– Скажешь отцу, что видела, придушу, – говорит зло мать. – Ещё раз будешь подсматривать за мной, придушу, ты меня знаешь.

Я просто лежу и молчу. На моих глазах начинают выступать слезы. Мать разворачивается и выходит из моей комнаты. Через некоторое время я снова слышу скрипы и стоны, которые продолжаются всю ночь. Я не хочу и не могу слышать эти звуки, я закрываю уши своими ладошками и плачу. Подушка от моих слез полностью промокла. Утром я слышу, как мать провожает милиционера дядю Колю и закрывает за ним дверь. Затем она проходит в мою комнату. Я притворяюсь, что я сплю. Мать подходит к кровати и трясет меня за плечо. Я открываю глаза и смотрю на неё.

– Ты меня поняла, Дуська? Если отец что-нибудь узнает, я отведу тебя на реку, привяжу к ногам камень и сброшу с обрыва, и ты потонешь, как твой дед, – зло говорит мать. – Ты меня поняла?

– Да, мамочка. Я поняла, – говорю я и начинаю целовать ей руки. Мне сейчас очень страшно. А что если мать передумает и сейчас привяжет камень к моим ногам и сбросит меня с обрыва в речку?

– Запомни, хоть одно слово, и тогда ты знаешь, что я сделаю с тобой, – говорит мать и выходит из комнаты.

Весь день я боюсь попасться матери на глаза. Мне страшно от того, что мать может со мной сделать. Я знаю её характер. Быстрее бы пришел папа. Но он придет лишь завтра. Сердце, мне кажется, вот-вот выскочит из моей груди. Несколько раз я встречалась взглядом с глазами матери. Она зло смотрит на меня, и от этого моё сердце то замирает, то бешено стучит. После обеда мать идет в сарай доить корову Зорьку. Я боюсь оставаться дома на ночь и принимаю для себя единственно правильное решение – идти на дальнюю заимку к отцу. Папа не даст меня в обиду. Он не позволит матери привязать мне на ноги камень и бросить в реку. Я быстро надеваю теплые вещи, сверху надеваю свой маленький овчинный тулуп, валенки, а голову повязываю теплым платком и выхожу из избы. Погода на удивление солнечная, но мороз крепчает. Если идти быстро, то через четыре часа я буду на дальней заимке. Кинув прощальный взгляд на избу, я, ускоряя шаг, устремляюсь в тайгу. Лучи яркого солнца, отсвечивая от снега, слепят мне глаза, и приходится жмуриться. От быстрой ходьбы мне становится жарко. Постепенно мое волнение успокаивается, и я теперь знаю, что папа всё поймет и защитит. Дорога на дальнюю заимку для меня знакома, и я без особого труда прокладываю свой путь к отцу. Высокие сосны грациозно красуются по обе стороны убегающей вдаль заснеженной дорожки. Вот на одной из заснеженных лап сосны мелькнула рыжая белка. Немного посидев, она с силой оттолкнулась и, словно заправский гимнаст, взвилась в воздух по направлению к соседней сосне. Легкий шлейф снега указал направление удаляющегося зверька.

– Привет, Аленка, – крикнула я и радостно помахала рукой рыжей подружке. Она на минуту замерла на снежной лапе величественной сосны. Снежные искринки, переливаясь в лучах солнца, посыпались на землю.

Я подошла к сосне, на которой сидела Аленка. Достав из кармана краюшку хлеба, я раскрошила его на свою ладонь, а второй рукой постучала по огромному стволу исполина. Белка, опустив голову, стала внимательно смотреть на меня. Затем она в несколько прыжков спустилась чуть ниже. Лежащий на лапах сосны снег облаком полетел на меня и попал мне за шиворот.

– Аленка, ну что ты делаешь? Можешь поаккуратней спускаться? Давай, скорее иди ко мне. Смотри, я тебе хлеба накрошила, – сказала я рыжей подружке.

Аленка, немного подумав, прыгнула на ствол сосны и в считаные секунды подбежала к моей руке. Она схватила кусочек хлеба и молниеносно рванула вверх.

– Ну не бойся меня, давай, забирай всё, мне уже идти пора, – сказала я и вытянула руку вверх.

Белка не заставила себя долго ждать. На этот раз она спустилась по стволу, своими маленькими лапками подобрала с моей ладони все кусочки хлеба, запихала их себе в щеки и устремилась вверх, оставляя за собой шлейф из падающего с веток снега.

