Так погиб наш Паинька, мой любимый кот. Но его гибель была жертвой во имя всех кошек, любовь которых не замечают люди. Он спас нас с Лешкой. Спас, пожертвовав собой, и он сделал это, не задумываясь, просто потому что в нем жила та самая кошачья любовь, которую многие не замечают.

Мы похоронили его под его любимой березой, на которой он часто любил сидеть и смотреть на порхающих рядом птиц. В тот день попрощаться с Паинькой пришло много людей. Был даже фотограф местной газеты. Но я ничего не видел из-за слез, которые застилали мне глаза.

– Прости меня, друг – произнес я про себя. – Я тебя никогда не забуду!

И я зарыдал.

Еще много раз я мысленно возвращался в тот день. Много раз думал, что все могло быть иначе, что мой Паинька мог быть рядом с нами, если бы я не забыл выключить выжигатель. Но никто не застрахован он трудностей жизни. Мне повезло, что рядом в тот момент со мной оказался Паинька. Он до сих пор живет в моем сердце. Иногда мне и сейчас, спустя много лет, кажется, что он вот-вот выйдет из соседней комнаты и прильнет своим хвостом к моим ногам.

Именно тогда я понял, что истинная любовь не всегда заметна, что настоящая любовь может быть глубоко внутри. Но она проявляется, когда это необходимо больше всего.

Как же я любил своих одноклассников! Конечно, все они были далеко не ангелами, но было в них такое огромное разнообразие поступков и эмоций, что позволяло всем нам чувствовать яркость жизни. Не думаю, что мне каким-то неведомым образом повезло с моими одноклассниками. Ребята как ребята, но, я думаю, что дело было в том, что мое мнение очень часто совпадало с мнением большинства. А это было мне, как вы понимаете, по душе. То есть, скорее всего, да, повезло мне с ними!

Не все поступки и эмоции были с положительным окрасом. Мы, как и любые школьники, при любой возможности ругали школу. За ее порядки, за то, что она, как нам часто казалось, отнимала наше время.

И вот, одной из таких негативных эмоций была наша нелюбовь к директору. То есть, я не думаю, что директор школы – это та профессия, которая призвана рождать в учениках любовь. Но у нашего директора была одна особенность, которая причиняла нам повышенные неудобства. Нет, тут дело не в том, что мы, как и положено, всем ученикам, боялись его. И дело было не в том, что он был очень строг, наоборот, по нашему мнению, он был слишком добрым.

Самое главное его качество, которое бросало нас в дрожь, было то, что он любил записывать все свои замечания в дневник. Вот так, бегал ты, например, не перемене и натыкался на директора. Думаете, он ругал нас грозным голосом, стыдил при всех, или отводил к классному руководителю на разборку? Если бы! Вместо всего того, что положено, как нам казалось, делать директору, он просто просил принести дневник, а когда получал его, молча что-то в него записывал и возвращал с улыбкой.

Как вы понимаете, все эти записи потом попадали на глаза к родителям, после чего происходили вполне очевидные вещи – различные наказания. Кому-то на целую неделю запрещали гулять, кто-то лишался сладкого, а мне чаще все запрещали встречаться с моим другом – Лешкой, наступала грусть-печаль.

Кроме того, записи директора портили весь дневник. Юрий Константинович не делал исключения никому. Отличник ты, троечник или вовсе, хулиган, все наши дневники выглядели одинаково – как неизданная книга мыслей нашего директора. А мыслей у Юрия Константиновича было, ой как много, да и почерк у него был ого-го, какой размашистый! Да-да, иногда его записи занимали все страницы одной недели, не оставляя надежды на то, чтобы как-то их стереть, ну или еще как извести. Был за нами всеми грешок, мы часто стирали или вырывали листки дневника с грозными, но миниатюрными, по сравнению с записями директора, строчками учителей.

