Помните его проповедь в следующий день? Как он страстно говорил о любви к ближнему от имени какого-то бога и его предка? Как он еще через год, уже почти незрячий, поплелся по каменным улицам к жестокому рыцарю в стальных доспехах, осаждавшему город долгие месяцы, молил его о пощаде к обессилевшим защитникам города, обреченным на истребление?

Ведь все это уже можно считать достоверным. Все это точь-в-точь повторилось и при десятикратных прогонах ПТС на машинах. Добились же кибернетики, что разночтения картин начинаются спустя только десяти- пятнадцатилетний период с момента, зафиксированного на полотне. Почему вы не допускаете, что через год они добьются того, что однозначные решения будут получаться и на сто лет вперед и на сто лет назад?

— Не получатся, Тамила, — возразил Гесэр. — При попытке получить воспроизводимые решения на каждое следующее десятилетие трудности будут возрастать со степенью, прямо связанной с количеством людей на планете, то есть на Земле. А история тянется на десятки лет, число же людей на Земле — сотни миллионов… Это принципиальная трудность. Чисто вычислительными методами ее не преодолеть… Тамила, вы во власти эмоций. Вас поразила картина. А старик… Вы не видели его действия в других экспериментах, на более продолжительные периоды. Он бы вас сильно разочаровал. Я не знаю, что было в действительности с ним там, в далеком прошлом, но меняющиеся от эксперимента к эксперименту неожиданные сюрпризы в его поведении — есть фокусы вычислительного метода.

— Но вы же работаете в Центре, где именно вычислениями и занимаются. Вы должны…

— До сих пор я делал все, что требовалось от меня, — перебил ее Гесэр. — Мало того, пытался предупредить вашего мужа о будущих неудачах.

— Но сейчас… Сейчас вы критикуете Программу открыто и, еще хуже, официально. Грегору и так трудно. Мне кажется, он особенно больно воспринимает вашу критику.

— Тамила, я не могу молчать, когда так упираются во что-то одно. Это особенно вредно, когда упирающийся обладает властью… Ведь большинство вокруг уже давным-давно понимают, чего стоит Программа. Извините за откровенность.

— Но если вы знаете, что надо делать, почему не делитесь с ним? — не совсем дружелюбно спросила Тамила.

— Почему?.. До сих пор он меня и слушать не хотел. Но я не в обиде. Пусть придет, я с ним всем поделюсь.

— Он же научный руководитель Центра. Логичнее, если бы вы пришли к нему с вашими предложениями, — почти взмолилась она.

Глаза Гесэра вдруг сверкнули. Он поднялся.

— Тамила, я, в конце концов, обыкновенный человек. Не требуйте от меня большего, чем я могу. В свое время он шутя отнял у меня самое дорогое… Здесь, в Центре, я думал, что работа поможет скорее затянуться ране… Но и тут он оказался на моем пути. Не задумываясь, в корне подкосил многие мои начинания. Вы хотите, чтобы я же…

— Он не отнимал… Я сама полюбила его.

— Неправда! Он просто затмил ваш ум, глаза эффектным своим поведением. Предприимчивостью! Он не дал тогда нашей дружбе развиваться до более глубоких чувств! — Гесэр впервые открывался перед ней: — Да, конечно, он как будто не сделал ничего нечестного, но тем не менее именно он виноват в том, что вы поддались и пошли на поводу такого неглубокого чувства к нему. Такие люди куют железо пока горячо. Они не дают возможности своей жертве осмотреться, осмыслить происходящее вокруг…

— Как вы можете, Гесэр! — почти крикнула Тамила, какое у вас право говорить так плохо о нем!

— Я не думаю о нем плохо. Я считаю, что он это делает неосознанно. Он так устроен. Это его натура.

— Гесэр, остановитесь. Иначе я перестану вас уважать.

Гесэр опустил голову. Наступило неловкое молчание.

— Обещаю, больше на эту тему вы от меня ничего не услышите. Только не думайте, что я сожалею о сказанном! Когда-нибудь я должен был сказать вам это…

Тамила не ожидала такого поворота. Она не знала, как быть дальше.

— Гесэр, расскажите мне, пожалуйста, о вашем методе, — после недолгой паузы попросила она.

