Поэтому в данной работе объектом исследования выступает культурная идентичность как динамическое отношение самотождественности восточнославянской (восточнохристианской) цивилизации как субъекта исторического процесса, а величиной, с которой соотносит себя субъект исторического творчества – ценностное ядро культуры, традиция, порождаемая ею историческая реальность. Вместе с тем субъект выстраивает своё отношение к самому себе (через субстанцию культуры) не минуя «другого» (инокультурные миры), а значит, выявляя себя в горизонте бытия-с-другими. Постольку поскольку речь идёт об отечественной культуре, смыслы которой интегрированы в единый Смысл, то в рассмотрение данной темы, повторимся, должно быть введено главное действующее лицо – Господь Бог, «Жених души человеческой» (о. Павел Флоренский).
Предметом настоящего исследования служат тексты русских религиозных философов XIX–XX вв, чьё творчество определялось координатами православного миропонимания и постоянно тяготело к осмыслению культурной самобытности в поле диалога с другими культурами (в алгоритме: притяжения – отталкивания), прежде всего – с культурой европейской. При знакомстве с данной интерпретацией проблемы могут возникнуть методологические вопросы, которые требуют скорейшего пояснения.
Обращаясь к этой теме, мы также намеренно используем термин «Родина» или «Отечество», причём в двух взаимосвязанных смыслах. Поскольку тема Родины, питаемая естественно-обусловленным чувством патриотизма, встречается у русских мыслителей достаточно часто, например: В.В. Розанов – «Русский Нил», о. Сергий Булгаков – «Моя Родина», Л.А. Тихомиров – «Что такое отечество?», И.А. Ильин – «Родина и мы» или «Путь духовного обновления» (гл. «О Родине»). В принципе, здесь мы имеем дело с соотнесённостью субъекта и природно-географической, спонтанно-стихийной стороной его бытия. Однако:
Ничто, взятое само по себе, в отрыве от духа, – ни территория, ни климат, ни географическая обстановка, ни пространственное рядом жительство людей, ни расовое происхождение, ни привычный быт, ни хозяйственный уклад… ничто не составляют Родину.
– писал Иван Ильин[11]. Иное дело «духовная Родина» как категория, указывающая на духовно-аксиологическую реальность самосозидания ассоциированным субъектом своего цивилизационно-исторического своеобразия, подчиняя культурный ритм единственной богоспасаемой цели. В этом втором значении Родина всегда вызывает нескрываемое восхищение и пробуждает живой интерес – всей мощью своего рычага трансценденции, что был осуществляем русским народом в его многовековой истории. Понятно, что экспликация этого смысла «Родины» настраивает на специфическую фиксацию «божественного на земле», выражения её духовно-процессуального существа, телеологически обращённого к Творцу.
Отсюда намечается выбор персоналий и текстов. Он не является произволом автора, хотя субъективный момент при рассмотрении избранной темы неустраним, поскольку находясь «внутри» самой православной культурной традиции, дискурс исследователя ценностно нагружен. В рамках философской герменевтики – это достоинство познавательной стратегии, а не её недостаток (Г.Г. Гадамер). Более того, через рефлексию интерпретатора традиция самообнаруживает себя, вступает в отношение «внутреннего» диалога с собой, что ведёт к её максимально проявленному пониманию. Поэтому избирательность здесь определяется одним обстоятельством: максимально задействованы тексты тех авторов, где наметилась: а) чёткая тематизация культурной идентичности; б) концептуальная проработка (описание) её идентичности, структурных элементов, функций, взятых в фокусе православного реализма.
Отдавая себе отчёт в том, что данная тема по своей фактуре – предельно широка и внутренне неисчерпаема, автор стремился удержать её в религиозно-метафизическом горизонте. Для ясности понимания укажем, что термин «метафизика» здесь употреблён в классическом его значении, а значит, он связывается с такими над- или внеэмпирическими феноменами, которые могут быть привлечены (и привлекаются) для обоснования явлений и процессов, происходящих в реальном мире. Причём речь идёт о метафизике с религиозным предикатом, а именно: о православной метафизике истории. Отсюда требование: наличие метафизических импликаций в самой культуре, наличие метафизической составляющей в рефлексии динамики культуры не должно амортизироваться в ходе изложения, а сохраняться (по возможности) в том виде, в каком они представлены в связующем их бытии.
