Эту книгу посвящаю своей старшей дочери

Ольге, само имя которой у древних славян

имело значение: «хмельной, искрящийся на

солнце напиток, находящийся в непрерывном

движении». Каковой она и является по жизни.

Удача – позитивно воспринимаемое

событие, возникшее в результате

случайного, непредсказуемого или не

учитываемого стечения обстоятельств в

жизни человека, синонимы: везение,

частично: шанс, счастье.

Классическое определение удачи

Автобус, сопровождаемый БТР практически без остановки проскочил открытые ворота КПП и, лишь чуть сбавив скорость, выбрался на бетонку взлетно-посадочной полосы, порулил по ней прямиком к единственному, стоявшему на летном поле самолету. Еще издали, в крылатой, двухмоторной машине Павлик опознал АН-24, за глаза прозываемый недоброжелателями «Чирком», иногда «Фантомасом».

– Выходим, товарищи!..

Молодой старший лейтенант-десантник в песочной форме одежды с «коротышом»-автоматом в руках, всю дорогу находившийся со своими двумя подчиненными в салоне автобуса, наконец-то смог расслабиться и улыбнувшись впервые, подал команду:

– …Выходим!

Люди засуетились. Похватав свой багаж, через обе двери ПАЗика стали выбираться на бетон аэродрома, прямо под бок застывшей без движения «птички».

Мать, мертвой хваткой руками, уцепившаяся в металлическую дужку переднего сиденья, с какой-то сумасшедшинкой во взгляде уставившаяся в серебристый бок

самолета, вдруг заявила:

– Павлик мы остаемся! – Ее, кажется потряхивало от напряжения. – Сейчас папа подъедет и мы возвращаемся домой!

Такой, Павел видел мать не часто. Чего она так разволновалась? Да и куда домой-то? Это в зачумленный ненавистью город, что ли? Нет, спасибо! Теперь для них, как и для всех русских людей, здесь дома нет.

Дожив до тринадцати лет, Павел Санин считал себя уже взрослым, несмотря на то, что мама частенько пытается доказать обратное. Хорошо, когда отец понимает, что это давно не так. Отец… Сейчас приедет и разрулит ситуацию. Вон, они уже только вдвоем в салоне остались.

– Гражданочка!.. – молодой офицер попытался испугавшуюся непонятно чего

женщину призвать к благоразумию, может быть к совести.

Куда там! Это он характера мамы не знает…

– Мы возвращаемся в город! Павлик!

…Павел обреченно вздохнул, оставаясь столбом стоять возле матери, лишь

подмигнув старлею, мол не жги нервы, все решим. Тот мало, что понял, но рот закрыл и из салона автобуса вышел к небольшой толпе эвакуируемых семей военнослужащих

гарнизона.

А что понимать? Для Пашки давно все ясно. В последний день декабря национальное сообщество южной республики захватили большой столичный район. Кроме того, по слухам ними были «взяты» пара городов помельче и кажется здесь все только начинается. Со слов отца, бандитскими формированиями разрушен семисоткилометровый участок государственной границы с чужой территорией. И это-то ладно, младший Санин даже не сомневался в том, что границу восстановят быстро, только на душе мерзко и неспокойно. 13 января, при полном попустительстве милиции в городе начались погромы. Инородцев убивали. Постоянно находиться дома полковник Советской Армии не мог, потому со службы принес домой два автомата с боекомплектом. Сложив все на стол, сказал семейству:

– Люся, Павел, из дому пока не выходить. Если кто в квартиру ломиться будет, звоните мне и… стреляйте. Паша, ты уже взрослый, я на тебя надеюсь.

Пашка заверил отца:

– Папа, я понял. Ты не волнуйся.

Пронесло! Хотя, как сказать!.. Количество жертв беспредела в городе, по разным сведениям, составило от полусотни до трехсот человек. Только когда разъяренная толпа заняла телецентр, осадила здания республиканского ЦК и правительства, и установила напротив них виселицы, Москва разродилась указом о введении чрезвычайного положения. Пока город не превратился в зону боевых действий, решено было эвакуировать семьи военнослужащих.

