Линда проснулась от звонка в дверь. В комнате темно. За окном дождь.

– Откуда дождь взялся… – мельком подумала она и, не обувая тапочек, помчалась к двери. – Кто там?

Тишина. Линда встала на цыпочки, дотянулась до дверного глазка – за дверью темно. И непонятно, то ли кто-то там прикрыл глазок, то ли, правда, тот, кто-то, выключил на площадке свет. Она хорошо помнит, что вечером свет был. Её заинтересовал клочок бумажки у двери. Она хотела его поднять, чтобы посмотреть, что там написано, но, вспомнив, что руками трогать нежелательно незнакомые вещи, тем более, сейчас, в эти дни, отодвинула его ногой в сторону. Скомканная кем-то бумажка перевернулась и с другой стороны оказалась чистой, без каких либо надписей.  И вот этот звонок в дверь, темнота на лестничной площадке… Или не темнота? Кто-то не хочет, чтобы она его видела. Что происходит?

– Кто там? – глухо, не узнавая своего голоса, прохрипела она ещё раз.

Ей показалось, что за дверью кто-то есть. Кто-то там дышит, дышит тяжело, часто, постанывая. Мороз пробежал по коже. Её охватил страх. Ей показалось, что она вся взмокла от этого непонятного страха и напряжения. Ещё несколько секунд постояла перед дверью. Никто не звонил. Тишина. Дыхания не слышно. Неужели показалось? Линда медленно, стараясь ничего не задеть ненароком, отошла от двери. Никого. Вернулась в спальню, села на кровать. Свет включать не стала. Со светом ещё страшнее. Вдруг, этот «кто-то» ждёт, когда она включит лампу и поймёт, что она не спит.

За окном шуршит дождь. Ветер изредка бросает горсти воды в окно, как будто специально, чтобы ещё сильнее напугать её. Линда вся напряжена. Она чего-то ждёт. Но этого «чего-то» не происходит. Вообще не происходит ничего, кроме дождя за окном и ветра.

Время ползёт. Медленно, издеваясь над измученной Линдой. Хочется спать. Она лежит под одеялом в позе эмбриона. Напряжена. Прислушивается. Ждёт нового звонка в дверь, хотя прошло уже много времени. Ей жарко под тёплым одеялом. Но она не покидает своего укрытия.

Так уже было. Давным-давно, в детстве. Мама задержалась на работе и Линда весь вечер провела в доме одна. Ей было страшно. Она спряталась под одеяло. И лежала в темноте до тех пор, пока не пришла мама и её, мокрую  от страха и жары, освободила. Прижала к себе.

Мама была прохладной, от неё пахло тонкими духами, ветром и мороженым. Она не помнит, почему мороженым, но в памяти осталось так: мама пахла ванильным мороженым и чуть заметным ароматом духов. Эти запахи жили отдельно от всех запахов и ароматов, которыми она дышала в повседневной жизни. Линда их впитала всеми своими фибрами души. И помнила, слышала, чувствовала всегда.

Мама… где ты теперь? Где? В каком мире живёшь? Может быть, это ты приходила ко мне, чтобы сказать что-то? Предупредить. Предостеречь. Да, она читала где-то, что вот такие ночные звонки происходят неспроста!

Мысли путались, скакали с одной версии на другую, повторялись… И Линда не заметила, как уснула.

Проснулась поздно. Она никуда не проспала. На работу не надо спешить, вынужденные выходные придётся провести, не выходя из квартиры. Настроение было подавленным. Она вспомнила свои ночные кошмары и пыталась их проанализировать. Ничего не получалось. Никакого объяснения. Включила телевизор. Одни и те же новости, только цифры о заражённых людях и умерших стали выше. Пустые улицы городов, люди в масках и защитных костюмах. Как в фантастических фильмах.

