Воспоминания о насмешках на школьном дворе были очень болезненными, но мисс Элла успокоила меня. Она сделала мне сэндвич с арахисовым маслом и мармеладом, а потом мы сидели на заднем крыльце и смотрели на пасущихся лошадей.

– Такер, – сказала она с кусочком арахисового масла, застрявшим в уголке ее рта. – Если дьявол хочет наложить лапы на тебя, сначала он должен получить Божье соизволение. Так было с Иовом, так было с Иисусом, и так будет с тобой. Он должен постучаться в дверь и спросить разрешения. Так было с тех пор, как его свергли с небес.

Я прищурился. На кончике моего языка вертелся вопрос, поскольку я был уже достаточно взрослым, чтобы думать об этом. Она покачала головой.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, но лучше не ломай голову над этим. Мы не всегда понимаем, что и почему делает Бог. – Она уперлась пальцем в кончик моего носа. – Но одно я знаю точно. Если дьяволу хочется тронуть хотя бы один волосок на этой красивой головке, он должен попросить разрешения. И помни: я постоянно беседую с Богом, а он сказал мне, что не давал такого разрешения.

Когда мисс Элла заводила речь о Боге, существовал лишь один правильный ответ.

– Да, мэм, – вяло откликнулся я.

– Мальчик! – Она обхватила мои щеки, приподняла мне подбородок и наклонилась ближе. – Не говори «да, мэм» у себя в голове. – Она постучала меня по груди жестким указательным пальцем. – Скажи это от твоего сердца.

Я кивнул.

– Да, мэм, мисс Элла.

Она отпустила меня и улыбнулась одними глазами.

– Так-то лучше.

Когда Рексу исполнилось сорок пять лет, компания «Мэсон Энтерпрайзес», имевшая активы во всех штатах на юго-востоке США, была практически абсолютным монополистом на рынке спиртных напитков. Но ему было все мало. В пятьдесят лет Рекс воспользовался всеми своими и некоторыми чужими активами в качестве кредитного плеча, получил в свое распоряжение десятки миллионов наличности и начал финансируемый выкуп конкурентов, которых он быстро раздербанивал на части и продавал мелкими, нераспознаваемыми кусочками. С бокалом в руке и паучьей улыбкой на багровом лице он говорил конкурентам: «Продавайте весь пакет, иначе я начну распродавать ваши активы, и ваши бумаги не будут стоить и десяти центов за доллар». В этом Рекс держал свое слово. Его шантажистская тактика работала, потому что через три года, когда он стал еще на сотню миллионов богаче, он совершал деловые поездки с крыши своего офиса в Уэверли-Холл на вертолете либо на двухмоторной «Сессне». Если у Рекса и был настоящий талант, то он умел делать деньги. Все, к чему он прикасался, обращалось в золото.

Между тем Рекс продолжал взрывные работы в каменоломне, насилуя землю. На глубине шестидесяти футов его проходчики вскрыли подземный источник, который затопил нижнюю часть каменоломни и образовал большой пруд. Ничуть не обеспокоившись этим, Рекс стал откачивать воду через четырехдюймовую трубу для полива своих плодовых и декоративных садов, раскинувшихся на десять акров. Потом он построил водонапорную башню рядом с амбаром и создал нечто вроде резервуара, где было достаточно воды для поддержания нас самих и его садовых угодий в течение около полугода.

Он сделал все это несмотря на то, что почти никак не разбирался в домах, ружьях, чистокровных животных, слугах, охотничьих собаках или садовых проблемах. Это не имело значения. Он пошел на все эти издержки не потому, что что-то знал или намеревался сделать. Им двигало лишь желание прославиться.

Земельные владения Уэверли-Холл в тысячу пятьсот акров также включали давно опустевшую и обветшавшую церковь с приходским кладбищем. Церковь Св. Иосифа была построена до учреждения епископальной епархии в Дейле, округ Генри, так что, когда Рекс приобрел землю, он формально приобрел в собственность заброшенную церковь и кладбище. В церкви было восемь узких скамей, где сорок человек могли разместиться плечом к плечу. Шотландские фермеры построили ее до 1800 года, когда люди были благодарны хотя бы за место, где можно присесть.

