Разные квартиры были в этом доме, и по размеру, и по достатку. В том и состоит прелесть сегодняшнего дня, что мы ушли от стандарта. Хочешь, живи в двух комнатах, а хочешь, в шести. Большинство нашего населения почему-то косно продолжает жить в условиях минимализма. Но это к слову. Некоторые квартиры напоминали картинки из мебельных каталогов. Другие за два десятка лет успели утратить лоск и выглядели захламленными и неряшливыми. Были квартиры, начиненные современной техникой и снабженные охранной сигнализацией, а были, как у Елизаветы Платоновны, по-старомодному уютными. Мебель у Елизаветы Платоновны была простая, не новая, никакой современной техники не было вовсе. Зато на стенах в комнатах на кухне и даже в коридоре висели картины. Картины были современными, не старинными, но без этих сегодняшних выкрутасов, когда на брюхе у быка глаз, или ангелы с недостатком пальчиков на руках трепещут грязноватыми крыльями, или вовсе нет никаких предметов, а только пятна, линии и потеки. Нет, у Елизаветы Платоновны висели пейзажи, портреты и натюрморты, написанные тонко, органично, хорошей профессиональной рукой. Было еще несколько работ написанных смело, лихо, с невообразимым, казалось бы, сочетанием красок: бирюзовой и оранжевой, ядовито-зеленой и красной, бордовой и желтой. Но как-то они уживались и радовали глаз ершистой непокорностью. Такие работы висели у Елизаветы Платоновны в коридоре и кухне. В большой комнате работы были развешаны с тонким расчетом, создавая единую, гармоничную экспозицию. В маленькой комнате помещались пастели и одна звонкая акварель со смешным угловатым мужичком, несущим скворечник. Но больше всего Бусику нравилась, висящая в коридоре деревяшка. На ней по черному лаку были процарапаны фигуры двух мужичков в рогожной одежонке, в лаптях, с красными носами. «До церкви близко, да идти склизко, до кабака далеко, да идти легко» было написано на ней. Расхристанные мужичонки были до того симпатичными, что Бусик всякий раз задерживал на них свой взгляд. Кроме картин, в квартире у Елизаветы Платоновны были книги: в шкафах, на полках, на столах, подоконниках и даже на холодильнике. Любимым занятием Елизаветы Платоновны было чтение. Когда бы Бусик не заглядывал в ее окна, он заставал ее либо на кухне, где она перед телевизором что-то резала, мешала, месила, либо в комнате за книгой. Часто свет в ее окне не гас до двух-трех часов ночи. Значит, книжка попалась интересная. На столе, в ее комнате, зимой и летом стояли цветы. Иногда покупные дорогие, это значит, что приходили гости, а иногда несколько веточек кустовой гвоздики или простой букетик из ромашек или календулы. Бусику нравилось все это вместе: и цветы, и книги, и картины на стенах, на которых тоже были цветы. В этой квартире его охватывал какой-то особенный покой. На диване, как нарочно, лежали подушка и плед. Так и хотелось уютно устроиться под этим пледом у торшера с хорошей книжкой и забыть обо всем. Но, понятное дело, Бусик расслабиться себе не давал. А, понежившись мысленно на диване, проходил на кухню, подкреплялся там, чем бог пошлет, и покидал свой любимый приют.
Коллеги по работе и соседи по дому считали Бусика спокойным одиноким чудаком. Он был со всеми приветливым, но близких друзей у него не было. И, вроде бы друзья ему были не нужны. Он довольствовался собственным обществом. В трудные моменты жизни мысленно советовался с бабушкой. Она еще при жизни успела высказаться, кажется, по всем насущным вопросам, так что внук подбирал подходящую сентенцию и этим довольствовался. Когда же становилось тоскливо, он доставал их с бабушкой семейный альбом и нежно гладил пальцами бабушкину фотографию.