Думая о ночном звонке, подошла к двери. Открыла. На площадке горит свет, хотя уже почти полдень. Значит, соседи тоже не выходили из квартир и не позаботились об экономии электричества. Линда выключила свет, подняла бумажку, её накануне вечером она отодвинула в сторону ногой. Развернула. На бумажке мелкими буквами записан адрес. Её адрес. Улица, номер квартиры, этаж. И три слова: береги себя, доченька. Линда бросила бумажку на пол. Захлопнула дверь, закрыла на все замки. Её снова охватил страх. Что это? Что происходит? Чьи это шутки? Или всё ей снится, или происходит наяву. Как это понять, воспринимать?

А по телевизору ведущая взахлёб рассказывала о пандемии, призывала сидеть дома, мыть руки и ни с кем не общаться… Ни с кем!

Электричка распахнула двери и одним махом поглотила многочисленную толпу. Перрон опустел. Внутри вагона люди привычно, без толкотни и суеты занимали места, тут же открывали книги, разворачивали прессу, впивались глазами в экраны гаджетов. Окружающее пространство вокруг каждого из них исчезло. Не существовало, не волновало, не интересовало. Пассажиры погрузились каждый в свой, только ему ведомый мир. Сергей вглядывался в отрешённые лица попутчиков, пытаясь угадать что-нибудь о каждом из них. Но его усилия оказались тщетны. Он давно не был в Москве и уже не понимал этой жизни, привычек этих людей. Отвернулся к окну.

По пустому перрону двигалась торопливо, почти бежала, женщина. Полы длинного плаща путались у её полных ног. Казалось, что длинная одежда мешает ей двигаться ещё быстрее. Длинный яркий шарф соскользнул с шеи и почти доставал земли, но поправить его она не могла: обе руки были заняты сумками. Женщина, видимо, планировала сесть в один из следующих вагонов, но металлический голос машиниста, сообщивший, что двери закрываются, заставил её войти в вагон Сергея.

Пройдя мимо, она села через проход от него, на свободное место у окна. Поезд тут же тронулся и медленно поплыл вдоль перрона, набирая скорость. Через минуту электричка мчалась по железнодорожному мосту, а внизу по шоссе неслись машины, затем замелькали разноликие дома, нарядные улицы столицы, пригородные обустроенные посёлки.

Он тут же забыл об этой женщине. А между тем что-то неуловимо горькое пронзило его сознание и взволновало кровь так, что сердцебиение участилось. И он удивился: что это? Попытался избавиться от этого непонятного беспокойства, но оно прочно засело в груди и тяготило его. Пассажиры, раскачиваясь в такт движению поезда, были заняты привычными делами. А он не мог найти себе места.

Оглянулся. Женщина тут же отвернулась к окну, поправив яркий непослушный шарф. Но Сергей успел поймать её взгляд. И заволновался ещё больше. Он знал этот взгляд. Он его помнил. Помнил всю жизнь. Этот взгляд не давал ему покоя по ночам. Она ещё тогда обещала, что он никогда не забудет её глаз. Потому что только они смотрят на него с любовью, только они видят, как он себя чувствует, о чём он думает, мечтает. И он знал, что это так.

Оглянулся ещё раз. Женщина смотрела в окно. Нет, это была уже не она, не та, которая любила его больше жизни, которая готова была отдать за него свою жизнь – и которую он предал. Помчался туда, где деньги, красивая жизнь, яркие впечатления. Но всё это быстро кончилось. А когда вернулся, та, которая любила его больше жизни, не простила этого путешествия. Как он её ни умолял, как ни уговаривал, как ни клялся в любви и верности – она смотрела сквозь него и молчала. И из её огромных глаз, которые всё о нём знали, катились крупные слёзы.

Конечно, здесь, в вагоне, была не та стройная девушка, которую он помнил и любил. Прошло двадцать пять лет. Жизнь его мчалась, как эта электричка: то замедляя, то ускоряя ход, делая иногда короткие остановки. Но ему не давали покоя глаза той, единственной, любимой, которая не простила его. Все годы мечтал о встрече с ней. Представлял, как снова будет умолять её вернуться, ведь он одинок и никем не понят. Представлял. Но представить себе не мог, состоится ли эта встреча на самом деле.