«Будь королевой мне!»1

Палящее солнце окунулось в матовую дымку над лесом, а крепчавший было ветер неожиданно стих, покинув сочно зелёные луга и манящие степи. Вязкая духота сразу же растеклась над усталой землей.

Агата вытерла лоб рукавом старого холщового платья. Лицо, руки и шея сильно обгорели, покрылись россыпью язвочек и болезненной краснотой, а макушку напекло даже через косынку.

К счастью, на сегодня садово-полевые работы окончены, и теперь можно было не задерживаться на страшном пекле.

Совсем скоро скудная еда и короткие мгновения отдыха хоть как-то помогут прийти в себя. Оставив пышно цветущие клумбы, благоухающие дивными запахами редчайших из благородных цветов, Агата направилась по мощеной тропинке к замку. Там, у каменной стены, поросшей мхом и горьким лишайником, высился сарайчик, где хранилась многочисленная садовая утварь: инструменты, огромные короба с торфом, пузатые бочонки с удобрениями и многое другое. В дальнем углу сарая, возле накинутого на бечевку полотна с мелкими крапинками дырок, к стене крепился умывальник. Туда Агата и направилась, подхватив у порога ведро с нагретой на дневном солнцепеке водой.

Духота под ссохшейся крышей сарая ослабляла свои крутые путы. Ненамного, но всё же дышалось легче. Спрятавшись за тряпкой, Агата скинула выпачканную одежду и как следует вымылась, после подхватила с низкой треноги чистое платье, такое же старое и из такой же жесткой ткани, как и рабочее, и с облегчением переоделась. Как же свежо и хорошо стало после помывки! Усталость едва ли ослабла, но смыть пот и грязь с изможденного тела – настоящий подарок.

Вернувшись на тропинку, девушка направилась к замку.

Сейчас Агата устало просочится по извилистым дорожкам мимо оранжереи, цветников и аларейских горок леди Осткард, срежет путь через старый выход на поле и спустится к конюшням. Там девушку, как всегда, встретят Рыжик и Ветхий – этих коней Агата по утрам частенько подкармливала огрызками крепких морковок, утащенных с кухни.

А вечерами в замке бывало холодно. Даже слишком. Конечно, не для тех, кто жил в спальнях, отапливаемых высокими каминами, и всю ночь нежился на согретых медными грелками постелях. Холодно в замке было для слуг и чернорабочих – для таких, как Агата, ютящихся в полусырых уголках подвалов на тюфяках из сена или на жестких деревянных лавках. Для них – да, в замке бывало весьма холодно.

И всё же недавно Агате удалось избежать участи проводить мучительно холодные ночи в сырых комнатах для прислуги. Теперь она жила на кухне. Там, где большую часть суток полыхали огромные камины и теплились жаровни, где всегда было тепло. На кухне у Агаты имелся свой уголок под лестницей, где был расстелен её собственный тюфяк. А это – уже много. К тому же теперь девушка всегда могла хорошо и даже вкусно поесть.

Но знали все – никто бы никогда не выделил простой служанке такой замечательный угол без всякой причины. Это всё лорд Осткард. Он всегда заботился о ней, об Агате, делал для неё очень многое, даже всё возможное: помимо прочего, обучил её чтению и письму, позволил пользоваться библиотекой, научил кататься верхом на лошади… Лорду Осткарду была дорога Агата.

Скрипнула дубовая дверь, и Агата тихонько прошла на кухню. В теплом воздухе каменного зала с низкими потолками собрался целый букет самых аппетитных запахов.

Готовилась еда: в котлах кипел мясной бульон, на решетках пеклась рыба, пряная от перца и лимонного сока, у дальней стены поскрипывал вертел с румяным поросёнком.

А как оживлённо здесь было!..

Грузная кухарка в засаленном фартуке и её помощники резали овощи на дубовых столах, натирали приправами мясные заготовки. Кто-то выносил из кладовок завернутые в ткань горшочки со сметаной и горчицей.

Старшая из помощников Танте, чернобровая и кудрявая как овечка, бегала возле позолоченных плошек: сначала помешивала густые супы, затем подсыпала в них свежую зелень, уже после давала команду выносить блюда к столу в зале.

