«— Марек! Марек! — Лёшин голос звучал глухо, словно из бочки. — Марек! Марек! Вставай, нельзя спать! — а вот теперь он почти орал над ним, дёргая за уши и теребя шерсть. Волк с огромным трудом разлепил веки, чтобы тут же зажмуриться от яркого, стерильно-белого света, бьющего в глаза. — Да, не здесь, балда! Просыпайся! — продолжал ругаться Лекс, на что зверь тихо рыкнул и…».
— Очнулся? — негромко спросил Лекс. И, не дождавшись ответа, произнёс сквозь зубы: — Не смей опять терять сознание! Не смей, сука!
От злости, сквозившей в словах, Марек аж встрепенулся, вытягивая остатки сознания в действительность. Ничего себе «шоковая терапия». Не дав Мареку даже толком прийти в себя, Лекс громко зашептал:
— Ты рассмотрел нападавших? Знаешь кого-нибудь из них?
— Нет, в первый раз вижу, — немного подумав, с трудом шевеля пересохшими губами, ответил Марек. Перед глазами всё плыло. Чуть проморгавшись, он осмотрелся. Под блёклым светом единственной горевшей лампы на него безучастно смотрели глаза-иллюминаторы. «Трюм!». Обитые металлическими листами стены уюта не добавляли, как и железный ошейник на шее, с намертво припаянной к стене цепью. А вот руки были свободны, что было весьма странно. Марек даже натянул цепь, пробуя на прочность, — для собственного успокоения, что хотя бы попытался освободиться. Был бы он сейчас в волчьем теле — вырвал бы цепь вместе с обшивкой, а сейчас осталось привалиться обратно к холодной стене, и сфокусироваться на глубоко задумавшемся, словно спящем с открытыми глазами, Лёше. Он только сейчас заметил запёкшуюся кровь на виске и разодранную футболку. Марек рвано вздохнул, ясно осознавая сейчас, что Лёшино тело весьма хрупкое и будь удар сильнее…
За дверью зашумели. Тяжёло ступая толстыми мохнатыми лапами, в каюту вошёл оборотень, придерживая мощной рукой болтающегося на его плече человека. Оскалившись пленникам, словно в приветствии, он сгрузил тело у стены и завозился, пытаясь застегнуть на том ошейник непослушными, только сохранившими человечью форму, пальцами — сейчас в полуформе, предназначенными лишь рвать плоть острыми когтями. Выгнутые суставы на руках плохо слушались, деревенея при казалось бы простых действиях. Теперь было понятно, почему их не связали. Наконец, справившись с заданием, оборотень повернулся к ним и, уставился на Лекса, сохраняющего безучастный, всё тот же спящий вид. Обнажив жёлтые клыки, зверь сделал шаг по направлению к нему. Марек дёрнулся на привязи, пытаясь помешать. Безуспешно! Слишком далеко! Сердце зашлось в панике, в глазах потемнело. Марек хотел было крикнуть, чтобы отвлечь тварь на себя, но только захрипел от недостатка кислорода. На втором, сделанном не спеша, шаге монстра, послышался свист. Оборотень вздрогнул, прислушиваясь, и разом теряя интерес, резво выскочил в коридор. «Как собачку позвали…», — Марек привалился к переборке, восстанавливая дыхание. «Пока пронесло, но что будет дальше?! Откуда они? И сколько их? И кто главный в этой стае? Этот был не из группы, напавшей на них. Значит, уже четверо». Погрузившись в подсчёты, Марек совсем забыл о цели визита оборотня. Лампа мигнула, привлекая внимание. Марек отвлёкся от тягостных раздумий и пригляделся к третьей жертве, валяющейся напротив в беспамятстве. Это был Томаш. Плохо дело! Насколько плохо Марек даже не успел обдумать, как открылась дверь, впуская очередного посетителя.
— Здравствуй, Марек! — Марек обомлел на это приветствие. Меж тем вошедший присел на принесённый с собой стул и продолжил: — Не ожидал?
Да, увидеть здесь отца Дэна он совсем не ожидал. Не ожидал настолько, что не смог вымолвить и слова, лишь удивлённо взирая на Арона и не веря своим глазам. Тот медленно кивнул несколько раз изумлённому Мареку, словно подтверждая — да, это он.
— Значит мы на вашем буксире? И все эти оборотни…
— Да! Это моя команда и моя стая!
— Но зачем это всё? Зачем похищать людей?
— А тебе не всё равно на каких-то там людишек? Посмотри, как мы живём! Где наша звериная сущность. Мы ходим на работу, покупаем еду, вещи, обустраиваем дома. Чем мы сейчас отличаемся от них? — Арон махнул в сторону Томаша. — Тем, что иногда можем перевоплотиться в волка и погулять в собственном саду. В саду?! Мы?! Раньше живущие в лесу и добывающие себе пропитание вот этими лапами! — лицо Арона перекосило от злобы, выставленные вперёд руки трансформировались, покрываясь тёмно-рыжей шерстью, кости на пальцах захрустели, удлиняясь.
