— А вот это всё, — взгляд выразительно обвёл шалаш. — Нас посвящают в племя или готовят к тому, чтобы порадовать бога смерти свеженькими жертвами? — мрачная усмешка вырвалась сама собой.

— Посвящать в племя чужаков? Сомневаюсь.

— Хм… интересно: нас съедят, сожгут или швырнут в какой-то вулкан? — произнесла я так, будто гадала, какой подарок получу на день рождения. В ответ Гиббс лишь покачал головой, мол, не смешно, накаркаешь ещё.

Спустя немного времени каждому туго стянули руки верёвкой. Когда связывали меня, я сжала кулаки, развела локти и держала кисти рук близко к телу, чтобы между запястьями осталось расстояние, и в дальнейшем было легче освободиться от пут. Под конвоем нас вывели из шалаша. Дневной свет ударил в глаза, вынудил щуриться и затруднял оценивание обстановки. Лагерь аборигенов расположился на большом пустыре. С трёх сторон его ограничивал густой лес, а с четвёртой примыкала крутая голая скала, простирающаяся ввысь. На ней было выдолблено крупное изображение знакомого черепа. Его рот был раскрыт в вечном крике, но его перекрывал огромный булыжник. Внутренний голос подсказал, что он служит в качестве двери, а за ним нечто вроде выдолбленного в скале храма. Кроме этой достопримечательности на поляне ютились десятки деревянных «вигвамов», а в промежутках между ними, как хищные клыки, из земли вырастали каменные тотемные столбы. Их макушки венчались черепами — они выделялись на фоне каменных столбов своей белизной, и их происхождение не оставляло сомнений. Поляна имела неравномерную форму — тут и там за лес уводили узкие охотничьи тропы, края пустыря местами круто вдавались в лес, а местами наоборот заросли выступали вперёд. Вопреки надеждам, вместо крохотного поселения мы оказались в настоящем дикарском городе.

Путь по залитому солнцем лагерю окончился новым заточением: нас затолкали в другой вигвам. Совершенно пустое помещение встретило нас равнодушным холодом, потусторонним по сравнению с жаркой улицей. Солнце застенчиво заглядывало в крохотное окошко под самым потолком, но даже благодаря столь скудному освещению, можно было разглядеть чернеющую на полу человеческую фигуру — стройное тело, длинные волосы, знакомые черты лица. Едва дверь за нами закрыли, я кинулась туда, упала рядом с ним, и с размаху влепила ему пощёчину. Во ответ раздалось сдавленное «э-ой!», Джек подскочил и в непонимании воззрился на меня:

— Ты совсем? Я вообще-то в уже сознании! Могла бы сначала спросить!

— Ты решил, что я хотела привести тебя в чувство? Вовсе нет, я хотела ударить тебя по морде.

Джек раздражённо фыркнул, принял сидячее положение и обхватил колени руками.

— Я тоже рад тебя видеть.

— Тебе что, понравилось быть мишенью для метания дротиков? — я возвела очи к потолку. Надеюсь, Джек не понимал, что причина моих причитаний в том, что я испугалась за него, побоялась, что за неподобающее поведение его убьют. Надеюсь, никогда не поймёт.

— О да! После них такие сны снятся… красочные… — я словила на себе его эротический, похотливый взгляд, не оставляющий сомнения, какого рода грёзы посетили его в царстве Морфея.

— Ненормальный.

— Конечно! Желание выжить — истинная черта ненормальных. Местные жители дарят своему богу в жертву только таких паинек, как ты.

Я не придумала ничего лучше, чем снова закатить глаза.

По наши души явились только тогда, когда вечер вытеснил робкие солнечные лучи из окошка. Всё это время я вела дискуссию со внутренним голосом: рискнуть притвориться неадекватной, или продолжать подчиняться всем приказам? За несколько часов заточения выяснилось, что ничего конкретного не выяснилось, а о «достойности стать жертвой» команде объяснили жестами, что само собой не даёт гарантий: никто не знает, правильно ли было понято то, что хотели сказать дикари.

За стенами застучали барабаны. Их хищный ритмичный гул заставил всех вздрогнуть. «Барабаны смолкнут, и простимся с Джеком» — ехидно процитировал внутренний голос. Команда, рассевшаяся у стен шалаша, принялась переглядываться, хмуриться, вытягивать шею, будто в попытке что-то увидеть сквозь стены.

