— Пошли, если опоздаем, нас могут не впустить, — толкнул меня мой проводник.
В конференц-зале я опять увидел много знакомых лиц. Президиум собрания состоял, как водится, из маститых академиков, представителей вышестоящих организаций. В центре, как украшение всей кампании, сидел Максудходжаев.
— Для чего вы повторяете это ничем не примечательное собрание? Что здесь произойдет?
— Казнь, — коротко ответил шайтан, и я, не смея больше задавать вопросов, с содроганием начал ждать событий.
Долго тянулся скучнейший отчетный доклад главного ученого секретаря Президиума Академии. Кончилось перечисление «фундаментальных научных достижений», сделанных за год, многомиллионных экономических эффектов (существующих только на бумаге), несущественных и безобидных недостатков, не затрагивающих конкретно ни один из институтов, а следовательно, и личностей их директоров — академиков. Все заметно устали, от налета одухотворенности на лицах присутствующих не осталось и следа. Не удосуживаясь скрыть зевоту, люди нетерпеливо поглядывали на часы. Казалось, только Максудходжаев внимательно слушал доклад и по-прежнему с отеческой заботой следил за происходящим.
— Не знаю, что вы тут затеваете, но старика-то можно было избавить от этого спектакля, — не удержался я.
Шайтан, странно хихикнув, промолчал.
Тем временем шли прения по отчетному докладу. Выступали академики, говорили о необходимости увеличения ассигнований на работу именно их институтов, доказывали, что только эти научные направления могут принести долгожданную честь, славу и доходы Академии.
Наконец, прения кончились, после того как было создано соответствующее впечатление «всесторонности обсуждения» отчетного доклада и началась самая оживленная и праздничная часть собрания — вручение премий, почетных грамот, объявление благодарностей. Решения конкурсных комиссий и приказы о поощрениях зачитывал один из вице-президентов Академии. Максудходжаев при этом почему-то насторожился. Публику больше всего интересовали результаты конкурса Академии на лучшую научную работу года — победителям полагались большая денежная премия и пожизненное звание лауреата. Каждый год вокруг конкурса разгоралась оживленная закулисная возня, временами неожиданно выхватывая из тьмы до сих пор не известные стороны деяний некоторых членов жюри и участников конкурса.
Будучи уже наслышан о результатах конкурса этого года и о церемонии вручения дипломов, я уже следил за происходящим с неодолимой скукой. Вручали премию группе биологов во главе с сыном Максуд-ходжаева за исследования начальной стадии формирования микроорганизмов в небереговых районах озера Безводное, высохшего несколько веков назад, и за «прекрасное» обобщение их в толстой монографии. Я вспомнил, что через неделю после вручения премии в сатирическом журнале «Кувалда» был опубликован фельетон, восхвалявший бесподобный талант Максуд-ходжаева-младшего в области плагиата. Спустя еще неделю старик скоропостижно скончался. Все понимали, что его безупречно честное сердце не выдержало откровения о жульничестве единственного сына («В самом деле, — говорили люди, — не мог же старик предполагать такое. Знал бы, пресек это безобразие в самом корне!»). Эта блестящая операция пройдохи-сына положила тем не менее начало его карьере. За плагиат он получил всего-навсего строгий выговор по административной линии, о котором все быстро забыли, зато навсегда присоединил к своей фамилии уточнение — лауреат премии… — о котором он постарается чтобы не забывали. Ну да, победителей ведь не судят… Жаль старика!
Председательствующий торжественным голосом зачитал решение жюри конкурса, назвав первым Максудходжаева-младшего. Зал зааплодировал. Сейчас он пригласит новоиспеченного лауреата, чтобы вручить ему диплом и соответствующие документы для получения кругленькой суммы… Мне рассказывали полгода назад, как все это происходило на самом деле: Максудходжаев-старший с благородной улыбкой наблюдал с высоты президиума, как сын принимал хваткой рукой диплом лауреата. Мудрые глаза, говорили, блестели от слез…
Но тут случилось неожиданное. В центре зала поднялся интеллигентный мужчина в очках и, чтобы все услышали, обратился к президиуму.