Одним словом, нам все это изрядно докучало и мешало. Да, так мы и считали, что поведение и пагубная для наших дневников привычка Юрия Константиновича мешали нам в полной мере радоваться жизни. Как вы понимаете, именно поэтому у каждого ученика нашей школы, так мне казалось, и у каждого моего одноклассника, это, несомненно, была как минимум одна сокровенная мечта, – чтобы у нас поменялся директор. А если чего-то сильно хочешь, то это иногда сбывается.

Настал и в нашей школе «праздник». Я сидел в кабинете истории и лихорадочно пытался вызубрить главу про первобытных людей. Мне никак не удавалось понять, как наши предки могли изготовить такие копья из камня, которыми они могли завалить целого мамонта.

Мы, мальчишки, в лесу часто пытались что-то выточить из камня, даже разбивали камни, как это было описано в учебнике истории, но не получалось у нас такого грозного оружия. Как мы ни старались. Максимум, что в итоге выходило – палка-копалка, которой мы могли только вырыть небольшую ямку. На копье это все не тянуло и с большой натяжкой. Первый же корень на пути нашего «копья» становился непреодолимой преградой, и копье с унылым треском ломалось. Какой там мамонт! А ведь в главе про первобытного человека так было и написано, что кроманьонцы могли добыть мамонта с помощью своих первобытных копий с каменными наконечниками. Поэтому я и не мог поверить. «Ну, уж нет, этого просто не может» – быть, думал я. Проверено! Свалили все на первобытного человека, сделали из него инженера, выпускника вуза. Ну не мог же первобытный и чумазый предок быть умнее нас, прогрессивных школьников. Максимум, во что я готов был поверить, так это в то, что наш дремучий предок сидел в своей пещере и ел те самые коренья, которые с трудом вырывались из земли этим самым каменным наконечником.

За этими мыслями я не сразу заметил тот кипиш, который начинался вокруг меня. Обрывки фраз не сразу стали складываться для меня в осмысленные предложения!

– Да ты что?..

– Да кто тебе сказал?..

– Вот же повезло!!!

– Кто, Юрий Константинович?!

– Уходит?!

Я оторвался от учебника, посмотрел на окружавших меня ребят и до меня, наконец-то, стал доходить истинный смысл творившегося вокруг меня.

– Вы о чем, ребята?! Кто ушел? Директор? Куда, что случилось? – спросил я.

– Юрий Константинович ушел!!! – закричали все хором.

– Димасик, ты не представляешь! У нас будет другой директор, – сказала Наташа и пустилась в пляс. Она взяла с парты мой дневник и подбросила его к самому потолку, и почти закричала:

– Свобода!!!

Все вокруг бегали и не умолкали. Я пока еще не мог осознать всей той радости, что меня окружала, и оставался серьезным. Эти предки со своим каменным наконечником так плотно засели в моем мозгу, что не давали мне возможности начать безудержно веселиться, как все вокруг. За это я в очередной раз возненавидел эти, не вписавшиеся в мою картину древнего мира, каменные наконечники.

– Да чтоб их! – сказал я

– Ты чего ругаешься? – спросил Сережа.

– Да, нет! Я не про вас, просто это, история, отвечать скоро.

– Ааа… – протянул Сережа, но вряд ли он что-то понял, так как тоже схватил уже свой дневник и запулил им в картину, где первобытные люди кидали копья в бедного мамонта, который провалился в глубокую яму. И я подумал: «Ничего себе, яма, ее ведь тоже нужно было чем то вырыть». Но мои мысли прервали.

В этот момент в класс вошла наша историчка. Скорее всего, она подумала, что вместо ее учеников на урок заглянули неандертальцы или кроманьонцы – такой хаос стоял у нас в классе. А может, она ничего такого и не подумала, но очень удивилась.

– Что тут происходит?! – громко произнесла она. – Быстро подняли свои дневники и сели за парту!

– Елена Михайловна, до урока еще 5 минут и у нас перемена! – взмолился Алешка.