Я очень ярко запомнила, как отец принес перед Новым 1956 годом в наш новый дом пушистую, высотой до потолка, елку. Всей семьей – отец, мама, брат и я – с большой радостью и с веселыми криками ее устанавливали. Мы с братом клеили гирлянды из бумаги и ваты и наряжали нашу елку. У нас было все свое, мы делали в своем доме все, что хотели – это было наше, наш дом. Как же это дорого душе, с какой грустью сейчас вспоминается, с какой тоской по тому времени!

Сколько хороших слов о своих мамах высказано человечеством! С моей безмерной любовью к моей маме я все равно не способна придумать что-то новое. Мама – это святое. Всероссийская общественная организация «Матери России» реализовывала проект «Письмо маме». Я тоже написала письмо своей маме, Шуляк Антонине Павловне.

Здравствуй, мама! Бабушка и ты, с того времени как я себя помню, приобщали меня к православной вере. Поэтому я пишу тебе письмо с верой в то, что ты меня услышишь.

Дорогая мамочка! Прости меня за те беспокойство и неприятности, которые я тебе доставляла. И большое тебе спасибо за то, что ты так стоически и мудро относилась ко всем моим проступкам, которые были совершены вопреки здравому смыслу. Говорила, что умные люди учатся на ошибках других, а дураки – на своих. Радовалась, если я понимала и извлекала уроки из своих ошибок. В результате, как мне кажется, из меня получился неплохой человек.

Мамочка дорогая, со временем я, конечно, поняла, как тяжело тебе с отчимом было меня растить. При нашей деревенской бедности ты умудрялась сделать так, чтобы у меня были туфли-лодочки, белые фетровые валеночки, юбочка плиссе, ручные часики «Заря». Платьица, ситцевые, штапельные, были всегда со вкусом сшиты бабушкой. Мне очень хотелось шерстяную коричневую в складочку школьную форму. В семье не было денег на такую дорогую покупку. И тогда ты перекроила два своих лучших платья – кашемировое кофейного цвета и маркизетовое синего цвета – и перешила их для меня. Это было счастье. Коричневый и синий цвета – это мои любимые цвета в одежде и сегодня. Я очень хорошо помню, как ты экономила копейки, и вы с бабушкой готовили на будущее для меня приданое. Бабушка шила и вышивала, а ты покупала материал, нитки, выбирала узоры.

Я неоднократно слышала от людей, что я от природы хорошенькая. Но мне очень хотелось, как и другим девочкам в деревне, что-то сделать со своим лицом: подвести ресницы, накрутить на гвоздик челку. Но на мои желания ты отвечала жестко: «Не надо». Убеждала просто: «Нэ дав Бог красы – у Чорта не просы». И добавляла, что для девочки самое главное украшение – это чистота и порядок не только на лице, но и в голове. Я так до сих пор не научилась и не стремлюсь краситься. В моем трюмо – крем, лак для волос, помада и духи – вся моя косметика. Стремлюсь держать порядок в голове. Быть честной перед людьми и жить в ладу с самой собою.

Ты очень хотела, чтобы я получила высшее образование. Мама, дорогая, я его получила, окончила три высших учебных заведения. Интуитивно, на подсознании я понимала, насколько было важно для тебя то, что твоя дочь, рожденная вне брака, не дурочка. Я стремилась к тому, чтобы тебе за меня не было стыдно, чтобы ты мной гордилась.

Мама! Ты очень долгое время была в деревне единственной женщиной коммунисткой. Тебе приходилось вопреки всем на Пасху идти на субботник, убирать из дома иконы, ходить на партийные собрания. И это в деревне, на Украине, где большинство людей были глубоко верующими. Где ведение домашнего хозяйства, воспитание детей, забота о старших родителях ложилась на плечи, прежде всего женщины, хозяйки дома. У нас в доме хозяйство, огород были не меньше, чем у других семей. А ты должна была работать, участвовать в общественной жизни села и вести домашнее хозяйство наравне с теми семьями, где женщины были домохозяйками. Женщины твоего времени не имели стиральных машин, пылесосов и всякой другой техники, которая помогает вести домашнее хозяйство и без которой современная женщина свою жизнь не представляет.