— И ты решил, что убийство человека поможет тебе переродиться? — язвительно поинтересовался проснувшийся Лекс, внимательно наблюдая за происходящим превращением.
Арон зарычал, выпуская когти:
— Убийств. Мы убили много людей. Я лично прикончил сегодня ночью твоего отца. Плохой из него охотник. Ты будешь следующим!
— Ну, я надеюсь ты растерзаешь меня во всей красе своего зверя, а не в этом убогом виде!
— Само собой! — последнее, что прохрипел Арон, прежде чем лицевые кости поехали вперёд, вытягиваясь в длинную волчью морду. Суставы затрещали, перестраиваясь вслед за скелетом. Теперь Арон только рычал, выгибаясь всем телом.
— Нет! Нет! — Марек с ужасом наблюдал за последним преобразованием оборотня. И вот уже Арон стоял на четвереньках, клацая зубами. Страх за Лекса придал сил — изловчившись, Марек ухватил зверя за хвост, на что тот только рыкнул и даже не оборачиваясь, пошёл дальше, не замечая ничего вокруг, кроме своей жертвы.
— Марек, не надо! — Лёша сохранял спокойствие.
«Не надо?». Марек забился на привязи, вцепившись в ошейник. Бесполезно! От бессилия на глаза наворачивались слёзы. Оборотень шёл к своей цели, медленно ступая. Слишком медленно. Воздух загустел, накрывая их всех плотной бесшумной волной…
— Спи, спи, волк! Спи! — пел колыбельную Лекс. Волосы растрепались, левый глаз сиял ещё ярче, ярче голубого неба в ясную погоду. Марек не мог отвести от него глаз, с трудом удерживая потяжелевшие веки, такой Лёша сейчас был красивый. — Спи! — уговаривал, убаюкивал Лекс уже подобравшегося очень близко зверя, никак не желающего засыпать и пытавшегося стряхнуть морок, мотая отяжелевшей головой. — Спии! — казалось даже лампа затухала, мерцая с каждой секундой всё тише и тише…
С грохотом в каюту залетел смерч, озарив всех яркой вспышкой. На секунду Мареку показалось, что взорвалась лампа, не выдержав перепадов напряжения. Хлопок, и ещё один. Встрепенувшийся было волк завалился набок, дёргаясь и хрипя в предсмертных конвульсиях.
— Слава Богу, успел! Лёшка! — с облегчением выдохнул так вовремя ворвавшийся Иван и тут же, развернувшись в полоборота, всадил нож в глазницу забежавшего за ним оборотня. Того самого, притащившего Томаша. Уходя вниз от огромных передних лап, норовящих напоследок достать обидчика, развернувшись лицом к ревущему от ярости и боли противнику, Иван завалился на пол, на ходу выпустив ещё пару пуль аккурат в голову, превратив половину морды в кровавое месиво. Оборотень тяжёлой тушей обмяк возле двери. Мгновенная смерть. Вытащив нож из глазницы, Иван резво подскочил к бьющемуся в припадке Арону, добив того точным ударом в сердце. Марек внутренне содрогнулся от хладнокровности и выверенности действий охотника. Хоть и выглядел он сейчас неважно, словно с грузовиком столкнулся, но внутренняя сила сквозила в каждом движении, тем более от хромоты и надломленной фигуры не осталось и следа. Меж тем, вытащив и вытерев кинжал, Иван привалился спиной к стене рядом с сыном, так чтобы был виден дверной проём. Немного отдышавшись, он объяснил:
— Они налетели на Петера на мосту, когда он ребят подвозил. Я следом ехал, следил. Несладко нам пришлось, — Иван вытер лоб рукавом куртки. — Боялся, что опоздаю, — он повернул Лёшину голову, рассматривая повреждение.
— Всё нормально, пап. Просто царапина, — отмахнулся Лекс.
Иван только покачал головой и молча поднявшись, переметнулся к Томашу, всё также не сводя глаз с двери. Пощупав у того пульс и проверив зрачки, Иван опустился рядом с Мареком.
— Ты как? — спросил он, осматривая ногу. На это Марек только мотнул головой, мол «бывало и лучше». — Смотри за дверью! — приказал Иван и ножом откромсал вымокшую в крови штанину, открывая повреждённую поверхность. И только цокнул, увидев синеющую под кожей ветвь вен вокруг пулевого отверстия. Пока он туго обматывал рану куском ткани, также отрезанным от штанов, то между делом спросил: — Сколько на вас напало?