Глава 2 Штучный товар
Вероника Ершова проснулась в прекрасном настроении. Сегодня ей предстояло защитить кандидатскую диссертацию на филфаке университета. Нельзя сказать, что она совсем не волновалась. Но это волнение только добавляло вкуса к жизни, или, по сегодняшнему, драйва. Без него все было бы совсем уж пресным. В положительном результате она была уверена. Не даром же ей деликатно порекомендовали на кафедре заранее заказать банкет в факультетском буфете. Кафедральные дамы помогли высчитать необходимое количество шампанского, водки и коньяка. Они с мужем решили заказать, в основном, шампанское и немного крепких напитков. Но опытные лаборантки, напротив, посоветовали взять побольше коньяка и водки, а шампанского можно только для первого тоста, да без него и вовсе можно было обойтись.
Да, накладной для них с Женькой выходила защита. Кроме банкета на факультете, они должны были пригласить в ресторан руководителя диссертации с женой и подарить ему ценный подарок. Ей прямо было сказано, какой ресторан и какой подарок, и то и другое не из дешевых. Руководителем диссертации был у Вероники профессор Судаков. Не высокий, субтильный, весь какой-то серый от седины и серого костюма, с маленькими, глубоко посаженными глазками, узким ртом и серыми щеками, он напоминал мороженую рыбу, и фамилия ему подходила. Держался и говорил жеманно, с претензией на особую утонченность, походку имел несколько вихляющуюся, что напоминало всплески рыбьего хвоста. К соискательнице он благоволил. Взял ее, приехавшую из Йошкар–Олы, в очную аспирантуру, помог с устройством на работу, поэтому не сомневался, что заслужил от нее благодарность.
Сама Вероника Ершова была бойкой, инициативной, с напористым характером, как принято сейчас говорить, креативной. Очень худенькая, в очках, миловидная, она казалась ярче и значительнее из-за своего характера. Улыбчивая, говорливая, сверкая очками и серьгами, она неустанно предлагала что-то новое, и на работе, и своему флегматичному мужу. Занималась она филологией, была очень способной и, ознакомившись на кафедре с рядом диссертаций, немедленно поняла, что от нее требуется и сделала подобную. Работа ее получилась такой же тусклой, как и большинство диссертаций, которые, кажется, и пишутся только для прочтения руководителя и оппонента. Зато Вероника обладала многими другими умениями. Была продвинутым компьютерным пользователем, печатала в слепую со скоростью звука, неплохо знала английский, была хорошим репетитором, а, главное, была живой и деятельной. Бралась за любое дело. Так в студенческие годы помимо частных уроков, зарабатывала еще, рекламируя лекарства для похудения. Сначала из ее фотографии с помощью фотошопа делали страшную толстуху, а потом предъявляли ее настоящую фотографию как следствие приема чудодейственных лекарств. Цену себе Вероника знала, и ложной скромностью не страдала. Замуж она вышла за столь же способного молодого человека. Евгений Ершов по профессии был бухгалтер, да не простой, как он нам видится, в черных нарукавниках и со счетами, а продвинутый, современный. Работал аудитором в солидной фирме и постоянно повышал свою квалификацию на международных курсах, так что, в конце концов, получил сертификат международного образца и стал специалистом международного класса. Эта замечательная пара детей пока не имела. Они купили себе двухкомнатную квартиру пока что не в центре и не в новом, но вполне престижном доме и были довольны.
В силу ли профессии, или в силу врожденных качеств, продиктовавших ему и выбор профессии, Евгений Ершов любил во всем порядок и учет. Он не считал себя скупым, а просто рациональным. Поэтому в семье было заведено учитывать все ежедневные траты. Вероника приносила не только чеки из магазинов, но и трамвайные и троллейбусные билеты. Нечего и говорить, что в квартире были установлены газовые счетчики, счетчики по учету воды и энергосберегающие лампочки. Правда, супруги еще не решили, правда ли те выгоднее обыкновенных. Их долголетие, обещанное рекламой, не выдержало проверку временем. Кстати сказать, такая политика в ведении домашнего хозяйства ничуть не раздражала Веронику. В этих делах муж и жена были заодно. Ершовы оба работали. Обедали в недорогих заведениях по месту службы, но все-таки не в таких недорогих, как бы хотелось, поэтому решили ограничиться в ежедневном рационе легкими ужинами из овощей и молочных продуктов. Но иногда, в бесшабашном разгуле заказывали на дом пиццу. Ершовы были женаты уже два года, и ничто пока не омрачало их согласия.
