Рекс высоко ценил тот факт, что изразцы, ткани и мебель доставлялись на медленно идущих судах из Италии, Франции и с Востока. Чем дальше, тем лучше. А его плотники и маляры приезжали из Нью-Йорка и Калифорнии. Правда состояла в том, что немногие из местных захотели бы работать на него.
Дом возвышался над окружающей местностью. Высота потолков на первом этаже достигала четырнадцати футов, на втором уменьшалась до двенадцати футов и всего лишь до десяти – на третьем этаже и в мансарде[23]. Пол на первом этаже представлял собой конгломерат из итальянской плитки и испанского мрамора, в то время как полы второго и третьего этажей были из обработанного вручную гондурасского красного дерева. Всего в доме насчитывалось восемь каминов, и четыре из них были достаточно большими, чтобы разместиться внутри для сна. Я знаю, поскольку сам делал это. Ему не приходило в голову искать меня там.
Рекс набил свой винный погреб пыльными бутылками и поставил в свой бар не менее дюжины разных сортов односолодового виски, хотя сам предпочитал бурбон. В его оружейном шкафу содержалось десять инкрустированных золотом горизонтальных и вертикальных двустволок, импортированных из тех же стран, откуда привозили материалы: из Италии, Германии и Испании. На пологом склоне холма за домом он расчистил и террасировал пастбище, окружил его выстроганной вручную кедровой изгородью, построил самую современную конюшню на десять стойл и запустил туда десять самых чистокровных лошадей. Рядом он построил отдельный служебный коттедж и соединил его с домом крытой дорожкой, чтобы не промокнуть, когда он будет приходить в любое время и будить любого слугу, живущего в коттедже.
Если Рекс хотел изолировать себя и нас в глуши Южной Алабамы, это ему вполне удалось. У нас с самого начала было мало соседей, но ради того, чтобы никто из них и не думал зайти без приглашения и предложить свежий пирог и десять минут дружеской болтовни, он устроил въездные ворота в Уэверли. Массивные ворота из кирпича и литого чугуна, отстоявшие на полтора десятка метров от общей дороги, на четырнадцать футов возвышались над посетителями. Из-за собственного веса и усадки после строительства они накренились вперед, словно Пизанская башня. Вместо того чтобы решить проблему в корне, Рекс заякорил их на тросах с длинными винтовыми шипами, крепившими их к земле, словно цирковой шатер. С туго натянутыми тросами, готовыми порваться во время следующей грозы, они были похожи на его занесенный кулак, постоянно присутствующий и напоминающий о том, что лучше не связываться с ним.
Подъездная дорога за воротами петляла еще полмили и приближалась к дому как водяной щитомордник, рассекающий водную гладь. Она вилась между раскидистыми дубами, плакучими ивами и старыми камелиями и проходила по полю озимой ржи, заканчиваясь у круговой развязки в обрамлении восьми кипарисов Лейланда, поднимавших свои спиральные штыки в стоическом безмолвии, как гвардейцы на страже Букингемского дворца.
После перестройки Уэверли-Холл – некогда величавая южная плантация с особняком в стиле французского шато – превратилась в гибрид кирпичного табачного склада с поместьем Билтмор[24]. Оно было таким же неуместным в Клоптоне, как «Макдоналдс» в Японии. Когда я стал старше и мой фотографический дар начал давать первые ростки, я пытался отойти и поместить картинку в видоискатель. Какими бы объективами я ни пользовался, в кадре всегда преобладали тени и свет было трудно вывести наружу.
Когда мисс Элла устроилась на работу к Рексу, она попыталась украсить въезд перед воротами, высадив кустики бальзаминов и лилейника. Она думала, что Рексу это понравится, но ошиблась. Он срубил стебли сложенным зонтом, затоптал кусты каблуками модных туфель от Джонстона и Мерфи и залил корни дизельным топливом.
– Но, мистер Рекс, разве вам не хочется, чтобы люди ощущали радушие хозяина?
Он посмотрел на нее как на помешанную.
– Женщина! Только я даю понять, хотят их здесь видеть или нет. При чем здесь эти проклятые ворота?
Неудивительно, что лишь немногие путники поворачивали не в ту сторону.
Когда мне было шесть лет, Рекс вдруг приехал во вторник утром на черном «Мерседесе» и поднялся на крыльцо с чемоданом в одной руке и темноволосым маленьким мальчиком в другой руке. Он остался на достаточно долгое время, чтобы дважды наполнить стакан и побеседовать с мисс Эллой.
