Стоял конец мая и шла вторая неделя как все перебрались на лоно природы.
Михаил завтракал в рубашке, пиджак, накинутый на спинку стула, сообщал каждому, что глава семейства сразу после трапезы отправится на работу. Он поглядывал на домочадцев с патриархальным покровительством и тем удовольствием, про которое всякий понял бы, что этот человек доволен результатом своих трудов.
Ирина была в белом хлопковом платье с вышивкой ришелье, по которому также всем становилось ясно, что сегодня она останется дома. Ирина давно уже ушла из семейного дела и посвятила себя науке. Сейчас она работала над диссертацией и находилась в отпуске по подготовке к защите.
Завтрак проходил безмятежно, как вдруг у Ирины зазвонил телефон. Она взглянула на экран, брови ее взметнулись, она вышла в сад и подняла трубку.
– Юлечка приезжает! – взволнованно-счастливо сказала Ирина, вернувшись к столу после телефонного разговора. – Наконец-то! Два года не виделись! Куда это годится?
– Пора, пора, – отозвался Михаил. – Сколько можно по углам сиротствовать?
– Ура! Я обожаю тетю Юлю!
– Она нам всегда такие красивые вещички дарит! – захлопали в ладоши Вика и Ника.
Михаил с сомнением качнул лысой головой, они с Ириной предполагали, что Малышка последний год не работала, в любовных страстях проживала сбережения. Наверняка домой возвращается на мели и не в том состоянии души, чтобы помнить о подарках. Супруги посмотрели друг на друга и поняли, что им на всякий случай стоит озаботиться этим вопросом и при необходимости подсунуть подношения Малышке.
Михаил встретился взглядом с улыбающимся, заинтригованным племенником, сидевшим за столом напротив него, и сказал:
– Вот, Платон, как раз узнаешь получше нашу всеобщую любимицу, а то ты ее если и видел, то все мельком.
– Да, больше теоретически, что есть такая родственница.
– Ой, она такая красивая! – снова восторженно хлопнули в ладоши сестры, обращаясь к Платону. На их одинаковых личиках читалась радость и детское желание заинтриговать другого человека неизвестным сюрпризом. – И такая веселая! Мы ее обожаем!
Юноша улыбнулся сестрам. В семье Антиповых ему было спокойно и тепло. Опасения, что дядя Миша с тетей Ирой замучают его нравоучениями не подтвердились, и он все больше расслаблялся и чаще улыбался. Особое расположение Платон испытывал именно к девочкам, за их открытость и искреннюю радость ему. Обе жизнерадостные и любопытные, как щенки, они тянулись к нему всем жаром своих чистых сердец, радующихся брату, и проявляли свою привязанность самым бесхитростным образом, подсовывая конфеты или рисунки ему под подушку или в карманы, а также при любой возможности вися прищепками на его не по-юношески крепкой шее.
– Ее все обожают, она как солнышко, – любовно подтвердила Ирина. – Надеюсь, она поживет с нами, тогда вы обязательно подружитесь. С ней тебе точно не будет скучно, не то что с нами.
– Когда ждать?
Малышку родственники не видели около года и знали, что ей было нелегко.
– Сказала, билет еще не взяла, но где-то через неделю.
На какое-то время в столовой воцарилась счастливая тишина, насыщенная радостью каждого из присутствующих.
– Сестричка моя, Малышка! – с безграничной любовью проговорила Ирина и все улыбнулись ей. О глубокой привязанности сестер знали все и, невольно отдавая дань их привычкам, частенько называли Юлию Малышкой, как привыкла называть ее Ирина. – Отчаялась зазывать уже, думала, не согласится, – продолжила делиться хозяйка дома, обращаясь ко всем домочадцам и ни к кому в отдельности. – Ведь год, как она в этих своих страданиях, а домой не хотела, я этого не понимаю, разве дома не стены помогают, разве не лучше среди любящих людей?
– Созрела, значит. Приедет, отогреешь ее своей любовью.
Михаил встал поцеловать жену и детей перед отъездом. Ирина пошла проводить его к машине.
– Так и не сказала, что у нее там произошло с Кириллом?
– Нет. Не спрашивай, говорит, когда буду готова, расскажу.
– Не понимаю, почему ей так не везет. Тридцать лет и ни брака, ни детей. Не тех выбирает, что ли?
– Ты рассуждаешь как отец, – благодарно улыбнулась Ирина, почувствовав в его словах защиту Юлечки. Она знала, что Михаил, как и она сама, считает Малышку старшей дочерью, ведь они воспитывали ее от восьми до восемнадцати лет, даже не спешили заводить собственных детей. – Поговоришь с ней? Я, конечно, тоже, но вдруг тебе расскажет больше или что-то другое, ведь мужчинам и женщинам откровенничают по-разному.
– Конечно, думаю, выговориться ей будет необходимо, раз надумала вернуться.
Ирина снова улыбнулась и посмотрела в глаза супруга тем взглядом, который дорогого стоит. Они распрощались до вечера. Ирина вернулась в патио.
– Девочки, пойдемте готовить Малышке комнату!
– Голубую или желтую? – подхватились близняшки, готовые расстараться для любимой тети и потом заверять ее, как сильно они ее ждали.
– Давайте, голубую! Из ее окон вид на сирень и жасмин, пусть любуется, скоро все расцветет.
***
Ирина была старше Юлии на десять лет. Она как раз поступила в институт, когда Малышка отправилась первый раз в первый класс. В тот год серьезно заболел их отец, и врачи настоятельно рекомендовали ему перебраться в деревню, на свежий воздух и парное молоко. Химики, мать с отцом работали на вредном производстве, поэтому болячки, как и ранняя пенсия, были ожидаемы. Ирина отвоевала Малышку с большим трудом, родители согласились оставить ее в Москве с сестрой не столько ради музыкальной школы и возможностей образования столицы, а потому что скоро им стало ясно, что состояние отца требует почти всего времени матери, которая тоже начала слабеть. К тому же погодок-друзей в деревне нашлось всего две души, что для общительной Юлечки было крайне мало. Сошлись на том, что каникулы и лето Малышка будет проводить с родителями и каждый день общаться с ними по скайпу. Так фактической мамой ей стала Ирина. Однако отношения сестер были шире и глубже, потому что Ирина оставалась по-сестрински снисходительной и понимающей то, чего не приняла бы и не допустила мать. С годами любовь сестер друг к другу приобрела просто глобальный, основополагающий, фундаментальный характер, оставив мало места родителям. Да и родители ушли, не дожив до окончания Малышкой школы.
Сестры совсем не походили друг на друга, ни внешне, ни по характеру. Ирина уродилась в отца, с редким сочетанием красок: при белой коже и выразительных карих глазах ее густые, тяжелые волосы обрамляли тонкое, изящного овала лицо струящимся занавесом цвета старого янтаря. Юлечка угодила маминой родне и была брюнеткой с серыми глазами. Она никогда не носила длинных волос, о которых мечтала, ей не хватало терпения ладить с ними. Стоило ее волосам дорасти до того, чтобы прикрыть мочки ушей, как Юлечка срывалась на стрижку и облегченно выдыхала, встряхивая короткой копной. С возрастом ничего не изменилось, она по-прежнему проваливала попытки уподобиться русалке и неизменно оказывалась в кресле парикмахера. Дерзкие стрижки с драными челками или решительным зачесом назад и вбок невероятно шли к ее спортивной фигуре.
Обе сестры вызывали в людях любовь и расположение, но по разным причинам. Ирина – потому что счастливо сочетала волю, общительность, активность, интеллект и доброту. С ней всякому было хорошо, щедрость ее души и уверенность в себе позволяли ей выставлять других на первый план и высвечивать их достоинства. В разговоре или в компании она непременно несколько раз умудрялась за что-нибудь похвалить каждого, и всякий чувствовал, что это не от льстивости или тайных резонов, а от искреннего расположения к людям. Ирина любила людей и была добра к ним, как, впрочем, ко всему живому. Ее улыбчивость и мягкость никак не означали нерешительности или вялости характера, она доводила до конца всякое начатое дело, даже если оно считалось трудным. В семье она позволяла каждому поступать по своему разумению, но все держала под контролем и незаметно направляла заблудшего или зарвавшегося родича в нужном направлении.