Антиповы действительно любили друг друга и неизменность их чувства притягивала людей. Как и их дом, и заведенные в нем порядки. Про них говорили: где лад, там и клад. Ни один раз их нежным отношением друг к другу тыкали в глаза своим половинкам женатые гости, чьи узы перестали быть трепетными да любовными. И, как правило, от уколотых жен звучал едкий ответ, что идиллия у Антиповых цветет на почве верности. На это, видимо, неверная сторона фыркала и изображала непонимание, как это верность в браке может быть связана с нежным и заботливым отношением друг к другу. Но фырканье звучало довольно фальшиво. Почему-то рядом с Ириной и Михаилом заумные разглагольствования о жизни для себя, о боязни упустить радости бытия из-за семьи резали сознание внутренней неправдой и говорящему, и слушавшим. Жизнь верных друг другу Антиповых была очевидно насыщена самыми разными эмоциями, чувствами и событиями, и любая их мысль или рассказ подразумевал «мы», а не «я», и это лишь усиливало и обогащало все их переживания. Рядом с ними становилась понятна сама идея брака. И, собственно говоря, эта идея была прекрасна. Поэтому в их доме разговоры о радостях свободной жизни как-то не шли.

Прекрасным являлось все, имеющееся в этой семье. Так, никто не мог устоять перед любимцами хозяйки, немецкой овчаркой Алтаем и кошкой Муськой. Собираясь к Антиповым в гости каждый был рад предстоящей встрече не только с хозяевами, но и с их питомцами. Ирина занималась с Алтаем два раза в неделю и смотреть на это представление собирались все. Действо происходило на газоне патио. Домочадцы и гости рассаживались за столом, в креслах, на диванчиках, на качелях и смотрели на строгую муштру с тем азартом и радостью, которые возможно получить только от животных. Обычно элегантная Ирина облачалась в специальный комбинезон, позволявший ей лежать на земле, расставляла всякие снаряды для тренировки и превращалась в строгую и собранную воспитательницу. Больше часа Алтай выполнял различные задания, упражнения, команды. В унисон с хозяйкой ползал по-пластунски, прижимая хвост и голову, синхронность их движений поражала и восхищала. Затем пес пролазил в трубу из парусины, искал какую-либо вещь в куче других, брал барьеры, потом как угорелый бегал за мячом и ловил тарелку. После всей этой муштры он выдерживал шквал ласки взбудораженных зрителей, и потом его сваливал короткий молодецкий сон. Воспитан Алтай был так, что его ставили в пример детям. Новых людей ему представляли коротко: «Друг!» или «Гость!» Какую разницу он проводил в этой аттестации оставалось непонятным, но с друзьями был дружелюбен, с гостями сдержан. И каким удовольствием для каждого было просить его: «Алтушенька, принеси с кухни пивка!» Или: «Алтуха, где мои ключи?» Ключи находились. Пиво отгружалось привыкшим поваром с большого холодильника в пакет и давалось в зубы собаке, она приходила в патио и встречалась с восторгом. Кормить Алтая со стола и подачками строго воспрещалось, но кто этот запрет соблюдал? Периодически холеный пес не в меру добрел, тогда хозяйка усаживала всех желающих на велосипеды, коих имелось шесть штук, и устраивала лохматому обжоре многокилометровую пробежку.

Муська же покоряла бессовестной красотой и царственным небрежением ко всему на свете. Обожать ее получалось лишь со стороны. Существовала она сама по себе, в главный дом не заходила, довольствовалась летним и садовым сарайчиком, где для нее оставляли коробки с тряпками. Людей Муська не любила и не скрывала своего безразличия к ним. В пику этому всем очень хотелось приручить ее, но великолепная большеглазая красотка равнодушно взирала на все попытки заполучить ее на колени и при малейшей попытке коснуться ее гордо уходила. Максимум внимания, которое от нее видели, заключался в том, что иногда она изящно присаживалась около Ирины или Михаила и какое-то время непроницаемо смотрела на них. Потом уходила. Проделывалось все это с таким неподражаемым достоинством и снисхождением, будто Муська помнила, как в жизнь оную, в каком-нибудь Древнем Египте, перед ней падали ниц и возносили хвалы ее милости к нам, смертным. Единодушно признавалось, что столь себялюбивую недотрогу следовало наречь какой-нибудь Нефертити, а не Муськой, и даже предпринимались такие попытки, но не прижилось. В свое время кошка появилась в доме упитанным, пушистым комочком, и округлость котенка взывала к короткому и объемному имени. Близняшки нянчили его, голубя пуськой-муськой, так Муська и вышла. Конечно, когда комочек вытянулся в длиннохвостую, большеглазую грацию, плебейское имечко стало резать слух, но изменить его на более величественное уже не вышло. Никакого пиетета к ней не испытывал лишь повар Степан, он презрительно фыркал в сторону прекрасной хвостатой и называл ее шалавой. Муська, действительно, исполняла свои кошачьи обязанности с настырной исправностью и плодила по два раза в год. Мамашей она была натурально кошачьей и, откормив котят положенный срок, теряла к ним самый незначительный интерес.

По вечерам Муська-Нефертити любила расположиться около камина и притягивала все взгляды к своей персоне. Если кто-то не сдерживался и тянулся погладить ее великолепный, шелковый бок, она вскидывала на дерзновенного презрительный взгляд, нагло зевала прямо в лицо нарушителю и, подняв хвост трубой, уходила с видом такого оскорбленного достоинства, что виновник извинительно вжимал шею и ретировался. Если пели под гитару, то внимание перетягивал на себя Алтай, потому что тоже был не дурак попеть и очень всех смешил своими завываниями, тогда Муська спокойно спала до самой ночи, пока не приходила пора выходить на охоту или, по уверениям Степана, «шлюхаться».

У Антиповых подрастали две дочери-близняшки тринадцати лет, они отличались чрезвычайной активностью и застать их без дела не представлялось возможным. Вика и Ника сызмальства представляли собой обособленную, замкнутую систему, в которой другим отводилось слишком мало места. Они сами приглядывали друг за другом, все возникающие вопросы задавали друг другу и умудрялись довольствоваться ответами друг друга. Родители для них существовали в качестве верховных судей и дополнительного источника любви, обращались к ним лишь за поцелуями перед сном и в самых спорных случаях за экспертным мнением, все остальное постигалось девочками самостоятельно.

– Зачем мы им нужны? Они такие самостоятельные, – бывало, шепотом спрашивала Ирина супруга, лежа в постели.

– Потому и самостоятельные, что мы у них есть и им ничего не страшно, – отвечал Михаил.

– Малышка была не такая.

– Не такая.

– Я с ней себя больше родителем чувствовала, чем с дочками.

– Поэтому с детьми и интересно, что они разные. Личности!

Вторую неделю в семье гостил Платон, шестнадцатилетний племянник Михаила. Платон был сыном родной сестры хозяина дома, которого она воспитывала одна и который считался трудным подростком. Начитанный, развитый, впечатлительный юноша в последние два года стал на себя не похожим: то месяцами молчал и смотрел на мать как на врага, то нес какую-то околесицу и не понятно было, шутит он или всерьез. Мать отчаялась понять, что с ним происходит и чего он хочет, в последнем разговоре с братом предположила, что, по ее мнению, во всем виноваты бурлящие гормоны, юношеское переосмысление ценностей, потребность в мужском примере и женском идеале. На родственном совете решили сменить парню обстановку и пригласили на все лето к Антиповым в загородный дом, там-де в любимой мастерской Михаила Платон поможет ему реставрировать старинные буфеты и кресла и отвлечется от своих дум.

Реставрация мебели была страстью Ирины, которой заразился и Михаил, даже построил для этого отдельный домик-мастерскую. Платон к мебели остался равнодушен и ему дали время освоиться и самому найти летнее занятие по душе. По крайней мере, громадная библиотека и безлимитный интернет были в его полном распоряжении. Платон интересовался лингвистикой и забавлял сестер тем, что мог изъясняться в духе разных эпох. В семейном собрании он отыскал мемуары, дневники и заметки, изданные еще в царские времена, и получал бесконечное удовольствие от ушедших в небытие оборотов речи и мировосприятия. Иногда его цепляло какое-нибудь словечко, выражение или мысль, и он несколько дней кряду смаковал его, пристраивая на все лады в современные реалии и искренне потешаясь. Его кумирами были профессора Татьяна Черниговская и Наталья Бехтерева, их лекции Платон слушал в youtube, и потом мог целыми днями увлеченно искать что-то по теме в интернет-пространстве. Он обожал всему давать название, систематизировать и делать прогнозы. Именно он за завтраком подбил девочек придумать оригинальное название для сегодняшнего утра и отмел все их лирические предложения, остановившись на собственном «А как хорошо все начиналось!»