Хотя еще с утра Аой страшно раздражал тот факт, что ближайшие несколько дней она проведет с Зеницу, сейчас ей стало тоскливо. Интересно, куда запропастился мальчишка? Аой не отказалась бы поговорить перед сном, да и просто побыть рядом с кем-то привычным и успокаивающим в этом незнакомом поселке. Она спустилась в главный зал, служивший еще и столовой, но и там среди немногих посетителей не увидела знакомую златовласую макушку.

Наконец, с подсказки хозяйки Аой нашла своего пропавшего спутника. Выйдя на порог гостиницы и прислонившись к косяку входных дверей, она рассматривала сидящего на энгаве юношу, который не замечал ее присутствия. Зеницу устроился на деревянном полу, удобно облокотившись спиной о резную балку. Рядом лежал блестящий в свете фонарей клинок, на лезвии которого до сих пор виднелись кровавые пятна, и, судя по перепачканной тряпке на колене Зеницу, хозяин пытался привести свое оружие в должный вид. Но его отвлек маленький коричневый воробей, что-то негромко чирикающий и тянущийся за каждым зернышком риса, которыми награждали его покрытые пылью пальцы.

Аой улыбнулась и поежилась. Вечера становились все холоднее, а она вышла на улицу в одной лишь тонкой желтой юкате. Только эта одежда оказалась ей впору, хотя цыплячий цвет совершенно не шел к синим глазам и влажным черным волосам. Аой не стала собирать косу, надеясь, что свежий уличный ветерок быстрее высушит распущенные пряди. Зеницу услышал легкое движение и поднял взгляд.

— Ты позвал Чунтаро! — Аой подошла и опустилась на колени рядом с парнем, чтобы погладить ласковую птичку. До чего же милая пичужка, гораздо приятнее оглушительно каркающих ворон.

— Да, хочу сообщить Танджиро, что мы задержимся, — ответил Зеницу, кивая на свернутую записку возле бедра, — Там еще осталось место, можешь написать пару строк Иноске, если хочешь.

— Нет, спасибо, у нас не настолько близкие отношения. Почему ты на улице?

— Вышел почистить клинок. Не хотел делать это в комнате, вдруг тебе не понравится. Сама понимаешь, кровь и все такое…

Надо же, Зеницу волновался о ее чувствах… Аой еще раз оглядела странную сцену, развернувшуюся на энгаве. Молодой симпатичный юноша, по одну сторону от которого покоится окровавленный меч, по другую — письмо для переживающих друзей, а сам он в это время подкармливает пернатого посыльного припрятанными остатками ужина. Вдруг Аой поняла, что хочет сказать Зеницу нечто очень важное. Возможно, ее слова смогут взбодрить его.

— Зеницу, я поняла, чем ты отличаешься от Иноске.

Парень вскинул голову, оторвавшись от игры с воробьем, и с интересом посмотрел на нее.

— Понимаешь, Иноске — воин, а ты — защитник. Иноске уважает силу, а ты помогаешь слабым. И мне кажется, именно такие Столпы нужны Корпусу Истребителей. Пока вы возглавляете охотников, нам ничего не угрожает. И знаешь, хотя я сказала, что мы не друзья, я хотела бы, чтобы ты стал моим другом.

Щемящее чувство удовлетворения и осознания того, что она поступила правильно, не смолчав, накрыло Аой, когда Зеницу едва заметно улыбнулся ей в ответ. Это не была привычная горькая усмешка, это была настоящая улыбка, пусть и напоминающая тень его прежней. Аой стало жарко от нахлынувших эмоций, и она опустила глаза, уткнувшись взглядом в пальцы, перебирающие рисовые зернышки. Увиденное заставило ее протянуть руку и схватить ладонь парня, с ужасом уставившись на нее.

Юноша попытался было сжать пальцы, но Аой строго посмотрела на него, и он сдался, смущенно отвернувшись. У Зеницу были на удивление красивые руки. Тонкие кисти с длинными пальцами, благородно выступающая косточка на запястье. «Руки музыканта», так назвала бы их Аой. Когда-то в одном романе ей встретилось изящное определение, и она запомнила его. Но как можно было настолько изуродовать эту элегантную красоту? Безобразный шрам от плохо зажившего ожога пересекал ладонь Зеницу. Когда то нежную кожу покрывали загрубевшие мозоли, подушечки пальцев стали жесткие и плотные, около ногтей выступали заусенцы. Едва ли Зеницу мог выбрать более неподходящее занятие, чем добыча древесного угля.

