– Стой на шухере, если не хочешь! – ответил Павел.

Стас остался снаружи. В доме из разбитых окон падал свет на гору сломанных стульев и картин. Друзья прошли и разделились обыскивать дом. Зашёл Стас. Павел развернулся и направил ствол винтовки.

– Ты, блин, не пугай так! Сам же говоришь, что место стрёмное.

– Я подумал, что если мы два дома обошли без напряжения, чего сачковать-то! – сказал Станислав, и на этом все разошлись осматривать дом.

Павел прошёл на второй этаж, который был полон разбитых зеркал и осколков цветастых ваз. Впереди была выломана дверь в спальню, в ней посередине стояла большая разломанная кровать. На ней лежало грязное шёлковое постельное бельё. По всей комнате валялось множество кусков разбитого зеркала. Павел поднял голову и увидел, что на потолке как раз это зеркало и находилось, а опустив взгляд чуть ниже, заметил большой портрет, на котором был изображен серьезный мужчина с аккуратно пририсованным пенисом у рта и нарисованной короной из них же.

Павел пробубнил себе под нос.

– Кого-то не возлюбили.

Этажом ниже Саня обыскивал шкафы и столы. Стас был на кухне и уже нашёл себе добротный мясницкий нож. Друзья собрались внизу. Павел начал говорить:

– Какой-то извращенец жил здесь.

– Тоже заметил кучу побитых зеркал, – поддержал Саня.

– Вообще-то, это называется нарциссизм, и это не извращение, просто кто-то был очень тщеславным, – сказал Стас, и Павел ему тут же ответил.

– Чувак не получил признание масс. Пойдём лучше домой!

Идя обратно на проспект, Саня кинул взор на дома, находящиеся рядом с бывшим обиталищем чрезмерно любящего себя человека. Там стоял разбитый домик с горой бутылок, а за ним – разбитые фонарные столбы.

Путники вышли на проспект, и Саня глянул на часы. На них было 18:25. Солнце уже постепенно начало садиться. Ребята прибавили шаг, и радостные от находки в «Мирном» даже на время забыли о голоде и усталости.

Дед Павел глянул на часы, на них большая минутная стрелка показывала на римскую цифру «VI», а стрелка поменьше была направлена на «V». Полдня уже провозившийся в управе руководства дед встал с металлического стульчика и начал колотить в дверь, на которой было написано «Управляющий».

– Да сколько уже можно! Я тут целый день торчать не намерен.

Ему открыл мужчина, который своим телом заслонил тускло горящую лампочку за его могучей спиной и сказал:

– Уважаемый! Руководство сейчас ушло на совещание, пожалуйста, потерпите.

– Я не уйду, пока мне не скажут, когда в восьмом доме отключат отопление. На улице жарень, а вы деньги списываете за него.

– Пока совещание не закончится, вас никто не сможет обслужить.

– Что это за совещание, которое целый день длится?

Широкоплечий немного закатил глаза и сказал:

– Дед, ты осенью ломился, чтобы тебе отопление дали, а теперь просишь его отключить. Сейчас погода непредсказуемая, может, завтра снег пойдет.

– Да быстрее снег пойдет, пока вы там нарешаете что-то.

Широкоплечий, закрывая дверь, сказал:

– Ничем помочь не могу.

– Вот сука! – проворчал дед себе под нос.

Выйдя из высотного здания, где теперь была управа поселка, дед Павел пошел по длинному проспекту к маленькому магазинчику, за которым стояла его ветхая трехэтажка. У магазина караулила местная братва, все они выглядели одинаково в черных куртках и с синими наколками на руках. Один из них со шрамом на бритой голове поздоровался с дедом.

– А, Павел Давыдович, как вы, ничего?

– Ничего.

– Пойдем, дело есть очень важное!

Лысая голова со шрамом повела деда Павла за угол магазинчика, где находилась разгрузочная площадка. Он начал тихим голосом:

– Слухай, дед, у нас тут дело одно нагрелось. Ты же раньше водилой работал, грузы перевозил, так? Так вот, пахан тебе работу подкинул, ничего сложного, просто «Газельку» подкатишь к дому управы. Ты же там завсегдатый.

– А что мне с этого?

– Ну, помнишь месяц назад вас с мелким обчистили, так вот, мы сможем крышу вам организовать, чтобы никто вас не трогал.