– Это Мэттью… Мэсон. – Рекс дернул носом и залпом выпил из хрустальной стопки, как будто признание было болезненным для него. Еще через два глотка он добавил: – Судя по всему, он мой сын.
Потом он направился в конюшню, не сказав мне ни слова.
В свидетельстве о рождении Матта было указано, что он родился в госпитале Грэди в Атланте через шесть месяцев после меня. Имя его матери было искусно опущено; там значилось лишь «женщина, возраст 29 лет». Оливковая кожа Матта намекала на иностранное происхождение его матери, испанское, итальянское или мексиканское. И между всеми «помощниками» Рекса – домработницей, офисными сотрудницами, конюхами и другой домашней прислугой – лишь Рекс знал, кто она такая, и никому не собирался говорить об этом.
До отъезда Рекс проверил состояние своих лошадей и собак, а потом укатил прочь. Я наблюдал за ним через окно, а когда пыль рассеялась, открыл коробку с игрушками и достал солдатика и деревянный скобочный пистолет. Пока я рылся на дне коробки, мисс Элла позвала нас обоих.
– Такер? – сказала она.
– Да, мэм.
– Сегодня ты научишься делиться.
– Да, мэм.
Она сняла мой ремень с двумя кобурами со столбика двухъярусной кровати и опустилась на пол рядом с кроватью.
– Мэттью, – сказала она, прищурив левый глаз с таким видом, как будто прикидывала его рост. – Какой рукой ты рисуешь?
Матт посмотрел на свои руки, повернул их и поднял левую.
– Хорошо, это упрощает дело.
Мисс Элла достала ножницы из кармана своего фартука и разрезала шов, крепивший левую кобуру к ремню. Потом она достала из шкафа обычный кожаный ремень, пропустила его через ушко кобуры и застегнула на поясе Матта.
– Вот, – удовлетворенно сказала она.
Матт опустил глаза, поправил ремень, а затем потянулся и обвил руками ее шею. Первыми словами, которые я услышал от моего брата, были «Спасибо тебе». Мисс Элла обняла его в ответ худыми жилистыми руками и прошептала:
– Всегда пожалуйста, молодой человек.
Примерно в то время, когда появился Мэттью, – точно не припомню, – я стал предметом особенно жестоких насмешек в школе. Учительница хотела, чтобы каждый из нас по очереди вставал перед классом и рассказывал о своих родителях. Я никогда не видел мою маму и на самом деле не знал Рекса и не понимал, что или почему он делал. Поэтому я стал рассказывать о мисс Элле. Мои одноклассники прицепились к тому, что вместо родителей я говорил о нашей «горничной», и не давали мне забыть об этом еще почти два года. Тогда я впервые понял, что жизнь может быть не такой, как мы ее себе представляем.
После прихода из школы в тот день я вошел в дом через заднюю дверь и бросил на пол мои учебники. Когда мисс Элла увидела мои опущенные плечи, она крепко взяла меня за руку и отвела на заднее крыльцо, где заходящее солнце окутывало золотистым сиянием все еще зеленый сенокос. Там она опустилась на колени, скрипнув мягкими туфлями на вощеных досках, и ласково приподняла мой подбородок короткими, мозолистыми пальцами.
– Дитя мое, – прошептала она. – Послушай, что я скажу, и слушай внимательно. – По моей щеке скатилась слеза, и она смахнула ее сухой, потрескавшейся подушечкой большого пальца. – Не верь никому, кроме меня.
Мне не хотелось слушать очередную проповедь, поэтому я отвернулся, но она повернула мне голову обратно двумя пальцами, от которых пахло персиками.
– Дьявол существует на самом деле. Он такой же настоящий, как вода, и его грязный умишко хочет только одного. Он хочет вырвать твое сердце, наступить на него, наполнить его ядом и гневом, а потом пустить тебя по ветру, как рыбью чешую, – мисс Элла умела создавать красочные образы. – И знаешь, за чем он охотится? – Я покачал головой и стал слушать, потому что в уголке ее глаза тоже блеснула слезинка. – Он охотится за всем хорошим, что есть в тебе. Понимаешь, Господь… он есмь Альфа и Омега. Ничто не избежит его взора: ни дьявол, ни даже Рекс, – это мне понравилось, и я улыбнулся. – Господь поставил меня здесь, чтобы присматривать за тобой, пока ты растешь. Дьявол может иметь на тебя виды, он может строить планы, пока рога не задымятся, но сначала ему придется миновать меня.
