Таксис [гр. Taxis – расположение по порядку]:

1) (в биологии) реакция, возбуждаемая в растительных и животных организмах так наз. односторонним раздражением, напр. переходом от света к темноте, от холода к жару и наоборот;

2) (в лингвистике) временное отношение между действиями, относительное употребление времен и временных форм.

– Сначала идет зима, потом лето, потом весна и осень. По крайней мере для меня.

Звук ручки, царапающей бумагу, заполнил комнату. Это шелестящее шуршание жутко раздражало, но он подавлял раздражение. Он просто сидел на подоконнике, смотрел в окно и что-то говорил, словом, делал все, что от него ждали.

Ведь от него ждали исповеди. Все всегда хотят одного и того же, для него это было не новостью. Исповедь – универсальный товар для бартера. Его ноздри усиленно сжимались и раздувались, но, кроме этого, ничто не выказывало злость. Одних ноздрей хватило бы максимум на утверждение какого-то возбуждения, бурлящего сейчас в нем. А каких только возбуждений не знает человек в его положении! Совершенно нестабильном и непредсказуемом.

Он попал сюда случайно, как и всегда. И всюду. Всякое место было случайным на его пути. У него во всех смыслах был свой путь. Особая выделенная траншея в запутанных линиях и тропах вселенной. Люди преклонялись перед ним, хотели, чтобы он забрал их с собой, но он не мог.

Он не мог даже ответить на вопрос, где окажется в следующее мгновение. Ученые без конца бились над попытками предугадать его траекторию, заранее предвосхитить очередное появление.

Люди толпами выстраивались в местах, наиболее располагавших к его приходу. Иногда они угадывали, иногда нет. Он взял за привычку просто начинать исповедоваться всякий раз, когда оказывался где-то перед объективами камер или восторженными лицами страждущих слушателей.

В этот раз комната была небольшой и в ней находилось необыкновенно много народа. Это несколько обескураживало, поскольку обычно он оказывался в более просторных и менее людных местах. Сейчас все походило на то, что его появление было точно вычислено каким-то неизвестным ему способом. Оттого теперь он просто говорил все, что придет в голову.

Его исповедь все больше походила на поток сознания, но вряд ли кто-либо из них мог это понять:

– Уже не помню, когда существовал где-то в привычном смысле этого слова. Кажется, что и на свет я появился из ниоткуда в никуда. Просто возник в воздухе, а потом исчез куда-то дальше. Торжество идеи над материей. Но и самих идей уже нет, мыслей и соображений тоже. Одна рефлексия, я только реагирую на ситуацию, а что, спрашивается, еще остается делать человеку на моем месте?

Риторика – лучший друг демагога, это он уяснил уже давно. Внезапно произошло то, чего прежде не случалось – к нему обратились напрямую, непосредственно:

– Извините, пожалуйста, что прерываю, корреспондент газеты «Чередень», наших читателей очень интересует: как вы уживаетесь с этим вашим даром или проклятием, как ни назови?

Он растерялся, никогда прежде к нему так не обращались. В основном лишь выкрики и возгласы, но никакой конкретики, тем более от заранее подготовленных журналистов. А журналистов тут было много. Он вспылил:

– Что вы все тут делаете?! Как вы узнали, что я окажусь именно здесь?! О чем вы мне не говорите?!

Он вскочил с подоконника и кинулся к ближайшему выходу, его окутала волна вспышек и щелчков фотоаппаратов, журналисты повставали с мест и стали хором задавать ему бесчисленные вопросы, создавая какофонию шумов и гомона. Толпа окружила его, не давая пройти. Его голова закружилась, но он не оставлял попыток добраться до двери, не понимая или игнорируя абсолютную безнадежность своего положения.

«Я уже давно живу в безумии», – думал он. А потом ему повезло. Очередное перемещение, очередной скачок.

Следующее место было не похоже на предыдущее. Снова помещение, неопределенное время суток, отсутствие нормального освещения. На полу разбросан хлам и опилки, куски различной материи, как будто тут недавно производились строительные работы или расчистка перед сносом, а может, место было заброшенным уже длительное время. Впрочем, как и всегда, он ничего не знал.

