Долгожданный покой дал понять, что сил совсем не осталось — ни душевных, ни физических. Хотелось разрыдаться навзрыд, но что-то останавливало. Каждый день, каждый шаг по этому жестокому миру закалял тело и душу, давно убедив что здесь нет места слабостям. И теперь долгий, трудный путь вернул нас обратно на «Жемчужину» — жаль только, что ни с чем.
— Сэр! Капитан! Стивенс сбежал! Пленник сбежал! — встревоженное восклицание заставило всё же приоткрыть глаза. Джек Воробей, облокотившийся спиной о спасённую бизань-мачту, оттёр пот с лица и пренебрежительно бросил:
— Чёрт с ним. Он больше не нужен, и если его служивые дружки освободили, значит…
— Значит, исполнена часть моего обещания, — я приняла сидячее положение и пригладила мокрые пряди волос к голове. В ответ на меня воззрился десяток непонимающих глаз.
— А-а, — понимающе протянул Джек, закивав головой с полуулыбкой. — Пообещала, что отпустишь, хотя обещание сдержать не собиралась… Интересно, за что же нынче такая цена?
Я поднялась и качнула головой.
— Сейчас это уже не важно. Ничего не важно. Надо уходить. — Но у штурвала уже бдел вахтенный, а паруса ловили потоки ветра. Цепкий взгляд прошёлся по палубе, по раскрасневшимся потным лицам, по следам разрухи и кровавым пятнам, а также по двум единственным, но ужасающего вида трупам — по счастью, вражеским — задержался на болезненно потирающем затылок Тиме и обратился к Джеку. — Жаль только, что всё было бестолку.
— Отчего это? — Джек карикатурно поднял брови и сделал удивлённые глаза. Я подавила тяжкий вздох, подошла к нему и сочувственно похлопала по плечу.
— Дневник-то мы, кэп, не достали.
По рядам матросов прокатилось дружное «оу», источающее крайнее разочарование и сочувствие, адресованное то ли себе, то ли кораблю, то ли главному искателю, которого эта подробность должна была непременно задеть. Однако, вопреки ожиданиям, Джек не разделил всеобщего уныния и даже не обратил внимания на отчего-то злобно сжавшего кулаки Тима. Как даже показалось в тот момент, под капитанскими усами сверкнула коварная ухмылочка.
— Забавно, цыпа… Если бы ты не испытала на своей шкуре те рифы, тоже не поверила бы в их существование? — я непонимающе моргнула, а Джек сунул руку за ворот рубашки.
— Что ты имеешь…? — я открыла рот в беззвучной догадке. А Джек, не растягивая мучительных ожиданий, поспешил подтвердить её. На солнце блеснула мокрым кожаным переплётом тонкая книжица с изогнувшимися от воды страницами. Джек припечатал дневник Розы Киджеры к моей груди, поднимая ус в односторонней улыбке.
— Что если что-то скрыто от глаз, не значит, что этого нет.
====== Глава VIII. Ночное рандеву ======
Холодный порыв ветра встрепенул потяжелевшие от воды пряди волос и откинул в сторону горький столп дыма, что до сих пор поднимался тёмным удушливым облаком над пепелищем. Обломанный, изрядно обугленный и обломанный гакаборт оставлял позади длинный кильватер, простирающийся почти до Исла-де-Розас. Впрочем, несчастный «остров Роз», плыл к горизонту очень спешно, словно бы злополучное место само отторгало нас, посылая попутный ветер и интенсивное течение. Воздух отяжелел, повлажнел и неприятно оседал в лёгких, как подтаявший снег. Тяжёлая серая туча рваными клочьями наползла на солнце, оставив на резвых мелких переливах волн тёмные вкрапления чуть заметной мороси. Она тут-же принялась прибивать дымовую завесу к почерневшим, ломаным доскам квартердека. Я глубоко вдохнула сырость и копоть, вслушиваясь, как более весомые дождевые капли застучали по древесине, отскакивая от планшира и тонкими ручейками сливаясь в отверстия шпигатов. Корабль робко стонал, когда гребни волн разрезались о форштевень, якобы сожалея о повреждении рангоута и незначительных пробоинах.
— Значит, достал дневник, — я взяла себя в руки, подавила вздох и обернулась к Джеку, сузив глаза в щёлочки любопытного прищура. — Интересно, как?
