Как раз в одну из таких ночей меня обуяло неимоверное любопытство, и я, украдкой оглядываясь по сторонам, прошмыгнула в грузовой отсек трюма. Ящики и бочки грозной веселящей армией разместились в два ряда. В полумраке витал аромат пороха и старого дерева, но прочих специфических запахов не чувствовалось, и я удивлённо приподняла брови: нас надурили, что ли? Настоящая марихуана должна отдавать хоть каким-то ароматом! Впрочем, если на то пошло, то не мне судить об этом: гораздо больше вероятность, что Джек лучше, чем я, знает обо всех свойствах травки. Однако, внутренний голос решительно желал убедиться в том, что все россказни про нашу контрабанду — это не очередной розыгрыш Джека, и я приподняла крышку с ящика — высокого и широкого, как ванна. Свет качающегося фонаря упал на серо-буро-зелёную смесь из засушенных листочков, стеблей и цветков небезызвестного растения. «Всё-таки, не обманули», — удивлённо присвистнул внутренний голос, и в следующий миг над ухом громыхнуло насмешливое:
— Цыпа, я понимаю твой естественный интерес, но казённый товар варварски употреблять не дам.
— Джек! — испуганно отпрянула я, и крышка с грохотом упала на ящик. — Это не то, что ты…
— Да-да, конечно! — под густыми усами засветилась коварная ухмылочка. — Я ни в коем случае не подумал, что ты спустилась в трюм посреди ночи, чтобы тебя никто не заметил, и полезла в ящик с контрабандным товаром, чтобы ощутить его действие, о котором так много рассказывают, — Воробей по-кошачьи хищными шагами двинулся меж рядов с ящиками. Чёрные глаза сверкнули в темноте: — Захотела… поддаться соблазну…
— Соблазн?.. — я шагнула навстречу. — Соблазн — это всего лишь иллюзия, которой люди оправдывают свои поступки.
Джек остановился и уклончиво кивнул:
— Зависит от обстоятельств.
— Обстоятельств? Например?
Мы замерли вплотную друг к другу, соприкасаясь горящими взорами.
— Например, сейчас. Или ты не ощущаешь… соблазна? — наши пальцы переплелись.
— Здесь? В трюме, когда кто-то может войти? — слабо пролепетала я, чувствуя трепетное прикосновение его губ на своей шее.
— Да. Здесь, в трюме. В глубокой, бездонной ночи. Посреди, — он царапнул ногтем по крышке ящика, — запрещённого товара. Рома. И пороха. Когда мы находимся на грани быть застигнутыми врасплох…
— Ты уверен, что это та самая «травка»? — прерывая его нежные прикосновения, я придирчиво изогнула бровь.
— Проверить это я тебе не дам.
— Если это она, то как же ты нейтрализовал её специфический… кхм… аромат?
Воробей пнул крышку с ящика. Она откинулась на пол, а за ней вывалились несколько цветочков и маленьких чёрных камешков.
— Бамбуковый уголь, — Воробей подкинул на ладони чёрный вытянутый уголёк. — Отлично нейтрализует все ненужные ароматы. Поэтому в Новом Орлеане проверяющих не смутит подозрительный запах в трюме. А перед самым прибытием замаскируем саму травку.
— Как? — на автомате пропела я, снова сплетаясь руками с Воробьём.
— Очень естественно. Так же естественно, как наши… естественные… соблазны…
— Ну раз так… — нежно выдохнула я ему в лицо. Губы соприкоснулись. Я запустила пальцы в его волосы, приподнимаясь на носочках. Джек углубил поцелуй и прибавил ему страсти. Я извивалась в его сильных руках и наслаждалась пряным, сладко-горьковатым от рома вкусом обветренных губ. Я обхватила его ногами за пояс, повисла на нём, не разрывая страстного, горячего, безумного поцелуя. Руки Воробья подхватили меня под бёдра, и он усадил меня прямо на бортик открытого ящика с марихуаной. Я запрокинула голову и опёрлась руками о другой бортик, пока его ловкие руки нырнули под мою юбку, поглаживая ногу, и поднимаясь всё выше и выше, пока не достигли основания бедра, где остановились, растягивая сладкие секунды предвкушения.
— Ты меня с ума сводишь, — ахнула я, шумно втягивая воздух сквозь стиснутые от наслаждения зубы.