Все проходило под параллельную деятельность местных. Распаленные призывами, многочисленные банды, состоявшие из беженцев, селян, городской бедноты, вооруженные заточенной арматурой и обрезками труб, врывались в жилища «чужаков». Забивали до смерти, выбрасывали с верхних этажей, сжигали заживо, насиловали. Пашка об этом знал. Батя как-то обронил фразу, а он запомнил:

– Русских в городе убивают, потому что они русские.

Сволочи неблагодарные! Из шестидесяти воинских частей гарнизона были блокированы тридцать четыре. Особой мишенью радикалов становились семьи. Сначала бандиты захватили ведомственный детский сад, впрочем, вскоре отбитый военными. Затем прямо в морской акватории пытались затопить суда с беженцами – к счастью, тоже неудачно. На третий день резни, 13 января, взорвали штаб флотилии. Понимая всю безысходность положения, гражданские люди попытались бежать в аэропорт, но рейсов на Москву не было: в самолёты десятками грузили ящики с цветами для продажи в столице…

Когда их везли по городским улицам, возбужденная толпа проводила автобус недобрыми взглядами, не решившись напасть или камень бросить, только из-за сопровождавшего БТРа. Павел прочитал написанный на плакате текст: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки!»

Между тем, прибывший к самолету экипаж по приставной лестнице поднялся на борт, запустил двигатели. Под рев моторов люди воспряли духом, превращаясь в нетерпеливую толпу.

– Граждане, просьба не суетиться, всех заберем! – Громко вещал подполковник в морской форме, скорее всего ответственный за перелет. – Сейчас дождемся еще один автобус и грузимся!

– Да куда еще? – Вырвался возмущенный мужской голос из загудевшей толпы. – И так полна коробочка! Больше полста человек «Фантомас» не возьмет, а еще груз!

– Ничего-ничего! В тесноте не в обиде, а бортов больше не будет. Та-ак! Почему в автобусе люди? – Заметив Саниных, спросил старлея ответственный офицер.

– Лететь не хочет! – Попытался тот оправдаться.

Услыхав такое, старший офицер вздыбился, что тот норовистый конь:

– Немедленно покиньте салон автобуса!

– Н-нет!

Без отца мать не переубедить. Павел знал, если решила что, на своем стоять будет. Ситуацию переломил вторым подъехавший ПАЗ. Вместе с прибывшими, на взлетку вышел полковник Санин. Отец проходил службу в высшем общевойсковом командном училище имени Верховного Совета, был там начальником факультета. Заметив своих, направился прямо к ним.

– Люся, что происходит, почему вы еще здесь? Погрузка людей началась. Пошли.

– Сережа, ты с нами?

– Нет. Вырвался проводить и после взлета, с автобусом сразу назад.

– Тогда и мы остаемся.

– Спятила? Видела, что в городе творится?

Уперлась, как это не раз случалось, отведя глаза в сторону, проронила:

– Остаемся!

– Не валяй дурака. По рукам и ногам вяжешь. А ну встала и в самолет! Быстр-ро!

У отца нрав крутой, но отходчивый. Когда нужно, мог и супругу взнуздать. С трудом, но все же, кое-как смог втолкнуть семейство на борт.

– Сере-ожа-а!

Цеплялась за мужа, будто навсегда расставались. Подвывала.

– Удачи, родные! – Батя в последний раз крепко обнял их с мамой. – До свидания! Скоро увидимся. Пашка, ты присмотри там за мамой.

Последние слова сказаны, и Павел смотрел в спину уходящего отца. Батя оглядывается, в глазах его читается сожаление. Видно, что он бы и остался здесь, но не судьба.

Салон – цыганский табор. Восемь рядов по четыре кресла, народу – как сельди в бочке набилось. Проход занят людьми и вещами. По салону из динамиков разнесся хриплый мужской голос: