Сейчас служба цветоанализа, видимо, еще больше утвердившаяся во мнении обязательности учета этого фактора при вводе исходной информации в ПТС, официальным заявлением снимала с себя ответственность за ошибки, могущие последовать из-за игнорирования изменения «цветового фактора» во времени.

К этому времени началась кропотливая работа по отладке труднейших программ, составленных для решения субуравнений. Предостережения службы цветоанализа отошли на задний план. О них скоро совсем забыли. Центр уже готовился приступить к решению первых ПТС и визуалированию этих решений на экране в виде исторических сюжетов, развивающихся во времени.

Неописуемый подъем и предвкушение близкого успеха царили в первые дни, когда машины, наконец, начали управлять изображениями на экранах круглого зала…

— Теперь посмотри на ту картину, — Грегор указал влево, — сегодня эксперименты будут продолжены на ней. — Тамила молча повернулась туда и вздрогнула от ощущения реальной близости какой-то примитивной и жестокой трагедии.

Волевой, могучего сложения человек полулежал, опершись о локоть, на роскошном ковре, брошенном на высокий помост, сложенный из аккуратных рядов толстых бревен. Кладка их не оставляла сомнений насчет страшного костра, который скоро должен был вспыхнуть здесь. Вокруг шли спешные приготовления. У подножия помоста воины хладнокровно закалывают и бросают к ногам лежащего женщин, одну прекрасней другой — видимо, его наложниц или жен. Везде рассыпаны и лежат в беспорядке золото, серебро, бархат…

Возлежавший, с резкими чертами лица, с темной бородой, был изображен целиком ушедшим в себя, он будто и не замечал ничего из того, что творилось вокруг, хотя было видно, что достаточно одного движения его властной руки, чтобы остановить бойню… Под натиском злой судьбы он оставлял этот мир… Но не хотел оставлять в нем ничего из того, что служило ему при жизни…

По команде Грегора запустили вычислительную систему, запрограммированную на решение субуравнений с исходными данными, извлеченными из картины. По залу объявили, что эксперименты начнутся для положительного направления времени, то есть сюжет будет управляться в сторону его развития от момента зафиксированной на ней ситуации…

Бронзовотелый раб, с алым платком на голове, со всей силы начал тянуть к помосту великолепного арабского скакуна белой масти в богатом убранстве. Играющие коричневые мускулы парня блестели от пота. Вскоре их сила начала одолевать упорство скакуна с точеными ногами. Как только удалось подтянуть коня к ложу, где все так же отрешенно возлежал бородатый царь, раб сильным ударом вонзил клинок в широкую грудь скакуна и ловким движением привязал узду к одному из мощных бревен помоста. Тут на раба набросился бородатый воин, повалил его и, связав по рукам, привязал к передним ногам трепещущего от смертельного удара скакуна… Со всех сторон продолжали приводить обезумевших от ужаса молодых женщин в клочьях роскошных одеяний и бросали их к ногам царя, либо заколов, либо связав по ногам и по рукам. На ковер и к подножию помоста продолжали падать невиданные драгоценности.

Царь безучастно наблюдал за бойней. Только изредка чуточку приподнимался, давая какие-то распоряжения воинам. Тут же у его ног оказывалась новая жертва, истекающая кровью, либо какая-нибудь новая вещь. Весь помост и его подножие оказались заваленными драгоценностями и корчащимися телами. Вдруг царь сделал рукой какой-то знак и испустил страдальческий вопль. Тут же на помост полетели десятки факелов. В мгновение все загорелось. Скоро пламя и густой дым скрыли величественную фигуру, принявшую опять отрешенную позу, и десятки жертв, лежащих у его ног…

Вдруг костер, охвативший всю картину, начал уменьшаться в размере, превратившись в пламя спички. Рама картины вмещала теперь огромный город, раскинувшийся на берегу реки. Он был в осаде. Сейчас осаждавшие, прорвав обессилевшую оборону, врывались в город. По прямым улицам неслись колесницы, сея огонь и смерть.

— Кто же сегодня завоевывает город?… Кажется, эти… как их… египтяне, — недовольно пробурчал Грегор, — они уже не первый раз встречаются в экспериментах.

Тамила с ужасом смотрела на кровавую резню. Перед ее глазами разыгрывались жуткие сцены. Захватчики спешили в центр города, во дворец, где на костре среди своих несметных богатств живьем сгорал бородатый царь.

— Где это происходит, Грегор? — тихо спросила она.

— По предварительным сведениям, это древний город Ниневия, в местности, называемой Мессопотамией, на Земле. Шестисотые годы до новой эры.

— Чем ты недоволен? Тут же все выглядит достоверно.

— Увы, Тамила. Но нас теперь этим не купишь. На вчерашнем сеансе город брали восставшие люди этого же государства. Неизвестно, что мы будем иметь завтра… Извини, я сейчас немного отвлекусь.

— Пропустите пятьдесят лет в историческом масштабе времени, — сказал он, чуть наклонившись к микрофону.

Экран на минутку погас. Потом зажегся на нем знойный, унылый день. На берегу желтой реки с ленивой илистой водой, в развалинах, лежал огромный город. Обитали здесь теперь ядовитые змеи, скорпионы и прочие твари.

— Неужели это тот?.. — Тамила осторожно взглянула на мужа. Он сидел бледный, подавленный, кусал губы.

— Грег, что с тобой? Ты устал? Может быть, тебе надо отдохнуть?

Грегор будто и не услышал ее. Он сдержанно и глухо проговорил:

— Вчера на этот исторический период машины выдали совершенно другую перспективу города… Некий царь с трудно выговариваемым именем — Навуходоносор — правил отсюда процветающим государством… Завтра же эта картина с самосожжением бородатого царя преподнесет нам еще какой-нибудь сюрприз, толкнув машины на другое, первое попавшееся решение… Плохи дела, Тамила…

— А другие картины? Что дают они?

— С ними не лучше. — Он наклонился вперед и нажал на какую-то кнопку: — Прошу пустить синтез блока решений от этой картины с решениями от «Триумфа Калигулы»…

— Вы недооцениваете потенциальные возможности человека, Грегор.

Гесэр сказал это как обычно очень спокойно. Стоящий спиной к нему Грегор недоуменно обернулся. Он отошел от окна и сел напротив.

— Не понимаю вас. Вы это пришли мне сказать?

— Не обижайтесь. Я говорю не в том узком смысле, как вы это, вероятно, поняли.

Грегором начало овладевать раздражение:

— Так что же вы имеете в виду?

— Ваше отношение к человеку как к разумному биологическому типу. Мне кажется, вы недооцениваете уникальность «хомо сапиенс».

— При чем тут это? Вы что, сегодня расположены к философскому спору? У меня, к сожалению, нет времени…:

Гесэр остановил его.

— Это касается нашего дела. Я думаю, что недооценка интеллектуального уровня человека на разных стадиях его развития сделала Программу некорректной! Именно этим и объясняются нынешние неудачи Центра.

— К вашему сведению, Программу разработал не я один, а лучшие силы науки, сообща. Я только занимаюсь ее воплощением. Вы хотите противопоставить себя им? — убийственно насмешливая ирония прозвучала в голосе Грегора.

— Да, к сожалению, вы не одиноки в своем заблуждении. Иначе не прошла бы такая Программа, — по-прежнему спокойно среагировал на это Гесэр.

— Ну, так что же мы недооцениваем в «хомо сапиенс»? — спросил Грегор, снисходительно дав понять, что говорит от имени «лучших сил науки».

— Вычислять, предсказывать поведение человека, что мы собираемся делать, и тем более управлять его действием могут либо другие разумные существа, находящиеся на несравненно более высоком уровне интеллектуального развития, чем он, либо машины, созданные ими,

— Наши машины, возможно, не смогут вычислять, предсказывать наше же поведение. Потому что, создавая их, мы сами еще более совершенствуемся и в самом деле становимся недосягаемыми для них. Но они могут вычислить деяния человека, например, пятисотлетней давности. Современные биозлектронные устройства более совершенны, чем мозг человека…