Зайдя внутрь, Давил обнаружил, что тесть даже не собирался спать. Он все еще сидел в вечернем платье и читал какие-то документы, писал что-то сам. Кабинет был отделан со вкусом, но все равно достаточно простенько.

- Что-то случилось? - не совсем спокойно спросил зять и прошел к дивану под окном, напротив камина.

- Отчасти. Я хотел бы обсудить воспитание Антуана, - взглянул на сидящего молодого человека. - Без обид, ваше величество, но вы достаточно юны, а у меня в воспитании детей есть некий опыт и я уже знаю что из чего вырастает.

- Вы считаете, что я сегодня что-то не так делал? - возмущенно посмотрел на родственника. - Я же просто играл с ним. Он еще младенец, - показал на дверь.

- Вы не представляете, как много дети впитывают в этом возрасте. И так…

Лекция о воспитании закончилась только заполночь и то, лишь по причине начавшейся головной боли правителя. Столько информации в один пресест, молодой мозг просто не выдерживал. На Антуана уже смотреть было страшно. А вдруг он это как-то не так воспримет, вырастит и скрутит головы всей королевской семье? Давид тяжело выдохнул: - Эта лекция конечно очень хорошо, но я хотел бы поспать, - лениво взглянул на маркиза.

- Морис проводит тебя, - взял колокольчик с края стола.

- Нет, - поднялся король, выставив к нему руку. - После такого объемного урока, я хотел бы побыть в тишине и покое.

- Это было для блага страны.

- Не спорю, но Антуан всё-таки мой сын, а я его отец. Я не хочу растить его в тотальных правилах и запретах.

- Ты не совсем понял то, что я хотел тебе донести.

- Уточним это завтра. Сейчас я просто не в состоянии что-то воспринимать и думать. Спокойной ночи, - кивнул ему и поспешил выйти.

Направился к себе. Голова буквально гудела от всего того, что в нее только что пытались засунуть. Пройдя более половины пути, Давил неожиданно для себя обнаружил, что потерялся. Толи он не повернул где надо было, или наоборот повернул там где не надо было, но в любом случае, он попал в восточное крыло без лестницы, где она как раз-таки должна была быть. Вокруг людей не наблюдалось. Многие уже спали. Решил идти обратно той же дорогой, какой пришел сюда. Начав путь сначала, он смог бы выбраться из этого лабиринта, либо, мог бы попросить тестя о помощи. Но до него он не дошел.

Пройдя более двадцати шагов и один поворот, Давид услышал женский голос, доносящийся из одной комнаты. Двинулся к ней. Поровнявшись с дверью, решительно постучал, вызвав изнутри тихие испуганные вскрики, и открыл. Из-за увиденного, у него просто отвалилась челюсть. Сам того не подозревая, король прервал романтическое свидание между двумя девушками, что зашло уже достаточно далеко. Они стояли посреди кровати на коленях и крепко обнимали обнаженные тела друг друга, скрывая свои груди от глаз неожиданного гостя. Красный свет свеч, расставленных повсюду, подрагивал на их телах также как и их душа в этот момент. Одна из девушек была дочкой маркиза.

Спустя две секунды, отойдя от шока, Давид неловко откашлялся, быстро извинился и молниеносно закрыл за собой.

- Кхм-кхм, закрываться надо, - тихо сказал на ручку, крепко сжимаемую его ладонью.

Отпустил ее и поспешил подальше от этой комнаты. Через пять минут наткнувшись на какого-то слугу, спросил дорогу и скрылся у себя. Эта застывшая картина свидания не давала уснуть ему еще полночи.

Утром он проснулся вовремя, так что успел на общий завтрак. Семья была в сборе. Все тихо ели, иногда переговариваривались. Давид аккуратно покосился на ту девушку, которую видел ночью. Из памяти еще не ушла картина в которой он застал ее обнимающую любовницу. Откашлялся и молча продолжил завтрак. Дочь вельможи однако, заметив все эти взгляды и осмотрев безмятежную семью, повернулась к хозяину дома: - Отец, не могли бы вы поговорить с его величеством после завтрака?

Давид аж подавился.

- А что такое? - взглянул на нее мужчина, похлопывая зятя по спине.

Правитель отвернулся, начав глухо кашлять в кулак.

- Дело в том, что наш король видел ночью то, что видеть был не должен.

