– Знаете, панна Янина, когда мы с Густавом были подростками, а наши родители жили по соседству, появилась эпидемия оспы. Люди в нашей местности повымерли, мало кто остался в живых. В моем доме из всей семьи остался один я, а у Густава в семье остались только он и его отец. Тогда и начались наши бедствия.

Тут Роман замолчал и посмотрел на Густава.

– Ну, что же ты замолчал, говори дальше, – сказал Густав.

– Разве это обязательно? – переспросил Роман.

– Я знаю, Роман, ты из деликатности не хочешь о моём отце плохо говорить, но теперь, какая разница.

– Кончай, Густав, если хочешь. А я свое сказал.

– Ах, нет-нет, господа, если это для вас неприятно, так и не надо. Наше любопытство мы можем умерить, – поспешно сказала Янина.

– Да нет, панна Янина, это дело прошлое, и я могу сказать.

– В общем, когда мы с моим отцом и братом остались только втроем, тогда и стали бедствовать. Знаете, как в доме без женщины тяжело, прямо невыносимо. Вот мы так мучились-мучились и стали продавать всё, что нам казалось лишним. Наконец, мой отец впал в уныние и начал потихоньку пить. В общем, пропил все, что еще осталось в доме, а потом пропил всё имущество Романа, поле, скот, дом, и, наконец, сам умер. Было нам тогда всего по восемнадцати, а руководить нами некому. Мы с ним советовались-советовались и решили пойти добровольцами в пограничный отряд.

– А дом и поле ваше, что с ними случилось? Вы их тоже продали, уходя на военную службу? – спросила пани Агата.

– Нет, домишко наш до сих пор стоит, никто его не трогает. Правда, в плачевном состоянии, но всё еще стоит. Вот теперь поедем, отремонтируем дом и всё приведем в порядок, – закончил Густав свое повествование.

– Вам надо обоим жениться. Вам нужна хозяйка, – сказала пани Агата.

– А кто согласится идти в такое запущенное хозяйство? – засомневался Густав.

–– Почему вы так думаете, пан Густав? За вас любая девушка замуж пойдет. Вы оба с братом, паном Романом, такие красивые симпатичные люди, – сказала пани Агата.

– Спасибо вам, дорогая пани, за комплимент и большое спасибо за приют. Нам уже пора отправляться в дорогу, – ответил Густав.

– Не спешите, пан Густав, погостите. Перед вами еще два месяца. Знаете, мы рады, если к нам кто-нибудь заходит. Мы живем далеко от города. Здесь, правда, хорошо, но такая глушь, – предложила пани Агата.

– Спасибо за приглашение, но мы не одни. Сорок два человека это такая орава. За недельку мы опустошим все ваши припасы, – сказал Роман, но после минутного раздумья добавил, – Хорошо, мы останемся еще на пять дней. Это и для нас хорошо, отдохнем перед дорогой, а она у нас длинная. Только разрешите поохотиться в вашем лесу. Кажется, там много дичи. Будет, чем нас кормить.

– Хорошо, пан Роман, Вы это правильно придумали. Как ты скажешь, Янина?

– Конечно, хорошо. Дичи у нас много, – согласилась Янина.

На том и порешили. А пани Агата была так довольна согласием гостей остаться еще на пять дней, что поспешила в кухню и велела кухарке приготовить шоколад на молоке и испечь пончиков. Правда, положив руку на сердце, следует признаться, что пани Агата всё это делала не без расчета. Она уже представила, что эти два офицера вполне подходящие мужья девочкам, И хорошо, что оба ничего не имеют. Тогда бы не увезли жен, и все остались бы здесь, на месте.

Дом в маленьком поместье Раевских небольшой, но спланирован и меблирован со вкусом. Окна оторочены кружевными занавесками и бордовыми бархатными портьерами с золотистой бахромой. Такая же обивка на диване, мягких стульях и точеной полированной этажерке, на которой вольготно разместилась стопка толстых альбомов в сафьяновых и бархатных переплетах. Стены украшены прекрасными картинами известных итальянских художников.

А в светлом коридоре, ведущем на большое крыльцо – целая галерея картин с видами гористой местности Швейцарии и Германии. Свет на картины льется через стену, застекленную от потолка и почти до самого пола.

