– Мишленовские звезды нашему коку явно не светят, – сидевший напротив начальник медицинской части доктор Аспири ловко отбросил подгоревший край и отправил золотистый кусочек в рот.

– Нехитрое блюдо, но испортили и его. – Фогельзанг попытался повторить маневр своего собеседника и положил в рот очередную порцию.

Вид у омлета был обманчивый, и ему пришлось сделать усилие, чтобы проглотить вязкую пересоленную массу.

– Я выходил на палубу перед завтраком. Прекрасная погода, возбуждающая аппетит! Холодно и безветренно! – доктор продолжал налегать на омлет.

Фогельзанг про себя отметил, что его собеседник явно ищет повод вступить с кем-нибудь в спор, и промолчал. Промолчал и сидевший напротив профессор Облак. Ученые столичного университета по заказу Министерства обороны вели исследования аномальных погодных явлений в высоких широтах, и для них на «Аргонавте» оборудовали специальную лабораторию. Капитан Давен лично пригласил профессора Облака за свой стол, тогда как два его аспиранта обедали в матросской столовой.

Громогласный доктор, полной фигурой и красным лицом опровергавший собственные призывы к умеренности и физическим нагрузкам, вызывал неизменное раздражение Фогельзанга. Крупные шумные люди обычно безобидны, но лучше бы Аспири пореже делился с окружающими своими мыслями. Взять, например, профессора, – он знает о погоде больше, чем весь экипаж «Аргонавта», но мнение свое никому не навязывает. Хотя оно и понятно, – ученым не слишком-то уютно на военном корабле. Несмотря на это, все неизменно вежливы и тактичны. И откровенно страдают без женского общества.

Фогельзанг, желая еще раз убедиться в правильности своих выводов, бросил взгляд в сторону профессора. Нет, скорее профессору в мужской компании проще. Наверное, с такой внешностью студентки прохода не дают. Интересно, а как он от них отбивался в молодости? Ведь и в шестьдесят – красавец! И на корабле занимается своими наблюдениями, в чужие дела и разговоры не встревает. Вечерами сидит в каюте с аспирантами и кропает отчет. Или расписывают пулю в преферанс? Скорее, водку разливают! Метеооборудование стоит на верхней палубе – самом продуваемом месте. Конечно, показания приборов передаются в штурманскую рубку, но эта троица постоянно бегает смотреть форму облаков и волн. Так что после работы им сам бог велел опрокинуть стаканчик-другой… Особенно после того как корабль пересек Полярный круг, а лето давно закончилось.

Профессор Облак прервал его размышления.

– Температура воды упала. Резкое похолодание показывает, что мы приближаемся к зоне льдов.

– Вот и славненько! – доктор отправил в рот следующую порцию омлета. – Было бы обидно за все плавание не встретить ни одной льдины. Я специально просился на ледокол, чтобы посмотреть на ледяные торосы.

– Насмотритесь, – будете бежать от них, как черт от ладана, – буркнул Фогельзанг. Довольный вид доктора действовал ему на нервы.

– Если вдуматься, невкусная еда – это отличная возможность сохранить фигуру, – вмешался в спор судовой священник. – А безветренная погода – просто дар Божий. Свободное время можно проводить на палубе.

Еще один миротворец. Ну, этому по должности положено. Отбросит подгоревшую корочку и кричит: «Видите, как вкусно! Нужно только поискать!» А то, что кусок стал меньше и на вкус – дрянь, объяснять бесполезно. В ответ будет хлопать белесыми ресницами и строить из себя деревенского простачка. А если присмотреться, – чертовски умен. Нет, нельзя его с чертом сравнивать, – он, похоже, и мысли читать умеет. Еще обидится!

Иногда Фогельзанг размышлял о своем отношении к отцу Иоанну и находил его крайне противоречивым. За время знакомства каптри отметил удивительную эрудицию и проницательность этого человека. Несмотря на скромный рост, отец Иоанн излучал спокойную уверенность и внутреннюю силу, чем вызывал уважение и даже восхищение окружающих. Он был немного моложе Фогельзанга – лет тридцати пяти или тридцати шести, и обладал приятным, хорошо поставленным голосом. По отдельным фразам и жестам каптри видел, что убедительные речи священника – результат профессиональной подготовки. Значит, выпускники духовной семинарии проходят хорошую школу!