И мы отдались друг другу в очередном порыве страсти. Безумие нарастало, выражаясь в мощных, порывистых, быстрых движениях, и скоро я уже не могла ничего видеть от сладкого исступления — только жадно хватать воздух, повизгивая от ощущений и цепляться за его напряжённые мускулистые плечи… И не слышать собственных стонов…
Но сквозь пелену нарастающего безумия прорвался стук чьих-то шагов на ступенях, и следом трюмную тьму прорезал фонарный свет. Глаза отчаянно распахнулись, с губ сорвался перепуганный вскрик, и я рефлекторно дёрнулась; но тело занесло назад и я, взмахнув руками, как курица в полёте, рухнула прямо в ящик с марихуаной. Задёргалась, пытаясь перевернуться, но только глубже зарываясь в сушёные растения. Соцветия лезли в лицо, путались в волосах и одежде. Я стремглав перевернулась на живот, натянула юбку платья как можно ниже — и притихла, укрывшись за бортиком ящика, безжалостно придавливая собой драгоценный товар. Воробей спешно застегнул штаны, грациозно развернулся на каблуках и привалился к ящику. Тут же с порога донеслось, переполненное удивлением:
— Мать честная, Джек! Какого дьявола?
— Гиббс, ты сейчас совершенно невовремя, — рявкнул Воробей, с порывом взмахнул руками и направился к старпому в неприкрытом намерении выгнать его пинком под зад.
— Ты что же, товар расходовать пришёл? — Гиббс удивлённо выпучил глаза и поднял выше фонарь.
— У меня к тебе такой же вопрос! — насмешливо отозвался Джек. — Иначе что принесло тебя сюда посреди ночи?
Во мне заговорило желание услышать ответ Гиббса. Но вдруг, как на зло, какой-то зловредный листочек попал в ноздрю, и меня пронзило ужасом: в носу засвербело, и не успела я предпринять жалкую попытку сдержаться, как разразилась звонким и громким чихом, от которого в воздух подлетели несколько листочков.
— Мисс Оксана?! — изумлённо прозвучало со стороны Гиббса. Мне пришлось уныло поднять макушку над ящиком и сдуть с лица прядь волос с запутавшейся в ней коноплёй. Брови Гиббса взлетели на лоб, а глаза чуть не вывалились из орбит. — Вы что, вдвоём здесь травку курите?! Джек, ты же сам говорил, что если хоть щепотка товара пропадёт, то ты нас того… в гальюне утопишь…
— Вы что, мистер Гиббс! Я здесь… просто… случайно… эээ… шпильку уронила в марихуану!.. А Джек помогал мне ее найти… — затараторила я, выбираясь из ящика. Внезапно раздался смачный треск рвущейся ткани, и старое платье Розы Киджеры разошлось по швам прямо на моей груди, так что передняя часть плавно откинулась, обнажая прекрасный вид. Я с идиотским визгом рухнула обратно в марихуану, обхватывая себя руками, чтобы «уберечь» Гиббса от незаслуженного зрелища.
Тот многозначительно покачал головой.
— М-да… Похоже, вы уже употребили…
— Чего-о?! — возмутился Воробей. — Давай-ка, приятель, — он развернул Гиббса к себе спиной и дал ему смачного пинка под зад, так что тот едва не влетел лбом в переборку. — Дуй от сюда по-хорошему.
— Точно, употребили, — философски вздохнул Гиббс.
— Уйди отсюда уже, Гиббс! — я яростно подорвалась над бортиком.
— Почему? — как болванчик, произнёс старпом. — Я пришёл за ромом. Мне нужно взять ром. Я возьму ром. — И упрямым бараном попёрся прямо к моему ящику. Я суматошно вывалилась из него и рухнула на четвереньки, одной рукой прижимая надорванный кусок платья к груди. Сапоги Гиббса появились прямо перед моим лицом, и мне пришлось ретироваться. Я поползла вокруг ящика, а он подхватил из соседней коробки бутыль и замер, вытаращившись на меня. Я доползла до стены и остановилась, суматошно соображая, что делать дальше, и мысленно умоляя Джека вступиться.
— Мисс Оксана, вам плохо? — сапоги Гиббса снова появились перед моим лицом. А после я почувствовала, как меня за плечи поднимают на ноги. Но не успел Гиббс повернуть меня лицом к себе, как я резко согнулась пополам и снова прижала руку к груди, настойчиво скрывая эротическое «декольте».
— Что с вами, мисс Оксана? — озабоченно пробурчали над ухом. — Почему вы так… скрючились?
— А! Радикулит! Приступ! Острый! Отойдите от меня! — завизжала я первое, что пришло на ум. Однако после слишком активных любовных утех старое платье утратило свои последние жизненные силы, и знакомый треск ткани раздался внизу спины. Глаза в ужасе распахнулись, когда я почувствовала, что платье разошлось по швам прямо на пятой точке. Гиббс как раз обходил вокруг меня, гадая, чем же помочь. — А! — я отпрыгнула и прижала рукой отрывающуюся юбку. — Геморрой! Обострение! А-ы-ы-а-а! — и я забегала по трюму, одну руку прижимая к груди, а другую к заднице. Заботливый, добрый самаритянин Гиббс в растерянности протянул ко мне руки и побежал за мной.