– Как всё-таки король Сиэльк любит свою сестру, – деловито произнесла служанка Алиса, топтавшаяся в углу кухни на деревянном табурете. – Всё время присылает ей подарки…

С одного из многочисленных веников, привязанных к низкому потолку, девушка сорвала щепотку лавровых листьев и с наслаждением вдохнула их терпкий аромат.

– Помалкивай лучше и работай, – устало буркнула кухарка. Она на мгновение перевела дух, затем снова продолжила заниматься резкой свежих кабачков. – Если не успеем управиться, леди Осткард нас всех без еды оставит, да ещё и выпорет почем зря.

Алиса насупилась и с понурым видом вернулась к подбору приправ. Похоже, после слов кухарки особый настрой служанки тотчас же испарился.

Помалкивали тем не менее на кухне совсем немногие. Кто-то без устали болтал о пышных нарядах из шелка, привезенных леди Осткард на днях, кто-то – о бесконечно жарком и долгом дне… Но больше всего было тех, кто с глубокой скорбью шептался о войне: о том, что сил терпеть лишения и разлуку с близкими уже совсем нет, что конец Атернии близок, что кого-то снова совсем недавно забрали на поле битвы – и не куда-то там, а на Аларейский горный хребет, где жестокий лязг стали уже стал беспрерывной песней, а пролитая кровь разве что не кипела.

Агата проскользнула под свисающими с потолка медными сковородками, ловящими мутные силуэты, и вышла во вторую часть кухонного зала. В дальнем конце находились кровати тех, кто спал на кухне. Агата подошла к лестнице, ведущей на второй этаж, и остановилась. Вот он, её тюфяк. Выбеленные заплаты, копна колючей соломы, торчащей из наскоро заделанных дыр, сложенный вчетверо рваный фартук вместо подушки. Какой уж есть, Агате выбирать не приходилось, но и жаловаться – грех. Другие слуги и о таком только мечтают. Забравшись с ногами на свою кровать, Агата размяла плечи и, растерев шею, откинула голову на шершавую каменную стену. Теперь можно немного отдохнуть

Пообедать удалось спустя четверть часа. И сегодня обед был даже лучше, чем обычно. Слабосолёная похлебка, горячая, пусть и не слишком наваристая, зато с кусочком ветчины и щепоткой перца. Подсохшая буханка хлеба, две отваренные картофелины, приправленные укропом, и чашка душистого чая. Что могло бы быть лучше?

Определенно, ещё один большой плюс обитания на кухне – это более свободный доступ к еде, чем откуда бы то ни было. После обеда Агата почувствовала себя куда лучше, а устроившись на своём тюфяке, и подавно хорошо. Ступни, конечно, страшно болели. Руки и локти по-прежнему ломило, а лицо, запястья и даже темные от загара лодыжки – всё горело от раздражения. И ведь сколько же ещё сегодня надо успеть сделать! Пусть и не в саду… Хорошо, что у неё, у Агаты, есть хотя бы этот час отдыха, которым она так дорожила.

Девушка закрыла глаза лишь на мгновение и сразу же увидела расцветающие цветы белого вереска, а потом и красноперых северных птиц, голосистых и важных, скачущих в ветвистых кронах древних сосен. Где-то играла музыка, и Агата пела. Она пела песню, которую так любила, и почти летала, кружась в легком, словно бы воздушном танце. Она находилась дома, на севере, и счастью её не было предела. Остаться здесь! Только бы остаться здесь подольше! Где-то шумели волны холодного моря, кричали чайки, свирепый ветер пел свою грозную песню, вытачивая острые пики гор…

– Эй, Агата… Агата, проснись!

Кто-то теребил её за плечо. Вздрогнув от колючего приступа страха, Агата распахнула глаза и резко распрямилась. Перед ней в сонном мареве, заволокшем глаза, плавало веснушчатое лицо Гаэрра. Заметив, что служанка проснулась, худощавый юноша с волосами цвета соломы растерянно скривил рот.

– А? Гаэрр, это ты… – выдохнула Агата, протирая глаза. – Что-то случилось?

Какая неосторожность – вот так вот заснуть! И сколько же она спала? Уж явно не десять минут!

– Там леди Осткард рвёт и мечет! – судорожно прошептал Гаэрр. Юркнув глубже под лестницу, юноша обхватил запястья девушки тонкими пальцами. Глаза его горели страхом. – Она не может понять, куда ты запропастилась…