– Чувствую, под что-то криминальное ты меня подписываешь.

– Буду честным, местное самоуправление, мягко говоря, не фонтан. Так мы его того, подогреем. Да и к тому же выбора у тебя нет, братва все крышует, и если ты не помогаешь нам, то ты против нас.

Дед Павел только махнул головой. Тогда шрамированный продолжил говорить:

– Сегодня в 00:00 подкатишь машину к дому управы, а после ты ножками берешь и сваливаешь. Ничего трудного!

– Где машину взять?

– Мы тебе её к дому поставим. Мы знаем, где ты живёшь! – Лысый похлопал с силой по плечу и ушёл.

Дед Павел обернулся и посмотрел на то место, где они стояли с головой со шрамом, и к горлу подступила тошнота. Он сморщил лицо в гримасе отвращения и сплюнул в сторону образа лысого, которого там не было. После сего ритуала он пошёл в сторону дома. Возле подъезда, дрожа тонкими руками, отмывала похабную надпись старушка Катя. Подойдя к ней вплотную, дед заговорил:

– Привет, Катюха!

Она продолжала трудолюбиво тереть надпись.

– Слушай, а на кой ты трёшь стену?

– Я навожу порядок, не мешай! – слегка сердито проговорила она.

– Зачем? Если не сегодня, так завтра нас выгонят из дома! – сказал дед, и после его слов она, не отрываясь от стены, разжала свои худые пальцы, и щётка упала из её рук. Она повернулась к нему и спокойным, но воинственным голосом проговорила:

– Меня из этого дома никто не выгонит. Я, в отличие от тебя, старый бездельник, что-то делаю для улучшения ситуации. Если твои друзья бандиты думают меня напугать, разбивая окна в моей квартире, то у них ничего не получится.

Дед Павел слегка обескуражил. Он ей быстро, как скороговорку, проговорил:

– Оу, оу. С чего ты решила, что они мои друзья? Они всего лишь продукт своего времени. А я всего лишь пару раз водителем у них поработал.

– Не своего поколения. У нас все поколения такие: вспомни своего отца, вспомни себя в двадцать лет.

– Дело, знаешь, в чем – в том, что народ у нас такой. И каждый винит всех вокруг, и никто не хочет что-то менять, а особенно в себе.

После этих слов она нагнулась за щеткой, отчего её блузка задралась на пояснице, и Павлу стало видно багровый синяк на её спине. Павел шепотом сказал:

– Кать, я не…

Она прервала его слова.

– Иди, пожалуйста! О внуке лучше позаботься!

Он развернулся и вошёл в подъезд. Благодаря усилиям двоюродной сестры деда Павла, он был чище, чем все остальные в доме. Добрая Катя каждый день подметала, а раз в месяц мыла полы. Поднявшись на третий этаж, Павел осмотрел замок на наличие взлома. С ним было все в порядке, он висел на приваренных металлических ушках на месте старого. Павел отворил его и зашёл в небольшую двушку. Разувшись, он направился в дальнюю комнату через гостиную. Там он подошёл к окну и начал ковырять наличник пластикового окна. С трудом, но он поддался. Павел достал военный радиоприёмник, а за ним из открытого тайника – гарнитуру и кабель. Подключив все это к радиостанции, он щелкнул прорезиненный тумблер на состояние «АН ВКЛ». На дисплее появились зеленые цифры. Павел начал вводить чистоту и, надев наушники, нажал на танкетку и начал говорить.

– СексПистолс, приём! Это Джони Роттен, как слышишь?

Только шумы были слышны в ответ. Он ещё раз проговорил:

– Секспистолс – это Джони Роттен, как слышишь?

–…Джони!… Да слышу, это Секспистолс… Как сам? Как Сид Вишес?

– Сид Вишес ещё не вернулся с полей.

У Секспистолс проблемы. Бандиты намерены что-то сделать в доме администрации. Предполагаю, что взорвать её. Что будем делать? Приём.

– Пока мониторь… Политика нас мало интересует. Давай, как Сид вернётся, иди на концерт… Как понял… Приём.

– Вас понял.

Павел готов было отключиться, но в канал кто-то соединился.

– Секспистолс… Секспистолс… это Блэксабат… Я Оззи Осборн. Приём!