Тогда первый вариант плавно переходит во второй. Они с шефом ведут какую-то свою игру, пытаются попартизанить в захваченном городе, воспользовавшись попутным «Тайфуном», и окунут меня в военные действия в незавидной роли что-то знающего свидетеля. Александра Петровна сама проговорилась, что вытягивала дополнительные сведения обо мне у майора Сарикяна.

Хм… Так, может, и майор в деле? Что, если он спросил меня об образовании с умыслом, чтобы прикинуть, насколько сложно будет спровадить меня в Краснореченск? Да нет, это уж слишком! Не надо обижать бедного простуженного человека незаслуженным интеллектом.

Ну, и третий вариант, который напрашивается ненавязчиво, мимоходом, но все-таки напрашивается. Алешка убежал из армии, чтобы украсть очередной контейнер плохо лежащего плутония, и из-за этого погиб. В эту идиотскую идею не вписывается ни одно из происшедших после побега событий, но Александра Петровна довольно прозрачно намекнула, что идея имеет место, тем более, на фоне всероссийской операции. И тогда свидетеля будут хватать, клеймить, запугивать и, чего доброго, обвинят в пособничестве, шпионаже, терроризме и антибелорусских настроениях…

Короче, надо отсюда бежать, как можно скорее!

Сделав такой неожиданный вывод, я спрыгнул с койки и побежал вниз.

Разговор заказывать мне не пришлось – автомат в вестибюле оказался междугородным. Я позвонил Наташке и подтвердил, что я без нее ужасно скучаю, и ужасно обрадовался, что она без меня – тоже. Повесив трубку, я подумал, что уже завтра мог бы быть в Питере, но потом сообразил, что с «дипломатом» Чарика меня в самолет не пустят, и уныло побрел наверх.

Перед сном я вспомнил о Новиковой Танечке.

Алешка мне сказал: «Ее надо спасти», чему я совсем не обрадовался. У меня – жена, «Мойдодыр», Ленка, и скоро будут дети. Я попытался перекинуть Танечку Александре Петровне, но она тоже не обрадовалась. Она не хочет войны, она – партизан-пацифист, как, наверное, и положено оперативно-милицейской женщине, и у нее тоже муж, дети и фотографии рядом с кабинетом. Ее оставшемуся за кадром шефу, вообще, Танечка – по барабану, ему надо успеть наловить как можно больше стратегических несунов, пока идет операция «Тайфун».

Но кто-то же, черт нас всех побери, должен ее спасать!

С утра я решил ее все-таки поискать. Александра Петровна не обозначила сроки моей явки с повинной, и, если я подойду к обеденному перерыву, ей ничего не останется, как в целях конспирации снова сводить меня к Бэллочке.

Я отправился в институт.

Краснореченск отгородился от высшего образования довольно протяженной и пустынной территорией, и я около сорока минут трясся в старом безропотном трамвае, позволяющем себе укоризненные вздохи только на остановках.

Я зашел в секретариат, еще находясь под впечатлением поездки, и, может быть, поэтому рассказал солидно-неприступного вида, коротко постриженной с проседью даме предельно грустную историю о двоюродной сестре, которую не видел лет десять, но видеть хотел, и, наконец, приехал повидаться по очень важному делу, но не могу найти.

– Помогите мне, пожалуйста, Галина Сергеевна, – со вздохом закончил я свою исповедь, бросив взгляд на табличку, выставленную на испепеляющем порядком столе.

Галина Сергеевна оказалась далека от романтики.

– Да ладно вам ныть, молодой человек! – заявила она, поморщившись. – Что это вы так надрываетесь? У меня тут все приходят только по важному делу. Если ваша девушка беременна, скажите сразу – они у меня в отдельной папочке лежат.

– Беременна, беременна, – радостно подтвердил я.

– Так все десять лет и беременна? – тонко усмехнулась Галина Сергеевна, но папочку достала.

В беременной папочке Танечки не было, но это означало лишь то, что она не писала заявление об академическом отпуске.

– Ну, факультет – ладно, – укоризненно бросила мне Галина Сергеевна, – но, хотя бы, на каком курсе, вы могли поинтересоваться у своей… хм… кузины? Или совсем некогда было?