— Извините, на днях я делаю сообщение в Центре. Приходите. Сейчас мне надо переключаться на дела… Не обижайтесь на меня и не думайте ничего плохого… Да, вы окажете большую помощь делу, и Грегору в том числе, если поможете убедить его переключиться на наш вариант восстановления. И чем быстрее, тем лучше…

— Я приду послушать… — совсем загрустив, сказала она.

Через полтора года от первоначально слаженной работы Центра не осталось и следа. Верных последователей Программы набиралось теперь очень мало. Стало невозможно игнорировать возникающие оппозиционные течения. Под натиском их требований Центр был вынужден устроить обсуждение и пересмотр Программы. Разгорелись ожесточенные дискуссии, иногда даже переходящие в закулисную возню между разными течениями. Споры еще яснее обрисовали безвыходность создавшегося положения…

Сообщение группы цветоанализа, прослушанное в конце обсуждений, произвело эффект взрыва бомбы, потрясшей до основания саму идею Программы… Группа излагала результаты экспериментов последних месяцев…

Поиск группы начался с самых глубин микромира, которые были доступны на сегодняшний день. С методичной скрупулезностью были прочесаны все параметры элементарных частиц, образующих атомы вещества красок картин. Искали неизвестную закономерность в пространственном распределении параметров, геометрических форм и ориентации этих полей и частиц. В тончайшей архитектонике строения микромира, на фоне вездесущего хаоса, вечных колебаний и неустойчивостей велся поиск следов воздействия неуловимого «биополя», сохранившихся в нем как застывший отпечаток. Отпечаток, законсервировавший мысли и знания человека.

Побудила людей на эти поиски неожиданно возникшая гипотеза…

Утомленный художник стоит перед небольшим полотном. Оно уже почти закончено. Найдена схема композиции, со знанием выписаны эскизы деталей и всяких подробностей, дополняющие основной сюжет. Мысль художника и теперь сосредоточена на самом главном. Краски теперь ложатся на лицо героя, рисуя его внутренний мир, окрашивают предметы быта, запечатлевая на всем этом дух времени. Искусные руки нежно водят кистью, накладывают еле заметные, почти прозрачные слои. Мысль художника прожектором «освещает» полотно. Мозг сознательно, а порою подсознательно перебирает подробности огромного мира — целой исторической эпохи, в водоворотах которого вертело героя картины. Тонкие слои быстро сохнут. Сохнут в «поле» сосредоточенной мысли, сохранив в себе в виде невидимого отпечатка знания живописца, как податливая глина сохнет, сохранив на века следы пальцев ваятеля.

Группа цветоанализа искала этот след, чтобы «прочесть» его…

Когда пригласили Грегора в кабинет, у него внутри скребли кошки. За этой дверью он не ожидал для себя ничего приятного.

Он не любил неопределенности, как и любой деловой человек. Предпочитал визиты, которые открыто или тайно организовывались по его инициативе. Исход только таких визитов, по его мнению, мог быть приятным, разумеется, при условии, если все рассчитано правильно. Такой расчет был ему подвластен… А сейчас?. Нежданно вызывают к заоблачному начальству, о котором он не ведал ничего. Вызывают, когда в Центре сильнейшие противоречия, а дела находятся, можно сказать, в самом что ни на есть двусмысленном состоянии. Только этого не хватало. Сейчас начнутся вопросы о том, какие надо принимать меры, чтобы дело сдвинулось с места, и почему они до сих пор не приняты. Между делом, как бы невзначай, поинтересуются, не обременительны ли ему, Грегору, его обязанности. Может быть, ему заняться чем-нибудь «полегче». В общем, подобная и прочая чепуха…

— Опишите мне, пожалуйста, ситуацию в Центре, — добродушно попросил человек в очках, к удивлению Грегора почти его ровесник. Он ожидал увидеть пожилого человека и встретить холодный прием. Здесь-то наверняка знают о неудачах Центра.

Грегор кратко рассказал об идее метода вычислений, подчеркнув его практические и теоретические возможности, и в конце изложил полученные положительные результаты. Неудачи были объяснены объективными трудностями, встречаемыми в любом серьезном деле, которые скоро будут преодолены в рабочем порядке. При этом все время Грегор ожидал — вот-вот его остановят, спросят: почему он ничего не говорит о других методах. Но хозяин кабинета выслушал его внимательно, не перебивая.