— Товарищ председатель, хотя это против установленных правил, но в виде исключения я прошу, чтобы наш уважаемый вице-президент товарищ Максудходжаев ответил мне на один вопрос, связанный с присуждением первой премии его сыну. — Голос мужчины звучал очень уверенно. Такую уверенность люди обычно проявляют, имея несокрушимые козыри. Старик заметно побледнел, улыбка исчезла с его лица.
— Вот тут кончается ваш земной спектакль, — шепнул мне шайтан, — дальше все пойдет по нашему сценарию.
Председательствующий при желании мог бы запросто заткнуть рот наглецу, по его поведению было видно, что он прекрасно это умел делать и в более сложных ситуациях. Но он явно не спешил. В последнее время Максудходжаев сидел у него в печенке. Старик везде был на первом плане, и его благообразная внешность, авторитет, безупречная репутация нарушали здоровый сон коллеги. А тут чутье подсказывало что-то скандальное… Разумеется, для видимости, председатель, наморщив лоб, напустил на себя крайне недовольный вид и с раздражением поинтересовался:
— А вы не могли бы задать свой вопрос после собрания самому Икраму Махсумовичу?
Это было произнесено таким тоном, что зал безошибочно понял: если человек из зала будет настаивать на своем, то председатель, как человек демократичный, не станет чинить препятствий. Часть падкой на всякие неожиданности публики притихла.
— Нет, я хотел бы задать его сейчас, при всех. Ведь нашему многоуважаемому Икраму Махсумовичу нечего бояться, не правда ли?
Председатель повернулся к членам президиума и беспомощно развел руками — мол, вынужден уступить просьбе из зала.
— Уважаемый Икрам Махсумович, скажите, пожалуйста, почему вы настаивали на проведении этого собрания ровно на неделю раньше назначенного срока? — произнес настойчивый товарищ из зала.
— У Икрама Махсумовича путевка на курорт, срок которой начинается с сегодняшнего дня. Из-за этого собрания он уже теряет день отдыха. Если бы мы назначили собрание через неделю, он опоздал бы на море на целых восемь дней. Вы удовлетворены? — за старика ответил председатель, явно, разочарованный слабостью и, как ему показалось, беспредметностью вопроса.
— Икрам Махсумович не собирался ехать к морю. Два дня назад он по этой путевке отправил туда свою дочь с любимым зятем. А переноса собрания на неделю раньше времени он добился, чтобы опередить выход в свет вот этого номера «Кувалды», — не переставая говорить, мужчина вытащил из внутреннего кармана пиджака корректуру статьи из «Кувалды».
Старик опустил голову. Микрофон, установленный на столе президиума, донес до зала его негромкое: «Это конец».
— Какое отношение имеет «Кувалда» к нашему собранию, говорите яснее, — сказал председатель, почувствовав наживу.
— Самое прямое. Здесь напечатан фельетон о научных достижениях Максудходжаева-младшего, за которые вы ему сегодня присудите премию. Стопроцентно доказанный плагиат. Наш выдающийся лауреат, оказывается, создал свой труд испытанным методом, который среди учащихся средних школ известен под названием «скатать». Будучи прекрасно информирован об этом, Икрам Махсумович после неудачных попыток снять фельетон — он был уже набран и слишком много людей о нем знали — решил хотя бы опередить его выход. Ведь потом, после присуждения, вы не отмените лауреатство, хоть напечатай там десять фельетонов. Таким образом мощный импульс для будущей карьеры бездарного сына обеспечен.
В этот кульминационный момент Максудходжаев вдруг как-то обмяк, уронил голову на стол, а затем вовсе свалился со стула.
Дальше была известная суета с машиной «скорой помощи» и озабоченная возня белых халатов, тут же зарегистрировавших смерть. Собрание само собой закрылось. Потрясенные сотрудники тихо расходились, обсуждая происшедшее.
— Он ведь один раз уже умер от разрыва сердца, почему вы здесь повторяете эту смерть? — спросил я шайтана, выходя из зала.