Молодой человек покрылся румянцем и тут же прикрыл лицо рукой, что уперлась в стол, все еще продолжая тихо откашливатся. Ему было стыдно даже не за себя и свой невоспитанный поступок, а за девушку, что осмелилась говорить о таких вещах перед всеми, да еще и за столом. Маркиз со вздохом посмотрел на Давида. Семья однако тоже обратила внимание на его покрасневшее лицо.

- Ваше величество, - спокойно начал хозяин, - наш разговор надолго не затянется.

- Хах, - неловко начал тот, посмотрев ему в лицо. - О чем вы? Я же ничего такого не видел, - строго взглянул на девушку. - И говорить никому об этом не собираюсь. Просто пусть ваша дочь запирается по вечерам, - опустил глаза на пищу. - Мало ли кто зайдет к ней в следующий раз.

- Я так понимаю, Марика ничего не рассказала вам о нашей семье.

- Все знают, что вы язык за зубами хорошо держите, - начал непринужденно есть. - А больше, - с набитым ртом взглянул на него, - я ничего не знаю.

- О вас мы знаем однако гораздо больше.

- Оно и понятно. Вся жизнь напоказ.

- Я имею ввиду более личные вещи.

- Хм, если это личное, то значит Марика не так хорошо тайны хранила. Я сказал ей не говорить, что меня ни одни животные терпеть не могут, - опустил глаза на пищу. - Даже лошади не всегда слушаются. Это кошмар, а не жизнь знаете ли.

- Я поговорю с вами, - похлопал по спине. - Возможно, вы заодно и поймете, что я имел ввиду, беседуя с вами этим вечером.

Давид пожал плечами. После завтрака, хозяин дома прошел с сюзереном в свой кабинет. Сел с ним на диван и протянул кубок вина.

- Это не обязательно, - взглянул на напиток зять. - Я же сказал, что никому не расскажу то, что увидел, - поднял глаза.

- Данный разговор больше относится к пониманию наших правил, а не запрету на распространение о том, что ты видел. Видеть ты мог что угодно и я не сильно хочу уточнять, за чем конкретно ты мою дочь застал, - взял свой кубок. - В конце концов она моя кровь, а не чужой человек, чтобы обсуждать такое, - спокойно отпил.

- Вы хотите сказать, что ЗНАЕТЕ, чем она занимается по ночам? - немало удивился.

- Вполне. В моем доме нет запрета на подобную связь. То, что происходит в моем доме - остается в моем доме. За стенами замка и личных покоев моих детей о подобном никто не знает.

- Быть такого не может, - отставил вино. - Кто-то да проболтается.

- А потом будет признан еретиком и сожжен на костре или назван лжецом и отправлен на кол. Глядя на мою семью, ты хоть раз полагал, что мои дочери и сыновья занимаются подобным?

- И сыновья? - скривился. - Но… Это же не…

- Я тебе могу рассказать об этом только потому, что ты сам такой и точно моих детей не оклеветаешь.

Давид вскочил:

- В смысле “и ты такой”?! - в глазах и теле его горел страх.

- Марика рассказала мне. Мы все знаем об этом.

- Все?! - схватился за голову. - Как так?! Нет! - озлобился, отступая. - Это ложь! И Марика не могла так меня обозвать за моей спиной!

- Твои крики останутся в этом замке и твоя тайна умрет с моей семьей.

- Вы врете!

- Ни в коем случае, - методично отпил вина.

- Это всё ложь! Я любил только Марику! Вы не смеете так оскорблять меня!

- Я и не говорю, что ты любил кого-то другого. Я лишь знаю с кем ты делил ложе.

- Нет! Это неправда!

- Можешь кричать об этом дальше. Мои дети и я не осуждаем тебя. В конце концов, Марике ты никогда не изменял с женщиной, а значит и обвинять тебя в прелюбодеянии нельзя.

- Как это нельзя?! Я же всем говорил, что у меня любовница есть!

- А кто-то ее видел? Столица думает, что эта байка для других лишь для того, чтоб другие женщины не претендовали на тебя, а также чтоб злить Марику. Была также версия о том, что такими рассказами ты компенсируешь небольшой размер своего достоинства.

Давид залился краской:

- Не говорите так обо мне! Я король в конце концов! - обошел стол и сел за него. - И размер моего достоинства такой же как у всех!