— Зеницу, ну как ты мог так запустить себя? — укоризненно проговорила Аой, водя пальцами по заскорузлой коже и размышляя, что же из этого она сможет исправить содовыми примочками и лечебными маслами, вернувшись в Поместье, — Ты содержишь семью, спасаешь глупых девушек от разъяренных собак, даже о воробье своем не забыл. Как можно заботиться обо всех и совсем не уметь заботиться о себе?

Она замолчала. Невнятное чувство дежавю пронзило Аой. Несколько часов назад те же слова она мысленно произнесла, ругая саму себя. Неужели они с Зеницу похожи больше, чем она могла предположить? Аой попыталась было встать, но парень удержал ее.

— Прости меня за то, что сказал сегодня днем. Я вовсе не думаю плохо об Иноске. Он очень, очень хороший человек. Просто я не хочу, чтобы кто-то из моих близких страдал, — Зеницу выглядел взволнованным, и Аой решила не перебивать его, — У Иноске есть тайна. Извини, но я не могу сказать больше.

Аой закатила глаза и ухмыльнулась. Вот упертый мальчишка. Она поднялась с колен и отряхнула юкату от приставшей к ней пыли.

— Я пошла спать. Заканчивай и возвращайся в комнату. Завтра я не позволю тебе отлынивать от работы, Столп Грома.

Зеницу снова несмело улыбнулся, а Аой поспешила внутрь, чтобы скрыть неброский, но тем не менее румянец, покрывший ее щеки. Вернувшись в комнату, она легла на футон и попыталась уснуть, гадая, о какой же тайне Иноске хотел предупредить ее Зеницу.

Она задремала, но вернувшийся юноша разбудил ее. Аой прикинулась спящей, наблюдая за вошедшим Зеницу. Похоже, сначала он посетил ванную, потому что теперь на нем была белая юката в тонкую синюю полоску. Стараясь не выдать свое любопытство, Аой следила за тихими перемещениями соседа по комнате: вот он устроил в углу свой клинок, сложил черную форму охотника, грациозно скользнул под одеяло и напоследок погасил оставленную специально для него лампу. Аой не смогла сдержать улыбку от увиденного — Зеницу вжался в противоположную стену так сильно, что в этой узкой комнате между ними можно было бы уложить еще одного человека. Забавный он все-таки, хоть и идиот…

***

Ей снился удивительный сон.

Аой оказалась в саду Поместья бабочки. Яркий солнечный свет заливал все вокруг, и до боли в глазах ослепляли бело-розовые цветы персика. Все деревья, которые она только могла видеть, были усыпаны нежными цветами. Аой успела подумать, что это странно, ведь возле Поместья совсем не было персиковых деревьев, но созерцание невероятной красоты отвлекло ее. Сочная зеленая трава была длиннее, чем ей помнилось, густые заросли щекотали ноги, не давая сделать шаг. Но Аой и не пыталась, она не хотела уходить и лишь подставила лицо под порыв теплого ветра. Ей было слишком легко и радостно находиться в саду возле своего дома, хотя казалось, что не хватает мельчайшей детали, чтобы стать окончательно счастливой.

Внезапно ветер подул сильнее, обдав ее кожу жаром. Повинуясь быстрому движению воздуха, хрупкие белые лепестки взлетели ввысь, кружа вокруг Аой в странном танце. Куда бы она ни посмотрела, со всех сторон ее окружали цветочные вихри, и эта удивительная картина вызывала слезы восторга. Подняв голову вверх, Аой заметила, что на кронах персиковых деревьев уже созрели яркие благоухающие плоды. Как только насыщенный аромат фруктов наполнил воздух, неистовый танец бело-розовых лепестков пошел на убыль. Они медленно опускались на изумрудную траву и таяли, словно снег.

Проследив взглядом за упавшими цветами, Аой увидела его. Иноске возник посреди сада, будто последние тающие цветочные снежинки создали мираж, чтобы Аой любовалась прекрасным юношей тогда, когда их не станет. Он был таким же восхитительным, как и в ту ночь, когда они виделись в последний раз. На Иноске была все та же черная юката, соблазнительно распахнутая на груди, а на его губах, вкус которых Аой еще не успела забыть, играла чарующая улыбка. Иноске приближался, а Аой едва переводила дыхание, боясь разрушить видение.