– А ты спасибо не сказала, – крикнула я вслед белке.

Аленка на секунду замерла на ветке, повернула голову назад и, как мне показалось, махнула своей маленькой головкой.

– Ну вот, так-то лучше. Приятного тебе аппетита, – крикнула я Аленке и зашагала по снежной тропинке.

Через какое-то время небо затянуло, стало пасмурно, и пошел легкий снежок. «Ничего, до заимки ещё километров пять, так что через час доберусь», – пронеслось у меня в сознании. Снег со временем усилился и пошел стеной. Ветер дул прямо в лицо, и мне стало трудно идти. Видимости не было никакой. Через какое-то время я поняла, что тропинку, оставленную папиными лыжами, уже не видно, и я иду наобум. Очень хотелось пить, так как я от долгого пути была мокрой. Я сняла рукавичку, набрала в ладонь снег и стала его лизать, чтобы хоть как-то утолить жажду. Снег попадал мне на ресницы и таял, превращаясь в ледяные снежинки на моих глазах. Ногам было очень холодно. Судя по времени, я уже давно должна была добраться до дальней заимки.

– Папа, папочка, где ты? Папа, ну пожалуйста! – стала кричать я.

В ответ я слышала лишь завывания ветра. Стало темнеть. Я уже не чувствовала пальцев на руках и ногах. Меня бил озноб. Уставшая и обессиленная, я брела в тайге в неизвестном направлении. Было очень страшно. А что если навстречу мне сейчас из тайги выйдет медведь? Папа говорит, что медведь зимой очень опасен. Если медведь зимой проснулся от голода, то он будет рыскать по тайге и искать себе пропитание. Бывают случаи, что медведь нападает на человека и задирает его. Справа среди сосен я увидела небольшой стог сена. Судя по всему, этот стог был оставлен отцом, для того чтобы олени и лоси могли прокормиться в зимнюю пору. Из последних сил я преодолела последние метры. Став на четвереньки, я замерзшими руками стала выкапывать углубление в небольшом стоге сена. Сено было промозгшим, и моя работа забирала очень много сил. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я все-таки забралась в выкопанную мной нору, в тайге было уже темно. Немного замуровав лаз промозгшим сеном, я свернулась калачиком. Поднеся руки, одетые в закостеневшие варежки, я стала дуть на них теплым воздухом. Своих пальцев я совсем не чувствовала. Меня стал бить озноб, зубы застучали. Ничего, папа скоро найдет меня и спасёт, пронеслось у меня в сознании, и я уснула. Мне приснился сон, будто мы с папой идем по тропинке в тайге. Светит солнышко. Рыжая белка Аленка кидает в нас шишки, а мы с папой смеемся и грозим ей пальцем…

Как мне потом стало известно, мои поиски продолжались двое суток. В них были задействованы как спасатели, прилетевшие на вертолетах, так и местные жители, которые в течение двух суток прочесывали лес. Всё осложнялось тем, что тайгу заносило снегом, видимости не было никакой. Мороз постоянно крепчал, и с каждой секундой шансы найти меня живой улетучивались. Люди и техника валились с ног и в течение двух дней безрезультатно искали маленькую девочку, пропавшую в тайге. Спасателями был разбит штаб, в который постоянно стекалась информация о моих поисках. Но поиски результатов не дали, и было принято решение прекратить их, так как шансов у маленькой девочки выжить в тайге в тридцатиградусный мороз просто не было. Отец не смирился с решением спасателей и продолжал искать меня. Он квадрат за квадратом на лыжах объезжал свои лесные владенья. Утром третьего дня погода успокоилась, и отец снова стал на лыжи и отправился на мои поиски. Уставший от дальнего перехода, он остановился и снял рюкзак. В следующую секунду ему на голову упала шишка. Отец вскинул голову вверх. Прямо над ним сидела белка Аленка, у которой на груде было белое пятнышко в виде сердечка. Она снова кинула в него шишку, которая на этот раз пролетела мимо. Белка издавала непонятные звуки, кидала в него шишки и удалялась в тайгу. Ему показалось странным поведение белки. Казалось, что она что-то ему хочет сказать. Отец накинул рюкзак и поспешил за белкой. Он двигался за ней несколько минут и уткнулся в небольшой стог сена. Не знаю, было ли это случайным, но именно так папа нашел меня. Он раскидал в стороны замерзшее сено и нашел меня, свернутую калачиком. Взяв меня на руки и бросив рюкзак, он заспешил в обратный путь.