— Я тоже люблю себя. Как раньше… так и впредь.

Наши губы слились в поцелуе. Я запустила маникюр под его рубашку и разорвала её на десяток лоскутков. Он в свою очередь поспешил лишить меня платья. Я была готова пригвоздить его к палубе в порыве страсти, но меня остановил его голос:

— Дорогая, давай не здесь, — и Джек выразительно покосился на застрелившихся «полицейских».

— А-а… где тогда?

— К примеру, там, — он указал за борт, на «майнкрафтную» воду.

— Ни слова больше! — я прыгнула на Воробья верхом, переваливая его через борт. Миг падения — и мы рухнули на поверхность воды. Она оказалась твёрдой как асфальт, но я даже не удивилась. И мы сразу же приступили к страстным ласкам…

… Спустя много времени, проведённого в безумном наслаждении в жарких объятьях кэпа, я откинулась на воду, пытаясь утихомирить тяжёлое дыхание.

— Фууух, Джек… Вот это да… — я прикрыла глаза, вытерла пот со лба и заулыбалась. — Это было нереально, спасибо… Меня прежде никто так не уматывал.

Наверное, мы слишком много времени провели в порывах-изгибах-стонах-сплетениях, потому что солнце уже не слепило закрытые глаза. Стало прохладно, и захотелось одеться. Или повторить нашу вакханалию любви.

— А вот о тебе не могу сказать такого же… — прозвучало над ухом, приправленное тяжёлым дыханием. — Роза Киджера была намного лучше и умелей, чем ты. Прости, но мне не понравилось.

— Что-о?! — я, не успев даже глаза раскрыть, резко дёрнулась, пытаясь вскочить, чтобы надавать хаму по морде, но со всей дури стукнулась головой о что-то и с воплем завалилась обратно. — Мм, чёрт! — рука схватилась за ушибленный лоб. Пульсирующая боль расходилась по всей голове. Она возвращала в реальность и растворяла сладкую истому. Так бывает, когда просыпаешься утром, но продолжаешь лежать с закрытыми глазами — уже понимаешь, что всё прошедшее было сном, но ещё не сориентируешься в пространстве и времени.

Мироощущение постепенно снова наполняло бренное тело. И резко появилось понимание, что всё произошедшее только что было ни больше ни меньше иллюзией, созданной фиолетовым дымом. Я по очереди разлепила глаза. Но им предстала только темнота. Я замычала, потирая веки кулаками и не без радости отмечая отсутствие двухметрового запрещённого маникюра. Крыльев под спиной тоже не было. Но всё болело так, будто их только что отломили. Это окончательно помогло прийти в себя. Ныла каждая косточка, каждая клеточка тела, будто её пропустили через мясорубку. «Ё-моё, вот она какая, ломка…» — даже внутренний голос дрожал, представляя, что могла сделать я, или что могли сделать со мной, пока я была под кайфом. «Фу-у, как же паршиво. Ну и бред тебе привиделся, подруга. И в какие же экскременты ты влипла на этот раз?» — необходимость прямо сейчас понять это, узнать ответ на жизненно необходимый вопрос, заставила меня снова разлепить тяжёлые веки, под которые будто насыпали соли. Взгляд снова устремился в темноту — давящую, плотную и непроглядную. Надеюсь, лишение зрения — это не побочный эффект от наркотика? Здесь было сыро, влажно, пахло плесенью и затхлостью, а ещё чем-то разлагающимся.

Я попыталась принять сидячее положение, приподняться на локте, но плечо упёрлось во что-то, едва я изъявила попытку подняться. Сердце ускорило ритм, внутренний голос шепнул нервное «Что…?». Руки зашарили вокруг. Замкнутое пространство окружало со всех сторон, давило, нависало — будто меня запихнули в заколоченный деревянный ящик.

«Это не ящик», — подсказал внутренний голос. — «Это гроб». Сердце пустило вибрацию по телу, мурашки защекотали спину. На лбу выступила капля холодного пота. В надежде опровергнуть свою догадку, я вытянула ноги до максимума — они упёрлись в дерево, руки тоже нащупали за головой стенку.

— А… А-а-а-а-а! — вырвалось из горла. Паника сжала тело в тисках, впилась ледяными когтями в живот. А крик потревожил кого-то у меня под боком. Что-то справа дёрнулось, подскочило; раздался глухой удар о нависший потолок, а следом за ним — поток отборной брани.

— Джек! Ты? — лишь сейчас обнаружив присутствие человека, я повернулась на бок, насколько это позволяло тесное пространство и затрясла Воробья за плечи.

— Агхр… Что ты вопишь, будто тебя на зуб кракена насадили? И так башка трещит, — прозвучало родным голосом Воробья.

— Джек, нас заперли в гробу!

Минута молчания. В нашу память.

Джек замер, напрягся. Его руки упёрлись в потолок, стремительно зашарили по стенкам, убеждая в этом факте.

— Э-эй! — удар кулаком в потолок гроба. — Ау! На помощь! — череда ударов, просьбы помощи, снова поток ругани.

Я впилась ногтями в днище гроба. Сердце застряло в лёгких, и к горлу подкатил удушливый комок. Тело свела судорога.

— Господи! К-как-так? — мои слова были слишком громкими в этом крохотном пространстве. И, вне сомнений, бесполезными. Я снова застучала в крышку гроба, забила в неё ногами. — Кто-нибудь! Э-эй! Пожалуйста! Мы здесь! Помогите! А-а! А-а-а-а-а-а!!!

Мольбы о помощи быстро стеклись в бездумный крик. Паническая атака вгрызалась в разум, вытесняла всё адекватное, что ещё оставалось во мне, съедала всю душу и превращала тело в марионетку.

— Ы-ы-а! — я мелко застучала зубами, едва руки Джека впились мне в плечи.

— Успокойся! Успокойся, кому говорят!

Джеку пришлось приподнять меня за плечи и с силой впечатать в днище гроба, чтобы вытряхнуть из меня панику. Это слегка привело в чувство, и я обескураженно замолчала.

— Кислорода должно хватить примерно на полчаса, а твоя истерика истратит его в считанные минуты. Нам надо продержаться как можно дольше и потихоньку выбираться.

— Выбираться! — я всплеснула руками, и, кажется, снова попала ему по носу. — Как можно выбраться, когда тебя закопали заживо! Даже если мы пробьём крышку, — я зарядила кулаком наверх, в потолок, — Нас мгновенно засыпет землёй!

— Да хватит орать! — рявкнул Воробей. — С чего ты взяла, что нас уже закопали?

— Н-но ведь в крышке есть щели, а свет не проникает, — я провела ладонью по узким бороздам, испещряющим потолок, и снова почувствовала приступ паники. — Джек, это же жертвоприношение! Вот о чём нам сообщали! В отличии от известных методов а-ля «бросить в вулкан или сожрать», эти сектанты закапывают людей заживо! Твои методы по избежанию жертвоприношения не сработали!

— Да неужели?! Давай ещё отношения повыясняем! Успокойся, Оксана. Успокойся. Если бы нас уже закопали, вес земли уже начал бы продавливать крышку гроба, крышка бы прогнулась в середине, но она абсолютно ровная. Сквозь щели какая-то доля земли уже осыпалась бы внутрь. Но здесь её нет. Теперь попробуй просунуть палец в щель. Чувствуешь матушку-землицу? Нет.

Я не без труда втиснула мизинец в щель, но он не коснулся сырой земли. Значит, наш гроб ещё в «морге», или уже стоит на краю свежевскопанной могилы. А может, нас уже отнесли в своеобразный крематорий и прямо сейчас стенки гроба схватит пламя?

— Так, — я сделала глубокий вдох, опустила веки, медленно выпустила воздух через ноздри и открыла глаза. — Крышка. Надо её выбить.

Вжикнуло лезвие. По движением Джека под боком, стало ясно, что он вытащил припрятанный в сапоге нож. Звуки и движения кэпа без слов пояснили мне его намерения. Лезвие боком втиснулось в щель, принялось расшатывать доску. Правда, сильно сказано: качественная конструкция плохо поддавалась короткому клинку, и доска пошатывалась слегка, как молочный зуб в детстве, который тебе надо самостоятельно выдернуть, чтобы родители не отправили за этим к стоматологу. Я приложила свою помощь: продолжила истязать крышку ударами ног и кулаков. Пространство для размаха было мизерное, поэтому я походила на глупую букашку, бьющуюся в оконное стекло — не имея шанса протиснуться сквозь, но не понимая этого.

— Джек, нам необходимо действовать сообща. Выломаем хотя бы одну доску, чтобы поступало больше воздуха. Ты ковыряй кинжалом у изголовья гроба, я же буду выбивать её ногами снизу.

После краткого «угум», Джек вставил кинжал в щель прямо над головой, и под наклоном надавил на рукоять, чтобы клинок вжался в доску. Я пробежалась пальцами по доске до её заднего края и с силой шибанула в неё носком сапога.