Тут было просторно и безлюдно, это успокаивало. Он тяжело дышал, пытаясь оправиться от только что пережитого стресса. И вдруг понял, что помещение, на первый взгляд казавшееся безлюдным, в действительности таковым не являлось, кто-то здесь был, этот кто-то приблизился.

– Ты тот еще фрукт, ведь так? – сказал кто-то.

Он стоял полусогнутый, все еще приходя в себя, и не сразу услышал вопрос. Но переспрашивать не пришлось. Часто происходит так, что информация задерживается где-то на периферии восприятия, словно ожидая твоей готовности ее принять. Он разогнулся и посмотрел на незнакомца. Тот положил руку ему на плечо как бы в утешительном жесте. Возможно, утешение было как раз тем, в чем он нуждался, но сейчас это вызвало раздражение, он отдернулся. Незнакомец убрал руку и сказал:

– Ладно, вижу, ты не в настроении, но я не буду ждать твоей готовности кого-то выслушать, у меня к тебе деловое предложение.

– Что? – не понял он. День становился все более странным, несмотря на то что дней как таковых для него уже не существовало.

– Ты не устал так существовать? Хотя вопрос, очевидно, риторический, кто бы не устал, верно? – усмехнулся незнакомец. – Короче, отправляйся в заснеженный край. Никаких больше спонтанных перемещений, никакого избыточного внимания людей, нормальная размеренная жизнь, где ты будешь засыпать, просыпаться, работать, думать, мечтать, возможно, строить планы. Как тебе?

Он не понимал, что это за человек и о чем идет речь. Читай он книги, этот разговор насторожил бы его, напомнив сделку с дьяволом, но он не читал книг, не смотрел фильмов, не жил нормальной жизнью, уже и не помнил, сколько времени. «Заснеженный край» – это звучало заманчиво, он сам не знал почему. Индифферентность была настолько всеобъемлющей в его сознании, что этот выбор, это решение, по сути, решением-то и не являлось.

– Почему бы нет? – сказал он, дальше все изменилось.

Холодало. Шел снег. Она стояла на улице, разговаривая по телефону, и ждала такси. На другой стороне пенсионер выгуливал своего ретривера. В воздухе ощущался какой-то резкий едкий запах – один из тех, которые сложно игнорировать, даже если приложить усилия. Примечательно, что именно собака, обладая наиболее острым обонянием из всех присутствовавших, не обращала внимания на него или только делала вид, что не обращает.

Это был центр города. Одна из улиц, на которых не найти большого количества точек общественного досуга и торгово-развлекательных комплексов; с дорогими квартирами и двумя-тремя офисными зданиями. По таким разве что прогуливаются парочки по выходным, когда хотят насладиться относительной тишиной, не уходя далеко от тех самых «точек», чтобы оставалась возможность чуть позже потешить себя киносеансом или обедом в модной закусочной.

Сейчас – в полдень, разгар рабочего дня, – здесь были только эти двое и собака. Неожиданно раздался громкий тикающий звук. Как если бы работа невидимой гигантской секундной стрелки с каких-то башенных часов по какой-то причине начала транслироваться сюда. В это сосредоточие тишины, островок привилегированного покоя в водовороте сумасшедшего темпа жизни.

Девушка отвлеклась от телефонного разговора, отодвинув трубку на небольшое расстояние от уха, и посмотрела куда-то в небо, будто звук исходил оттуда. Пожилой мужчина также с недоуменным удивлением на лице смотрел в аналогичном направлении, одна лишь собака как ни в чем не бывало продолжала усиленно нюхать помеченный кем-то фонарный столб. Ее все это не касалось.

«ТИК-ТАК, ТИК-ТАК» – раздавалось в воздухе. Каждое новое тиканье было громче предыдущего. Недоумение этих двоих сменил ужас перед чем-то необъяснимым. Девушка полностью забыла о разговоре, выронила телефон и начала бессознательно пятиться, точно ретируясь от видимой угрозы. Старик же твердо решил, что с него хватит и надо возвращаться домой, он дернул поводок, собака протестующе заскулила, не желая прерывать прогулку, но сопротивляться особо не стала, покорно проследовав за хозяином. Девушка перевела взгляд на пенсионера с ретривером от неопределенного участка на небе и крикнула: