Дмитрий Денисовский
Янтарный ветер
От автора
Идея написания этой книги возникла не сегодня, а довольно давно, ещё в 90-х, когда волны противоречий начали биться о два противоположных берега отличных друг от друга мнений о Великой Войне на территории, разделённой ныне, но когда-то общей и Великой Страны. Актуальность этой темы возникла сразу после обретения независимости республиками Прибалтики. Впрочем, по мнению автора, актуальность её была остра и раньше, будет остра и в ближайшем будущем, до той поры, пока, не дай бог, всепоглощающая волна глобализации не сотрёт грани идентичности народов. Пока серому, ядовитому туману всеобщей интеграции не удастся вытравить из душ нового поколения национальную гордость и память о своих предках, после того, когда последний воин той Великой Войны уйдёт на вечный покой.
Дети и внуки поколения людей, разведённых тогда по разные стороны фронта, не примирились и ныне по разным причинам, будучи уверенными в исключительной правоте своих предков, вынужденных стрелять друг в друга в то трагическое время. Потомки эти в большей степени не желают слышать и принимать доводы противоположной стороны даже по прошествии нескольких десятилетий, несмотря на то что большинство из немногих ещё оставшихся в живых седых ветеранов – участников тех событий – давно уже дали своё объяснение и оправдание национальных трагедий – «мы все выполняли свой воинский долг, но на противоположных сторонах».
Соответствует ли это истине и исторической справедливости? По мнению автора, возможно, но только в некоторой степени. Несомненно, была огромная разница в исполнении воинского долга между насильно мобилизованным солдатом – рутинным винтиком военной машины – и гитлеровским добровольцем, фанатически исполняющим звериные приказы командования другого государства, руки у которого по локоть в крови мирных жителей, подчас своего народа. Найдётся ли какое-либо оправдание и для таких людей? Стоит ли вообще заниматься поисками внешних или внутренних причин, которые подвигли этих добровольцев выбрать себе такую судьбу? Были ли у них возможности пойти другой, своей дорогой в то страшное время?
Ответов на эти вопросы у автора нет, но при написании этой книги он попытался быть объективным и беспристрастным, насколько это было возможным для человека, воспитанного в неукоснительном уважении к ветеранам Красной Армии – Армии победителей, оба деда которого сполна хлебнули фронтового лиха Великой Войны.
В то же время автор, долгое время проживший в Прибалтике, имел возможность от первых лиц услышать другое, отличное мнение, которое вряд ли может быть оправдано, но, несомненно, имеет право быть услышанным.
Автор не ставил себе цели написать исторически выверенное, документальное произведение. Задача, которую он поставил себе, – это попытка узнать и, возможно, понять характеры и мировоззрение главных героев этой книги – рекрутов Великой войны, каких были многие тысячи. Тех, чьи судьбы были изменены и переплелись благодаря этой ужасной войне.
Главные герои настоящей книги являются собирательными образами, но созданными на основе настоящих, реально существовавших людей – воинов Великой Войны, выполнявших свой солдатский долг на противоположных сторонах.
Основные детали повествования соответствуют исторической правде, подтверждённой полностью или частично архивными данными.
По замыслу автора, эта книга написана не для историков-специалистов, где многое им может показаться спорным. Эта книга для читателей, мало знающих или не знающих вовсе о ходе войны в Прибалтике и событиях того времени, показавшихся автору наиболее значимыми.
Выбрать свою сторону исторической правды в описываемых событиях предстоит читателю этой книги самостоятельно.
Примечание: поскольку подлинные, архивные протоколы допросов, использованные при написании этой книги, изложены сухим, протокольным текстом, указывающим, как правило, только краткие факты и даты, как требовалось следствием «СМЕРШ»[1] в то время, автор взял на себя право несколько литературно дополнить изложенные детали, в основном оставив кроме главных героев подлинными имена значительных участников, названия и хронологию упоминаемых в протоколе событий.
Пролог
Текст присяги Латышского добровольческого легиона Ваффен СС, которую по особо торжественному ритуалу произносили все новобранцы в день рождения фюрера
«Я клянусь тебе, о Адольф Гитлер,
Как фюреру и канцлеру Немецкого рейха в верности и бесстрашии.
Я клянусь тебе и тем, кто стоит надо мной, кого бы ты ни назначил:
Послушание вплоть до смерти! И поможет мне Бог».
* * *
Почти нет на Курляндском, ныне называемом Курземским, побережье Балтики ветров с красивыми названиями вроде баргузина, самума и сирокко. Хотя ветра дуют здесь триста дней в году, крайне редко и практически только в летнее время переставая атаковать побережье с разных сторон, когда устанавливается недолгий штиль.
Названия почти всех балтийских ветров Курземского побережья просты и лишены какой-либо романтики: преобладающие западный и северо-западные ветра называются «моряной» и «финский», именно эти сильные ветра приносят штормы и бури, в которых нередко гибли латышские моряки и рыбаки, испокон веков жившие на побережье Лиепаи, Павилосты и Вентспилса.
Восточный «земной» и юго-восточный «козлиный» ветра не так сильны и злы, но не особенно и часты на побережье песчаных дюн.
Но есть балтийский ветер с красивым названием, который пруссы, в течение сотен лет жившие раньше по соседству, но чуть южнее, на Куршской косе, называли по-немецки Bernsteinwind – «янтарный» ветер. Этот ослабевающий северо-западный ветер с моря при помощи морской зыби гонит водоросли с вымытым со дна янтарём к берегу.
В мирное время балтийский «янтарный» ветер имеет свой, присущий только ему цвет – яркий янтарный и ласковый цвет солнца, которое наконец-то проглянуло через тучи, затянувшие небо во время штормового «моряного» или «финского» ветров. Янтарный цвет ветра всегда вселял жителям побережья надежду на будущее – на скорое затишье, на хорошую погоду, на рыбацкое счастье, на безмятежную жизнь.
Но пришла Большая война, и цвет надежды «янтарного» ветра изменился на целых четыре года – теперь он нёс опасность и опустошение. Именно при таком ослабевающем ветре после штормового перерыва начинались авианалёты сначала немецких, а затем и советских бомбардировщиков, несущих смерть жителям этого янтарного края, и без того сполна хлебнувшим лиха братоубийственной войны в эти годы – войны, которая прокатилась по этой земле в обоих направлениях, сметая всё на своём пути и сея ненависть друг к другу ещё на долгие годы вперёд.
Даже после окончания Большой войны, когда долгожданная капитуляция была подписана в начале мая 1945 года страной, развязавшей эту войну, канонада орудий, разрывы авиабомб и свист пуль продолжались на побережье «янтарного» ветра до конца июня.
Когда вся послевоенная Европа уже начинала привыкать к мирной жизни и, оплакивая свои потери, занялась восстановлением разрушенного, здесь продолжала литься кровь.
Только в конце июня жестокие бои на побережье затихли и «янтарный» ветер стал уносить запах пороха и крови.
Казалось тогда, что наступивший мир принёс покой и счастье людям, пережившим все тяготы войны на этой земле, но ещё в течение нескольких последующих лет в её лесах таилась смерть.
Небольшая часть ушедших в леса вооружённых жителей этого янтарного края, выбравших ранее сторону проигравшей в войне страны, не примирились с поражением, мстили победителям и тем своим соотечественникам, которые вместе с победителями хотели строить мирную жизнь в своей стране.
Часть 1
Глава 1
Из протокола допроса офицера Истребительного соединения войск СС оберштурмфюрера СС Карлиса Бауманиса. 1945 год, март месяц, 18-го дня
Я, начальник 2-го отделения, 4-го отдела Управления контрразведки «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта, майор Горин А. Н., сего числа и в последующие дни допросил арестованного Бауманиса Карлиса, 1923 года рождения, уроженца г. Крустпилс и жителя г. Лиепая, улица Хеленас, д. 32, к. 4. По национальности – латыш. Образование – среднее. Холост, подданный СССР.
ВОПРОС: прошу вас отвечать правдиво и подробно. Обращаю ваше внимание, что достоверность ваших ответов будет проверяться следствием, а предоставленная вами подробная и честная информация будет, несомненно, учтена военным трибуналом при вынесении вам приговора. Также довожу до вашего сведения, что к вам не может быть применён статус военнопленного, с особыми условиями осуждения и заключения, поскольку на время начала войны и военных преступлений, вменяемых вам против Красной Армии и мирного населения, вы были подданным Советского Союза. Расскажите, как вас зовут, где и когда вы родились, состав вашей семьи?
ОТВЕТ: я, Карлис Бауманис, родился в 1923 году в городе Крустпилс, в семье ветерана – бывшего лейтенанта латвийской армии, который демобилизовался по состоянию здоровья за два месяца до вступления Латвии в состав СССР в 1940-ом году. В январе 1941 года мой отец был арестован НКВД и практически сразу расстрелян. Место расстрела и захоронения отца мне не известны. Вся моя оставшаяся семья: мать, две старшие сестры, младший брат и бабушка (мать отца) – были арестованы и депортированы в СССР. Судьба их мне не известна точно, но по информации наших соседей, полученной якобы от органов НКВД, обе моих сестры и бабушка умерли в пересыльных вагонах во время депортации в Сибирь, не доехав до пункта назначения. От матери и брата никаких писем я не получал, судьба их мне не известна. Думаю, что их тоже нет в живых…
ВОПРОС: скажите, откуда вы знаете русский язык и какими ещё языками владеете?
ОТВЕТ: мой родной язык – латышский, но во время независимости Латвии я учился в Екабпилской гимназии, где язык преподавания был частично русским, поскольку часть преподавателей была из числа русских староверов, которые издавна проживали в Латгальском крае. Также в моём родном Крустпилсе нашими соседями были смешанные русские и белорусские семьи, и язык общения детей был довольно часто русским.