Капитан Воробей растянул губы в фривольной улыбке, чуть наклонил корпус назад и развёл руками, яснее ясного иллюстрируя уже понятную фразу, которая прозвучала следом:
— Это было легко.
— Да-да, ты же капитан Джек Воробей! Знаю-знаю, — закивала я, но Джек благоразумно отодвинул добытую книжечку от требовательно протянутой руки. Я закатила глаза, пододвигаясь ближе. — Слушай, Воробей, уже не секрет, что в дневнике Роза Киджера описала исследования про амулет Ротжета. Но ты всё равно решил его скрывать? Лучше покажи находку людям — это в своей мере заслуга каждого здесь находящегося.
— Каждого? — Джек небрежно перебрал пальцами, снисходительно и безмятежно разглядывая меня из-под прищуренных глаз.
— О, да! Каждого, — я недовольно воззрилась на капитана, попутно мазнув взглядом по потрёпанным пиратским фигурам за его плечом. — Во-первых, штурм кареты Стивенса…
— Дело сделали лишь мы с тобой, смекаешь?
— Во-вторых, построение плота из ничего… — проигнорировав бессовестное оправдание, продолжила я.
— Да-да, а щедрые природные запасы дерева — это, по-твоему, «ничто»…
— В-третьих, сражение с красными мундирами…
— Не драматизируй, крошка, никто же не убит…
— … И всё — всё! — это ради тебя! — я подступилась близко, выдерживая на лице холодное недовольство, готовое вдребезги разбиться под беззаботной, спокойной улыбочкой капитана Воробья. Тот невозмутимейшим образом поглядывал на меня, источая спокойствие красочнее, чем шаолиньский монах. Игра в гляделки затянулась до тех пор, пока Джекки, чутка наклонившись, не пропел бархатистым голосом:
— Ты плюёшься ядовитыми словечками без зазрения совести, хотя план про карету был плодом твоей светлой головушки…
— Ты только это и услышал? — зашипела я. — Может, это потому, что не хочешь признавать свою провинность перед командой?
— А может, это потому, что команда обязана выполнять приказы своего капитана? — парировал Джек, вторя той же интонации. Я хотела возмутиться, но внезапно обвинения оборвались. К тому же, причина поисков амулета по-прежнему оставалась загадкой. Из-под савана тайны выглядывало лишь одно убеждение: Воробей не пошёл бы на такой риск лишь ради того, чтобы обогатиться или довести дело Розы до конца — он слишком далёк от подобных сентиментальностей. Дело тут явно в другом — в чём-то, что вынудило его пуститься на поиски артефакта, дающего бессмертие и готового воплотить любое желание в жизнь. Капитан Воробей чужд прибегать к сверхъестественным силам ради получения богатства и прочих глупостей — в его духе добиваться поставленной цели своим трудом и потом, если случай не крайний. Сейчас же, похоже, случилось исключение: в пользу этого говорит и красноречивое нежелание Джека делиться целями поисков.
Тем временем Джек уже уложил драгоценную вещицу на тумбу перед штурвалом и, потерев руки, бережно, как нечто святое и непорочное, коснулся темной в разводах обложки. Пальцы его задержались, прежде чем раскрыть дневник, и, вероятно, причиной тому стало подобравшееся воспоминание о той, кто этот дневник составила. Подумать только, сквозь пятнадцать лет эта тетрадь стала связующим элементом между давно погибшей женщиной и когда-то любившим её мужчиной. Впрочем, я тотчас усмехнулась собственным мыслям: нельзя было представить ничего абсурднее, чем Воробей, печально вздыхающей об утраченной любви. Суровые реалии давным-давно отгородили его ото всех привязанностей и любая тоска, сожаление о чём-то (особенно, о любви), казались совершенной нелепицей.
Джек раскрыл дневник на первой же странице, и мы оба трепетно склонились над ним. В душе всё застыло в немой оторопи. Перелистнулось ещё несколько страниц; затем капитан и вовсе открыл книжицу на середине.
— И это всё?! — возмутилась я, наблюдая как капитан вертит во всевозможных плоскостях тетрадь с размазанными до невозможного чернилами. Джек придирчиво поднёс дневник к глазам, перевернул вверх ногами, затем отставил на расстояние вытянутой руки, пролистал несколько страниц и разочарованно потряс им, будто это могло помочь растёкшимся чернилам вновь собраться в чёткие слова.