Тем не менее Фогельзангу казалось удивительным, что такая выдающаяся личность занимает в церковной иерархии скромную позицию судового священника. Объяснение нашлось довольно быстро, – церковный сан отец Иоанн получил совсем недавно, и «Аргонавт» стал первым местом его службы после окончания духовной семинарии. Сам он объяснял, что путь к церкви был долгим и трудным. Но, как ни старался каптри выяснить подробности, ничего определенного так и не узнал. Более того, ощутил повышенный интерес священника к собственной персоне и насторожился.

В Медвежьей долине, где прошло детство Мате Фогельзанга, большинство жителей не исповедовало никакой религии, но, если бы их назвали атеистами, они бы обиделись и возразили, что поклоняются древним языческим богам. До знакомства с отцом Иоанном Фогельзанг никогда не сталкивался с христианскими священниками, поэтому держался настороженно, пытаясь понять внутреннюю суть незнакомой ему разновидности людей. Каптри почему-то не доверял священнику и не спускал с него глаз, хотя никаких поводов для этого вроде бы не было.

Профессор Облак тем временем объяснялся в любви к холодной погоде.

– Я тоже просился в Арктику. На факультете все стремятся изучать субтропики. А я решил быть оригинальным. Жаль только, с выходом задержались, и я пропустил начало занятий. Зав. кафедрой остался недоволен отъездом во время учебного года. Пришлось искать себе замену, а парни мои счастливы.

Сопровождавшие метеоролога аспиранты явно были довольны подвернувшейся работой. Вместе с профессором они считались научной экспедицией, проводившей метеонаблюдения, и круглые сутки сновали по палубам, измеряя все, что подлежало измерениям.

– Больше месяца потеряли, пока все бумаги согласовали. Вот вам и военная точность, – вступил в разговор доктор Аспири.

Корабельный врач постоянно подчеркивал разницу между населявшими кают-компанию военными и гражданскими специалистами. Фогельзанг не смог удержаться от колкости.

– В следующий раз проситесь на пассажирский лайнер. Они ходят по расписанию.

Залпом выпив сомнительного вкуса кофе и произнеся дежурное «благодарю» больше соседям по столу, нежели кулинарному искусству кока, Фогельзанг вырвался на свежий воздух. Солнце еще не выбралось из-за горизонта, и вода, палуба и корабельный такелаж лишь угадывались темными силуэтами на фоне грязно-фиолетового неба. Мате вспомнились дом и женщина, расставание с которой прошло совсем не так, как ему хотелось.

В ограниченном пространстве корабля поневоле приходится поддерживать видимость хороших отношений даже с такими типами, как доктор Аспири. Еще несколько месяцев назад Фогельзанг отгораживался от раздражавших его людей мыслями о Клодии. В этот раз все было иначе. Их роман треснул, как льдина, и половинки расходились все дальше и дальше. Но Клодию это устраивало!

Самолюбие Мате скрежетало зубами. Он злился, что несколько месяцев назад не смог настоять на свадьбе, а теперь не может справиться со своими мыслями! А ведь он изучал психологию, и риторику, и логику, и еще много других наук, о которых не знает даже отец Иоанн. Или знает? Об этом тоже нужно подумать, но сейчас важнее понять, почему Клодия ему отказала.

Небо постепенно светлело, восточные края облаков приобретали розоватый оттенок. Кажется, Клодия называла этот цвет «пыльная роза», показывая лак на своих длинных коготках. Наверное, сейчас она собирается на работу, нервно перебирая в шкафу вешалки с блузками.

Фогельзанг потряс головой, отгоняя воспоминания, и стал смотреть на едва различимую линию горизонта. Вода и небо почти сливались друг с другом, словно невидимый портной положил рядом два куска одинаковой серо-голубой ткани, и только там, где должно было показаться дневное светило, облака делались белесыми, как размытая акварель. Мате любил раннее утро, вернее, время перед рассветом, когда еще нельзя обойтись без освещения, и можно немного помечтать, представить что-то хорошее, что произойдет днем, и ждать восхода солнца – нежного, ласкового, такого, каким его знают только жители севера. В детстве он часто вставал раньше всех, одевался и играл в сумерках, наслаждаясь тишиной и одиночеством.