Выветренный алтарь больше напоминал мясницкую плаху, нежели священное место. На задней стене висел деревянный Иисус, увенчанный терновым венцом и испещренный белым голубиным пометом на голове, руках, выпирающих коленях и пальцах ног. Дождь проникал через пробоину в крыше и вымачивал все, включая побитый молью бордовый валик для коленопреклонения перед оградой алтаря. Размер ограждения позволял восьмерым тощим людям на короткое время преклонить колени, а потом прошаркать назад к удобным жестким скамьям, когда от пола веяло холодом, проникавшим через кожаные подошвы и морозившим выступавшие пальцы ног. Некогда широко распахнутые во время богослужений для летнего ветерка, все четыре окна были заперты и закрашены семьдесят пять лет назад и с тех пор больше не открывались.

Закон требовал от Рекса поддерживать кладбище в «функциональном состоянии», что он и делал. «Моя мама косит там траву раз в месяц, и неважно, нужно это или нет». С самого начала церковь была заброшена, ее двери заперты, а внутри заседали самые религиозные голуби, пауки и крысы из Алабамы. Это было наше самое близкое представление о настоящей церкви. Благодаря пробоине в крыше церковь сгнила снизу доверху.

У Рекса было мало знакомых и абсолютно никаких друзей, но он регулярно принимал деловых партнеров, которых нужно было как-то задобрить. За десятилетие своего зенита, которое началось в возрасте около пятидесяти лет, Рекс пользовался услугами полутора десятков человек из обслуживающего персонала и бесчисленных сотрудников, наводнявших пространство между Атлантой и Клоптоном для создания желаемого впечатления.

Когда в журнале «Атланта» появилась броская публикация о «городском магнате, чья способность построить империю на пустом месте может сравниться лишь с талантами царя Ирода», а в редакторской статье «Атланта Джорнэл» это было дополнено описанием «коротконогого толстяка с птичьими глазками и комплексом Наполеона», это не было отклонением от истины. Рекс действительно выстроил империю на пустом месте, и поместье Уэверли-Холл был куплено за наличные деньги. Но газетная статья пригвождала его к позорному столбу психологическим объяснением, что сочетание комплекса неполноценности и неуверенности в себе создало безжалостного финансового тирана, который не заботится о своих подчиненных или о компаниях, которые он ликвидирует.

Не говоря уже о его двух сыновьях.

В конце концов, после обмена подписями на документах, обмена рукопожатиями и закрытых сделок – включая негласные, приносившие наибольший доход, – Рекс Мэсон имел один побудительный мотив: волю к власти. И Уэверли-Холл, как и жизнь Рекса, был построен в погоне за одной целью: сохранения и поддержки этой власти. Рекс не испытывал ни малейшего интереса в приязни и расположении окружающих людей. Он хотел только того, чтобы они боялись его. Днем и ночью его единственной неотступной целью было вселение страха в своих конкурентов, которыми он считал всех, кто его окружает. Включая меня и моего брата. Чужой страх давал ему власть для управления любой ситуацией, в которой он мог оказаться. Если вам кажется, что я говорю самоуверенно, то у меня было тридцать три года для размышлений.

Рекс мерил себя и всех остальных по критерию власти над окружающими. Только такие люди имели значение для него. Уподобившись тетушке Мэйм[25], он мог встать за обеденным столом и провозгласить тост для своих партнеров по бизнесу и новейших друзей: «Жизнь – это банкет, а кому не досталось крошек со стола, пусть мрут с голоду. Наслаждайтесь!»

Когда мне было шесть лет, Рекс устал от Уэверли-Холла и его обитателей, и его еженедельные визиты стали ежемесячными. Через год-другой он стал приезжать раз в три месяца, а потом почти перестал это делать. В восьмилетнем возрасте я лишь однажды видел моего отца. И всю жизнь я никогда не праздновал свой день рождения или не просыпался утром на Рождество с кем-либо, кроме мисс Эллы.