А на фронтальной стене галереи – огромная картина, на которой изображена неприступная крепость на скале. Лишь с одной стороны к ней тянется узкая извилистая дорога-змейка. По обеим сторонам дороги – каменный забор, шириной в полтора метра. Полукольцом обнимая скалу, несет свои воды довольно широкая в этом месте река. По левой стороне картины виднеются горы, местами покрытые пятнами лесных массивов. Над рекой парит орел, расправив могучие крылья и вперив взор в группку горных козлов, пьющих воду и не видящих грозящей им опасности. А по правую сторону, прямо у реки, раскинулось утопающее в зелени село. Это и есть та самая Казимировка, о которой шла речь в начале повествования, и где жил пасечник Матвей – Зосин дед.

Когда вошли в гостиную, лучи солнца на закате осветили комнату, и все поневоле прищурили глаза. На минуту показалось, что мебель движется – то куда-то уплывает, то опять становится на место. Все уселись спиной к тому окну, откуда проникали лучи. Вдруг Зося вскрикнула:

– Яня-Яня! Смотри!

– Что такое? На что смотреть?

– Смотри, Яня, – побледнев, растерянно продолжила Зося, указывая на картину, – Пастух по полю ходит и на тебя смотрит. Вот-вот, поднял свой кнут, а теперь опустил.

Все посмотрели на картину, которая висела справа на стенке от двери.

– Ой, Зося, что ты фантазируешь. Никакой там пастух не ходит и на меня не смотрит.

– Но, я ясно видела, как вижу вас.

Все посмеялись над фантазией Зоси, а Густав сказал:

– Панна Зофия, вы о чем-то мечтаете, и потому вам так показалось.

– Уж не думаете ли вы, что я мечтаю о каком-то пастухе? – обиженным тоном спросила Зося.

Во время этого разговора Роман подошел к картине, несколько минут внимательно смотрел на нее и вдруг сказал:

– Да, панне Зосе действительно показалось, что пастух движется. Там за столом должна быть где-то вода, ветер водой и ветками сирени колышет, и все это с красными лучами солнца отразилось на картине, и она как будто ожила.

Зосе сразу стало легко и радостно оттого, что именно Роман её оправдал.

– Спасибо вам, пан Роман, что выручили, а то действительно посчитали бы меня фантазеркой.

Солнце окончательно село, в комнате все встало на свои места.

– А кто играет на пианино? – спросил Густав.

– Мы все трое немного бренчим, но тетя Агата лучше нас играет.

– Сыграйте нам что-нибудь.

– Хорошо, только вы нас не очень критикуйте.

– Да какой из меня критик, я в музыке не разбираюсь. Вот Роман, другое дело, он музыкант, его остерегитесь.

– Вот как! – воскликнула Зося – Тогда вы, пан Роман, садитесь и сыграйте нам. Лучше мы вас послушаем.

– Панна Зося, я играю на флейте.

– Тогда принесите вашу флейту.

– Панна Янина, пока Роман принесет флейту, вы нам что-нибудь сыграйте.

– А что же вам сыграть, пан Густав?

– Песенку, в которой такие слова:

Если кохаш мне сердечне

То ми серце дай.

Если кохаш мне статечне

То ми рончки дай.

Ой не дам ци мего серца

Бом другему дала.

Ой не дам ци моей рончки

Бом юж йо звензала.

Пошедл Янек в свят широки

Шукаць лепшей доли

И не зналязл, бо он кохал

Тылько едне Оли.

– О, знакомая песенка, – воскликнула Зося, – Давай, Яня, сыграем в две руки и споем.

Девушки сели за пианино, зазвучала музыка, девушки запели нежными приятными голосами. Вошла пани Агата и спросила:

– А где пан Роман? Что, уже ушел отдыхать?

– Роман сейчас придет, он ушел за своей флейтой. Сейчас будет вас очаровывать своей серенадой. Это такой хвастун.

Последние слова Густав сказал вполголоса, чтобы услышали только девушки. Реплика девушкам не понравилась, и Янина спросила:

– Пан Густав, почему вы о своем брате так плохо отзываетесь? Он вам сделал что-то неприятное? Чем-то вас обидел?

– Да нет, просто он хвастун, задавака, и я его не люблю за это. Но это всё пустяки, не стоит больше говорить.