Теоретическая разработка этой темы в постсоветском социокультурном пространстве начата сравнительно недавно, во многом благодаря открывшейся возможности знакомства с базовыми текстами русских мыслителей, свободного и заинтересованного обсуждения их идейно-мировоззренческого наследия – с одной стороны; она связана также с естественным желанием артикулировать положение (топос) и перспективы восточнославянской (восточнохристианской) цивилизации в радикально меняющемся (на наших глазах) мире – с другой стороны.
Среди работ российских авторов в первую очередь необходимо упомянуть те тексты, где содержатся теоретические предпосылки анализа коллективной идентичности на различных этапах становления восточнохристианского цивилизационного космоса[12], и в частности на примере рассматриваемого хронологического отрезка[13]. В республике Беларусь также начато изучение проблемы религиозно-культурной идентичности, под углом зрения фиксации рефлексией её базовых координат и оснований[14]. На Украине, к сожалению, данной проблеме пока уделяется незначительное внимание, а если и уделяется, то, главным образом, в аспекте выработки её гражданами новых идентичностей, – на фоне избранного внешнеполитического курса на интеграцию в евроатлантические структуры[15]. В этом процессе несколько особняком стоит работа А.Д. Каплина [16], где акцентировано внимание на аутентичности славянофильского взгляда на путь России – её исторической поступи.
В западной исследовательской литературе по этому предмету можно выделить работы, главным образом, критического плана. В них[17] отчётливо прослеживается интенция заподазривания русской культуры и её субъекта в явных или скрытых пороках: наклонности к этатизму и тоталитаризму, отсутствии свободы и того, что принято называть «гражданским обществом», религиозном фанатизме и утопизме… Такая критика имеет длительную традицию, и, как таковая, кажется малопродуктивной, поскольку в ней проявлен синдром непонимания, вырастающий, как показал Н. Я. Данилевский, из бессознательного исторического инстинкта – враждебности России, развитого в ментальности Запада.
По вполне понятным причинам необходимо назвать и других авторов, не просто меняющих в своих оценках знак заряда русской культуры на противоположный, но всячески подчёркивающих её религиозно-нравственные, эстетические и человеческие достоинства[18]. Наконец, необходимо упомянуть ряд исследовательских работ представителей русского зарубежья[19], в которых рассмотрено связное движение жизни и мысли, отражены коллизии как предреволюционной, так и пореволюционной эпохи, выстроена система оценок не только революции, потрясшей историческое тело Россию, но и выявивших недуги её души.
Итак, перед нами стоит задача – дать прочтение содержания проблемы культурной идентичности сквозь призму рефлексивного её просвечивания мыслителями России в период активной модернизации её социальности, изменения культурного кода, реинтерпретации ценностей (святынь), – в свете опыта непростых контактов с западной цивилизацией. Рассматривая настоящее в отражённом от неё виде, мы тем не менее не ставили себе задачу историко-философского порядка (ибо содержание православной философской мысли XIX–XX столетий ныне достаточно хорошо изучено), но пытались мыслить так, чтобы эта философия стала отправной точкой для построения современной историософской рефлексии, способом обсуждения инвариантных для нашей традиции вопросов, реактуализировавшихся ныне, – в связи с частичной потерей и желанием восстановления собственной культурной идентичности. Проще говоря, процесс самопознания, самообнаружения, самоидентификации, происходящий на уровне самобытной культуры и соответствующего ей цивилизационного тела, невозможен без уяснения тех фундаментальных идей, которые в рациональной форме были выражены русскими религиозными мыслителями, и, по сути, представляют важную познавательно-оценочную сторону нашей культуры, её архетипические моменты. Причём нужно оговориться: рассмотрение проблемы ведётся именно на духовном уровне, уровне, соответствующем самой духовной составляющей культуры, и, что самое важное, не редуцируемому к понятийно более привычным уровням анализа – политическому или экономическому.
