Несколько часов прошло, но работа так и не сдвинулась с места. Я путался в своих же идеях и не решался что-либо создать на полупрозрачном полотне. Сдавшись, я загрузил мою последнюю работу.

Батальные картины не редкость, но это для меня был новый, освежающий опыт, за который непросвещённая общественность обзовёт циником и танцором на костях. Я назвал её «7.24» – длительность в секундах штурма телестанции в Бостоне, первой манифестации «Персоны».

До меня мало кто решался сделать экспозицию из реальных событий, но я сделал самый спорный аспект работы его главным достоинством. Для этого мне пришлось проделать титаническую работу: анализировать каждую деталь на трансляции террористов, выуживать в сети записи с нашлемных камер спецотряда, разгребать досье заложников, даже посетить Бостон, чтобы прочувствовать его запах…

Я воссоздал всю картину ровно за секунду до штурма, запечатал историю в моменте истины. Любая деталь – часть большей истории, и я бережливо расписал судьбу каждого осколка стекла, пулевого отверстия, уже появившегося, или только грядущего, каждого человека, которого привел сюда рок, и жалкие секунды жизни, которые у них остались. Прошлое и будущее смешалось в моменте, когда мёртвые готовы цепляться за жизнь, а живые смирились со смертью. И пусть узреют лучшие умы это торжество судьбы из глаз застывших во времени человеческих существ.

– Джули, дневной отдых, – скомандовал я.

Кажется, сегодня ничего дельного я не придумаю, придётся отложить начало работы на завтра.

В кабинете резко стало светло, дверь в гостиную открылась перед мной, и по всей квартире заиграла музыка.

Я расселся на диване и устремился взглядом в даль сквозь прямые линии города, но железобетон оказался твёрже моего желания увидеть горизонт.

– Идеалисты… – с презрением прошипел я, вчитываясь в опус новомодного социолога.

Догмы, ценности, сверхидеи и лучшие сорта галлюциногенных грибов – дешёвые духи, которыми люди пытаются скрыть тошнотворную вонь гниения самого духа эпохи под их носом. Легко оправдывать свою жестокость, тем, что люди по своей природе жестоки. Модно и удобно желать смерти другим, но только лишь желать, мало кто из современного сброда решиться перерезать кому-нибудь глотку, хотя есть и такие, причём достаточно, чтобы название «Персоны» гудело в миллионах динамиков.

Ох уж эти вечнозелёные пустоцветы, подтирают своё дерьмо страницами священных писаний, только лишь, чтобы развесить их на стене в виде грустного смайлика. Будто никто не понимает, насколько и из-за кого всё в мире так хреново. И далеко не из-за Него, которого вы променяли на золотого тельца и собственную исключительность.

И в таком ключе «Персона» мне даже импонирует… Я всегда был человеколюбив, но с осознанием однообразности и бессмысленности толпы, ненароком понимаешь суть борьбы «Персоны». Уникальность в наше время редкость, незаменимость тем более, и если это единственные качества, которые осмысливают жизнь человека, то пара миллиардов не слишком большая цена. Хотя и они тоже просто…