Мой дед по отцовской линии, урождённый Теодор Бауман, был родом из прибалтийских немцев. В семье отца было принято говорить как на латышском, так и на остзейском диалекте немецкого языка, поэтому я также в достаточно хорошей степени владею немецким, знание которого оказалось необходимым за время моей дальнейшей службы в германской армии, как урождённому фольскдойче[2]…
ВОПРОС: каким образом вы лично избежали ареста органами НКВД и где вы находились во время вступления немецких войск в Латвию?
ОТВЕТ: в октябре 1940 года я уехал из Екабпилса и поступил на учёбу в Лиепайскую (Либавскую) морскую школу Кришьяна Валдемара на судоводительский факультет, где и учился до начала войны и взятия Лиепаи германскими войсками 29 июня 1941 года.
Почему я не был арестован органами НКВД, не знаю, фамилии я не менял, проживал в школьной казарме вместе с остальными курсантами. О причинах могу только догадываться – во время ареста семьи я находился на мореходной практике на буксире в порту Лиепая и на тот момент связи с семьёй не имел. К тому же я с детства занимался спортом – бегом и плаванием. Часто выступал на соревнованиях за различные спортивные латвийские общества, в том числе за мореходную школу, поэтому иногда отсутствовал в городе, и, по-видимому, это тоже было одной из причин, почему я избежал ареста.
Никаких политических взглядов до ареста семьи я особо не имел и мнения своего по этому вопросу никогда не высказывал. Вероятно, кто-то в органах НКВД посчитал, что я не представляю никакой опасности…
ВОПРОС: скажите, как вы избежали мобилизации в РККА перед войной?
ОТВЕТ: в мореходной школе все курсанты считались военнообязанными, но с бронью от военной службы до конца учёбы. Первый авианалёт люфтваффе на Лиепаю был произведён уже в 4 утра 22 июня 1941 года. В эти первые дни войны в Латвии началась всеобщая мобилизация, уроки в морской школе были отменены, и курсанты разбежались кто куда. На тот момент мне только исполнилось 18 лет, а до этого я не подлежал призыву как несовершеннолетний. Я со своим другом Янисом Спроге перебрались к нему на лесной хутор под Айзпуте, где и встретили время вступления германских войск в Лиепаю 29 июня и затем в Ригу – 1 июля 1941 года. Таким образом я избежал советского военного призыва до времени отступления частей Красной Армии из Латвии…
ВОПРОС: расскажите о вашем месте жительства и вашей деятельности до военной службы.
ОТВЕТ: как я уже говорил, вступление германских войск в Латвию я встретил на хуторе семьи моего друга под Айзпуте. По радио передавали сводки с фронта сначала на русском, потом – на немецком и латышском языках. Мы знали о событиях, происходящих в Латвии, и были сильно напуганы и растеряны в первое время. Но в летний и осенний период 1941 года свободные руки на хуторе были нужны, и я помогал сначала ухаживать за скотом, потом – на уборке урожая. Работал за пропитание и жильё, но был доволен и этим, поскольку ехать мне было некуда. Но зима 1941–1942 гг. выдалась очень холодной и голодной. Приходившие из города в поисках еды люди рассказывали, что норма выдачи хлеба зимой жителям Латвии была сокращена до 250 граммов в день, дрова могли получать только те, кто работал, а работы нигде не было. Семья моего друга давала мне приют до февраля 1942 года, но, опасаясь тяжёлых времён, его отец попросил меня покинуть хутор…
ВОПРОС: расскажите, что вы знаете о действиях латышских националистических добровольных формирований в период лета – осени 1941 года, когда вы проживали на хуторе под Айзпуте.
ОТВЕТ: в августе 1941 года к нам на хутор пришёл сосед из близлежащего хутора, который, по его словам, добровольно записался в отряд самообороны, сформированный полковником Я. Пленснером из числа латышских фашистов. Этот сосед принёс листовку, агитирующую к добровольному вступлению в айнзацкоманду[3], созданную из латышских добровольцев для помощи немецким властям для выявления и наказания большевиков и евреев, которые не успели убежать и прятались в Лиепае и её ближайших окрестностях – Лиепайском, Айзпутском и Кулдигском уездах. Насколько я помню, в этой листовке полковник Пленснер доводил до сведения населения Курземе, что главнокомандующий германским флотом назначил его командиром латышских сил сопротивления в районе латышского побережья и передал ему в подчинение все формирования айзсаргов и латышские учреждения безопасности.
Я в то время ещё окончательно не определился в своих политических убеждениях и поэтому не стал записываться в айнзацкоманду, в отличие от моего друга Яниса Спроге, который покинул хутор и вступил в отряд самообороны по наставлению отца.
Подробности действий местных айнзацкоманд в период лета – осени 1941 года я не знаю. Мой друг, который изредка приезжал на хутор и привозил различные вещи, в основном одежду и часы, конфискованные у евреев в ходе карательных акций в Лиепайском округе, не любил говорить об этом, и я мог только догадываться. Судя по тому, что во время каждого приезда на хутор он до беспамятства напивался самогоном, а также судя по количеству привезённых им конфискованных вещей, я понимал, что карательные акции имеют тотальный и кровавый характер…