— Не нравится мне это, — голос мистера Хоггарта прервал молчание подобно грому. До этого все словно бы боялись заговорить, дабы не порвать хрупкую нить временного спокойствия.

— Что мы сидим тут, чёрт возьми? — я ударила кулаком в землю. — Молчим, стараемся смириться, вместо того чтобы планировать побег?!

— Побег? Ха-ха, пройдёшь два метра по лесу и угодишь в ловушку, — прозвучало в ответ. — Не забывай, что мы тут на день раньше тебя.

— На день? — брови удивлённо подпрыгнули. Такого большого промежутка времени я не ожидала никак, поэтому появилось ощущение, словно я единственная, кто не в теме.

— Угум. Наша попытка сбежать закончилась свалившейся прямо на голову клеткой.

— Увы, но по лесу в самом деле рассеяны ловушки. — Заключил Джек. Он встал, потянулся, похрустел костями и неуверенно добавил: — Разве что, наш единственный шанс — река.

— Река?

— В которой ты «решила искупаться», когда бежала по мосту, — кивнул он. — У берегов открытое пространство, на котором ловушки не спрячешь, но и здесь есть проблемка: мы будем видны как на ладони. Более того, до неё нужно добираться по лесу.

— И я не сомневаюсь, что по ту сторону, — Гиббс ткнул пальцем за плечо, на стену, — круглосуточно дежурит парочка бугаев с копьями.

— Так что о бегстве речи быть не может, — уныло подвёл черту Бергенс.

— Расклад безрадостный, — цыкнула я.

Застонала дверь, и в шалаш дыхнуло вечерней прохладой. В открывшемся дверном проёме на фоне серого неба возвышался жрец. Факел в его руке наполнил светом все уголки шалаша. Я прикрыла глаза козырьком из ладони, щурясь и инстинктивно отползая в тень стены.

— Мэкайя! — провозгласили вошедшие. Их было не мало — немногим меньше, чем во время нашей первой встречи. Каждый считал своим долгом выкрикнуть «заветное слово» при входе в шатёр, что пугало не хуже, чем зрелище по ту сторону двери. Сквозь дверной проём увидеть улочку удалось мельком, но и этого хватило для появления панического холодка на спине: всё поселение расцветилось огнями. Тотемные столбы, расставленные в хаотичном порядке, озарились светом. Человеческие черепа на их верхушках глядели огненными глазами. Их взгляд горел пламенем, и по хижинам скакали гигантские оранжевые тени. Однако скоро первое впечатление сдало позиции и до меня дошло, что это всего-навсего фонари. Внутрь черепов помещены свечи или факелы, льющие свет через глазницы. Но жутковатое зрелище снова пробудило внутренний голос, учтиво подметивший, что именно для таких целей через некоторое время будут использоваться и наши черепа.

Справа полыхнул свет. Я дрогнула, прикрыла глаза рукой и заставила себя оторвать взгляд от дверного проёма: посередине нашего шатра развели костёр. Пламя вознеслось к потолку огненным столпом, затрещало в предвкушении чего-то масштабного. Я поймала себя на том, что невольно приблизилась к Джеку и едва ли не ухватила его за руку. Каменное лицо Джека озарялось багровым отсветом пламени, было сосредоточено и собрано.

Дверь взвыла и захлопнулась. Если раньше клаустрофобия меня никогда не тревожила, то сейчас, оказавшись в замкнутом пространстве с аборигенами и огромным костром, мне стало трудно дышать: организм изъявлял чуть ли не жизненную необходимость вырваться отсюда, найти способ спасения.

Заиграла музыка, если, конечно, этим словом можно назвать звуки примитивного рожка. Мелодия без особой структуры лилась плавно и монотонно, как арабские песнопения — лишь изредка выводились мелизмы. Музыка успокаивала, убаюкивала и вводила жреца в некий транс: спустя минуту он уже «подпевал» — мычал в такт и покачивался из стороны в сторону. Остальные присутствующие аборигены вторили ему, словно взывали к богам.

— И долго нам ещё смотреть этот концерт? — пробурчали сзади.

— Если после него нас швырнут в этот костёр, — усмехнулся мистер Бергенс, — то надеюсь, что долго.