Глядя на все эти мои действия с высоты прожитых лет, можно однозначно сделать вывод, что к поступлению в училище я готовился серьезно и основательно. К слову сказать, за все время летной работы я практически не болел до самого конца летной карьеры, которую я, к большому моему сожалению, окончил немного раньше, чем мне хотелось бы из-за обнаруженной у меня язвы. Кстати окончательно по состоянию здоровья я не был списан, мне врач дал еще один шанс, подлечиться и снова приехать на медкомиссию в Центральный научно-исследовательский госпиталь авиационной и космической медицины. Но это из-за служебной занятости мне сделать не удалось, да и должность моя на тот момент позволяла мне не летать. Короче я дал слабину и не стал до конца бороться. Моя язва, в конце концов, через несколько лет сама рассосалась, скорее всего, из-за того, что я перестал нервничать по любому пустяку. Да и возможность летать так же много и интересно, как было до начала 90-х годов из-за отсутствия керосина, стало невозможно. Смотрел я на своих коллег, которые еще числились летчиками, и было за них обидно и страшно. Нам и до этого в центральном аппарате летать было проблематично, пока договоришься о командировке для личной тренировки в полетах, семь потов сойдет. Натренированности никакой, сплошное восстановление навыков после длительных перерывов. А когда в полках возникли проблемы с керосином, летать стало практически невозможно. Не полеты, а сплошное издевательство над организмом и безопасностью полетов. Последний свой полет (уже не крайний, как обычно говорят летчики) я совершил через два дня после своего сорок первого дня рождения – 3 октября 1991 года. В результате мой налет на истребителях составил в общей сложности две с половиной тысячи часов, я освоил семь типов самолетов, имел допуски по всем видам летной подготовки, как из передней кабины, так и в качестве инструктора. Это не похвальба, а констатация исторического факта, зафиксированного в пяти летных книжках, не считая курсантских.
Как же так вышло, что я стал военным летчиком. В десятом классе я, как и все ребята, стал ждать вызова в военкомат, чтобы заявить о своем желании поступить в летное училище. В СССР в те времена была общевоинская обязанность и юноши по достижении восемнадцати лет должны были отслужить в армии, а до этого они должны были пройти медицинскую комиссию при военкомате и получить распределение в каких войсках будут служить. После того как все мои одногодки уже получили так называемое приписное свидетельство, а меня все не вызывали и не вызывали, я стал волноваться и сам поехал в военкомат и обратился напрямую к военкому – как же так? Он распорядился разобраться со мною. Выяснилось следующее, из-за каких-то бюрократических недоработок мое личное дело было сдано в архив, и если бы не мое обращение в военкомат, я возможно вообще не был бы призван в армию. В результате задержки при вызове в военкомат оказалось, что разнарядки в летные училища уже практически закончились и остались только Тамбовское и Балашовское училища. Так как я мечтал стать летчиком истребителем, а это были училища бомбардировочной и транспортной авиации, естественно меня это очень расстроило. Пришлось думать, что делать- или ждать целый год или выбирать одно из двух оставшихся училищ. В результате я выбрал Тамбовское, и ничуть не пожалел о своем выборе. В конце концов, судьба распорядилась так, что я стал летчиком-инструктором штурмовой авиации, которая, на мой взгляд, дает возможность летчику использовать весь комплекс приемов и истребительной, и бомбардировочной авиации.
Перед поступлением в училище я начал проходить медицинские комиссии сначала при военкомате, а потом и городскую комиссию. На городской медицинской комиссии, первый врач, к которому я был направлен, оказался отоларингологом (ухо, горло, нос по-простому). Он для начала осмотрел мое горло и заявил, что по состоянию миндалин я негоден к летной работе, если их не удалю (не зря мне мама говорила). Я его уговорил, чтобы он проверил все остальное, выписал мне направление на операцию и разрешил пройти всех остальных врачей, а уже после выпускных экзаменов в школе удалить гланды и прийти к нему повторно. В результате этого мне сразу после выпускных экзаменов пришлось ложиться в больницу на операцию. Повторно после операции, когда я пришел на комиссию, врач лишь убедился, что гланды у меня удалены и дал добро на поступление в училище. Совет для ребят, собирающихся стать военными летчиками. Отоларинголог кроме всего прочего проверяет устойчивость вестибулярного аппарата. Проверка простая – сажают тебя на специальное кресло и крутят на время в разные стороны, заставляя наклонять время от времени голову. Потом надо встать, пройти прямо, не шатаясь и попасть поочередно пальцами в кончик носа. Натренировать вестибулярный аппарат легко, лучшая тренировка – качели. Так что совет тем, кто решил стать летчиком, тренируйтесь заранее.
Время меня очень серьезно поджимало, но все обошлось, я успел, и гланды с аденоидами вырезать, получить направление и документы для поступления в училище и уехать вовремя в Тамбов. Я был одним из последних, кто приехал в училище на поступление с документами на руках. Дело в том, что документы абитуриентов отправляются по почте и на руки не выдаются. Но так как я опаздывал, то военком пошел мне навстречу и выдал документы на руки. В войсковом приемнике (так называется место, где абитуриенты живут до поступления) оказалось так много ребят, желающих поступить, что мне стало немного не по себе. Конкурс был шесть-восемь человек на место.
Мое желание стать военным летчиком, кстати, мгновенно подверглось жестокому испытанию, когда нас первый раз повели на обед. Во-первых, это была солдатская столовая, во-вторых, нас пытались накормить гороховой кашей без масла и без приправ. Такое я съесть не смог. Некоторым ребятам, однако, такая пища понравилась, но я с тех пор этот обед запомнил навсегда. Потом правда с голодухи пришлось, есть и не такое до тех пор, пока мы не поступили в училище. Курсантов даже младших курсов в отличие от абитуриентов кормят в курсантской столовой и пищей без изысков, но довольно вкусной и сытной. Медицина дает гарантию, нас же готовят в летчики, а не в солдаты. Я, думаю, это являлось дополнительной проверкой пацанов, оторванных от маминой юбки и заботы, на возможность стать военным человеком.
Народ в абитуре (войсковой приемник) был совершенно разный со всех уголков нашей необъятной на тот момент Родины. Я впервые встретился с совершенно разными по национальностям, менталитету, уровню образования и характеру людьми, и это было так интересно, с некоторыми судьба меня соединила на многие годы. В войсковом приемнике у меня уже появились друзья, например Саня Иванов, Валя Синицын, Сережка Глебов, Генка Лихачев, с которыми мы дружили и служили долгие годы.
Доходило до курьезов. С нами в училище поступал парень (Вася Бороздин), который откуда-то из глубинки ехал поступать в Тамбовское авиационно-техническое училище, и мечтал стать авиационным инженером, а приехал в летное. Все объясняется очень просто – с железнодорожного вокзала к училищу идет один автобус №5. Он проходит сначала мимо авиационно-технического училища, а потом приходит к летному, но Вася об этом не знал. Когда он об этом узнал, было уже поздно, наш Вася прошел медицинскую комиссию, сдал все экзамены и был зачислен на первый курс летного училища. Вася не очень то и расстроился. Так мы с ним и прослужили первые два года после выпуска из училища лейтенантами летчиками-инструкторами в Ряжском полку на самолетах Л-29.
Хоть и ходят слухи о том, что для поступления в летное училище важно только здоровье, на самом деле проваливали и за двойки на экзаменах. Таких неудачников было большинство. Как говорится в авиационном народе – кал, мочу сдал, на экзамене засыпался это как раз про таких. Мне и самому до сих пор стыдно за вступительный экзамен по физике. Дело в том, что в школе я ее очень хорошо знал. Варвара Никифоровна Муравская (наша физичка, а заодно и классная в десятом классе), когда весь класс плыл при опросе домашнего задания по очередному сложному вопросу, вызывала к доске (без ложной скромности об этом заявляю) меня и я всегда как-то, иногда по наитию выплывал и спасал остальных. По секрету скажу, что она была ко мне неравнодушна. Не подумайте ничего крамольного, ей было за пятьдесят на тот момент. Просто, когда она узнала, что я собираюсь стать военным летчиком, ее отношение ко мне стало покровительственным что ли. Она, по-моему, в молодости была знакома или влюблена в какого-то летчика. Варвара Никифоровна иногда прощала мне некоторые, как бы помягче сказать, неточности. Например, у меня в аттестате зрелости нет ни одной тройки, благодаря моей любимой физичке. При оформлении аттестатов зрелости она пригласила меня к себе в кабинет и на моих глазах исправила мою единственную тройку по экономической географии за 9-й класс на четверку. Я, конечно, понимаю, что это как то не очень педагогично. Но, если посмотреть с другой стороны, зачем мне нужна эта экономическая география в самолете, летящем на уничтожение ядерной бомбой какого-нибудь американского города, зато общий высокий балл аттестата зрелости поднял мои шансы для поступления в училище еще на одну ступень. Так что спасибо моя любимая Варвара Никифоровна. Наверно из-за этого я свою седьмую на момент написания этих записок внучку посоветовал дочери и зятю назвать Варенькой.