Я виновато кивнул.

– Конечно же, некогда, Галина Сергеевна. Если бы я всю ночь расспрашивал ее про курс и факультет, она не была бы сейчас беременна.

Моя собеседница неожиданно обрадовалась.

– Вот, это – другой разговор! А то я тут с вами чуть не разрыдалась, молодой человек. Ну, что ж, будем искать.

Она добросовестно перерыла все шкафы и минут через двадцать извлекла две папки с личными делами.

Я указал на одну из них.

– Вот она. Спасибо вам огромное.

Галина Сергеевна солидно приподняла брови и пожала плечами.

– Хм… Ничего особенного, – заявила она то ли по поводу своих поисков, то ли про Танечку.

Кое-то мне удалось узнать. Таня Новикова училась на пятом курсе, но ее группа ушла на преддипломную практику почти месяц назад и в институте не появлялась.

Я вернулся в секретариат с самой большой шоколадкой из буфета и поделился с Галиной Сергеевной своими намерениями продолжить поиски в общежитии.

– Кого вы днем в общежитии найдете? – усомнилась она. – Учатся все или работают. Лучше съездите в районную женскую консультацию и узнайте, когда у вашей… хм… кузины следующий визит к врачу.

– Да вы просто гений детективного жанра, Галина Сергеевна! – воскликнул я с восхищением. – Настоящая Александра Маринина! Краснореченская Мэри Пэйсон!

– Пэрри Мэйсон, – поправила меня Галина Сергеевна, довольно улыбнувшись. – Ну, Талейраном я вас пока называть не стану, молодой человек, но если что – заходите.

– Обязательно зайду, – пообещал я. – Не знаю, как у Талейрана, а у меня много двоюродных сестер.

Насчет того, что до Талейрана я еще не дорос, Галина Сергеевна оказалась абсолютно права. В общежитие меня просто не пустили. Пожилая вахтерша встала двухведерной грудью в проходе, визгливо и неприязненно пояснив, что никого нету, и, вообще, нечего тут. Под тактичным «нечего тут» недвусмысленно подразумевалось, что после моего визита на стол Галины Сергеевны ляжет увесистая кипа заявлений об академическом отпуске.

На сэкономленное в общежитии время я заехал в женскую консультацию, где был дружно и зло осмеян целой ротой будущих мамочек всех возрастов и сроков. Ничего нового о Танечке я не узнал. О себе и о мужиках вообще – узнал достаточно.

Мне ничего не оставалось, как возвращаться в гостиницу. Я еще вполне успевал позвонить в милицию и, прикрыв трубку платком, анонимно намекнуть, что неплохо бы и пообедать.

***

Я не знаю, почему человек, читающий газету в холле гостиницы, мне не понравился. Может быть, потому, что он нисколько не был похож на Николь Кидман. Или потому, что я сам никогда не читаю газеты в вестибюлях гостиниц. Газету он держал нормально, не вверх ногами, и это была не «Правда», но он сразу бросился мне в глаза, и мне не понравилось, как он бросился.

Я направился к лестнице и стал подниматься, но на середине пролета обернулся и крикнул дежурному администратору:

– Скажите, в двадцать четвертую телеграмму сегодня не приносили?

– Нет, не приносили, – ответил дежурный, хотя мог бы и не отвечать, потому что человек с газетой уже стоял на ногах.

Он поправил брюки, одернул сзади длинный кожаный плащ и снова сел. Так удобнее.

Миновав пролет, я побежал. Эта встреча не была назначена, и я к ней не был готов. Я пронесся мимо своего родного второго этажа, взлетел на третий. Выше третьего могла быть только крыша, но ни Карлсона, ни лаза на чердак я не обнаружил.

В поисках запасного выхода я пробежал коротким коридором до развилки, запнулся на миг и решительно свернул налево, услышав присутствие еще одного визитера.

В конце крыла зияла открытая дверь. Рядом с дверью стояли швабра и ведро, а сам проем, уперев руки в бока, загораживала гостиничная бабулька в синем халате и лениво, без задора ругала кого-то на лестнице. Смысл тот же – нечего тут, и на этот раз я с таким утверждением полностью согласен.