Ты как член компартии не могла ходить в храм. Но ты не была воинствующей атеисткой: твои дети и внуки – крещеные. В доме, когда партия ослабила свои ошибочные требования к верующим членам партии, сразу же были поставлены на место иконы. Ты молилась и знала молитвы. Но ты глубоко и преданно верила в непогрешимость и справедливость социалистического строя, который исповедовала вся наша великая страна. Принцип «раньше думай о Родине, а потом о себе» для тебя, для твоих родителей, детей и внуков не было пустым звуком.

Каким же горьким было твое разочарование, когда ты поняла, что те люди, которые руководили сельской партийной организацией, относились к своим партийным обязанностям формально. Когда ты похоронила мужа, моего отчима, осталась одна и решила переехать ко мне жить в Республику Коми, ты первым делом решила сняться с партийного учета. Мы пошли с тобой вдвоем за партийным билетом. И секретарь партийной организации на ходу, очень буднично, не пожав руки, не сказав «спасибо» за работу, отдал тебе партийный билет и учетную карточку. Ты покидала свою родину навсегда. Я помню, как ты плакала. Как тебе было обидно от проявленного равнодушия. Ты говорила, что он должен был сказать «спасибо» хотя бы за те взносы, которые ты честно проплатила партии более 30 лет, отрывая копейки от своих детей. Ты не сожалела о том, что ты была коммунисткой. Тебя унизило равнодушие конкретного человека, который, по твоим понятиям, должен был быть другим.

Дорогая мама, в этом письме к тебе на небо я могу с полной уверенностью отметить, что частный случай, с которым ты столкнулась как представитель передовой части сельской интеллигенции, красноречиво подтверждает начало деградации механизма партийного руководства страной задолго до 90-х годов. Для приспособленцев, к категории которых и относился секретарь партийной организации села, главным было решение личных вопросов, а не партийных и государственных. Он совмещал высокую должность в колхозе и одновременно формально выполнял обязанности секретаря партийной организации. Формализм в стиле его руководства зашкаливал, людей перед собой он уже не видел, о чем и свидетельствует частный случай, произошедший с тобой.

Ты не отказалась от своих идеалов и до конца дней своих не роптала на судьбу. Будучи фактически прикованной к постели, ты никогда не сидела без дела. Ты интересовалась тем, что происходило в мире, в обществе. Была моим личным политинформатором. В течение дня ты записывала, а когда стала плохо видеть, просто слушала и запоминала интересные выступления по телевизору известных политиков России, Республики и по вечерам все мне пересказывала.

Я потеряла в Афганистане сына Геночку, а ты – внука. Ты переживала все человеческие потери в Чечне как свои. И когда пришло время служить твоим младшим внукам, ты молилась и ждала их из армии.

Дорогая мама! Теперь я очень хорошо понимаю, с каким психологическим комплексом в душе ты прожила жизнь. Ты никогда мне не рассказывала о моем биологическом отце. Хотя вся деревня знала его и то, что я его дочь. Но мне так и не выпал случай хотя бы с ним поговорить. Такова жизнь. Уже, к сожалению, никто не ответит, почему так все сложилось в жизни. Но Богу было угодно, чтобы его сын Женя нашел меня. Мы с Женей изредка переписываемся. Приглашает в гости на Родину. Очень хочется поехать на Родину. Поклониться дорогим могилам, пройти по знакомым улицам и вдохнуть воздух родной земли. Мама, нынешнее время резко отличается от того времени, в которое ты жила. Отличается в отношениях между людьми, в жизненных оценках, в морали и во многом другом. Я считаю, что не имею права никого осуждать и ни на кого держать обиду. Когда я это поняла, мне стало жить намного легче. Не суди, да не судим будешь.

Мама! Одним из твоих любимых тостов был тост, который ты произносила всегда: «За мир во всем мире!». Ты девчонкой во время войны находилась на оккупированной территории, на нашей милой Родине – Украине. Ты мало об этом рассказывала, но отдельные моменты я помню. Ты рассказывала, как ты узнала, что моего дедушку, а твоего папу, Шуляка Павла Петровича, расстреляли немцы за связь с партизанами.