— Здравствуйте! — взял быка за рога Слава. — Вы знаете, я с детства мечтал стать художником, но родители увы не поддержали меня в этом стремлении, — бабуля аж обомлела от такого напора. Вдохновлённый успехом Слава продолжил: — Не подскажете ли вы, можно ли в вашей потрясающей школе найти учителя, который согласился бы заниматься со мной в частном порядке, — Славу несло, — и желательно, если это будет мужчина. У меня очень ревнивая девушка.

Но Слава бабулю недооценил. Выслушав его она только кивнула.

— Частно с вами никто заниматься не будет. Но вы можете во взрослую группу пойти. Платную. Преподаватель, как раз, мужчина. Так что подходите на неделе до пяти, сейчас-то никого из администрации уже нет. Вам всё расскажут. И девушку свою можете взять, чтобы не ревновала, — хитро улыбнулась старушка.

— Замечательно! — Слава не верил своей удаче, и чтоб наверняка, уточнил: — А вот сейчас зашёл, прямо передо мной, это случайно не мой будущий преподаватель?

— Он самый. Александр Николаевич.

«Саша, значит…»

— Тогда девушку брать не буду, а то ревновать уже буду я.

Бабушка рассмеялась. Попрощавшись, Слава вышел. Всё, что он хотел — узнал. Теперь можно было ехать домой. На следующий день Слава записался на занятия, отдав всего три тысячи за месяц обучения. За возможность два дня в неделю любоваться на произведение искусства, созданное природой, а если повезёт и на что-то большее…

На первое занятие еле дождавшийся пятницы Слава летел, вооружившись всем необходимым: карандашами и ватманом. На удивление, бабуля на вахте его запомнила, и сразу, даже ничего не спрашивая, указала кабинет. Долгожданное знакомство с преподавателем получилось смазанным. Слава немножко оробел, а Александр Николаевич только спросив, чему Слава хочет научиться, усадил его за мольберт и сунув карандашный рисунок натюрморта, попросил повторить на Славино: «Хочу научиться рисовать». Брошенный на алтарь искусства Слава покорно взял в руки карандаш и осмотрелся, теперь уже повнимательнее. Вокруг трудились ученики. Кто-то рисовал выставленные под лампой постановки геометрических фигур, кто-то страдал за постановкой гипсовой головы. Здесь в классе даже были чучела птиц, ждущие своего часа или, вернее, художника на полках стеллажа, примостившегося у стола с двумя врезными мойками. И среди всего этого великолепия грациозно скользил Александр Николаевич, ругаясь на неровные линии или неправильно построенную перспективу. Слава закусил кончик карандаша.

— Вячеслав?

— Я совсем не умею рисовать!

— Но ты же хочешь научиться?

Больше всего Слава хотел сейчас, как сказала бы матушка, «не учиться, а жениться», но просвещать об этом никого он не собирался:

— Но я не могу так сразу такие сложные вещи нарисовать.

— Не попробуешь — не узнаешь! — окинул его взглядом Александр Николаевич. И опять глаза в глаза, как в тот, первый раз, словно и нет никого вокруг, а только лёгкий плеск воды и подбирающаяся жара…

— Александр Николаевич, можно вас?

Слава чуть не сломал карандаш. С мрачной решимостью он уставился на повернувшегося спиной к нему преподавателя. «Моя русалочка! Моя!»

***

Сегодня было третье занятие, а сдвигов не было никаких, кроме того, что Слава теперь учился рисовать куб, изнемогая от желания каждый раз, когда подходил Саша и объяснял, объяснял, объяснял. Сам брал в руки карандаш и показывал, как надо рисовать. И тогда Слава, помимо своей воли не мог оторвать глаз от Сашиных рук — тонкие, измождённые, с длинными пальцами, с опухшими суставами под истончённой кожей. Вот, что его смутило тогда на остановке. Слава присмотрелся получше к своей русалочке, и поймал — в какой-то момент Саша остановился, застыв на короткое мгновение в неестественной позе, но виду не подал, только двигаясь дальше осторожно, а потом и вовсе нормально. Похоже было на артрит. Художнику — и артрит. Нехорошо.

— Вячеслав, помоги, пожалуйста! Надо в соседний класс отнести, — по окончании занятия Александр указал на оставшиеся геометрические фигуры.

— Конечно.

Слава в этом классе не был ещё, а потому поставив муляжи, с интересом рассматривал ободранную до кирпичей стену. На некоторых кирпичинах стояли клейма немецких заводов, ужё стёртые со временем, Слава подошёл поближе.

— Интересный у вас город, с историей, — кивнул на стену Саша.

— Есть такое. А ты не местный?

Александр не заметил или не обратил внимание на фамильярность:

— Да, полгода всего здесь.

— Могу устроить экскурсию. Мест много в городе. А ещё есть улица, там и дома немецкие, и совершенно потрясающая арка имеется, очень хорошо сохранившаяся.

— Можно. А где это? Я, в основном, у озера гулял.

— У озера все гуляют, а это у реки. Пойдём завтра?

— Пошли.

========== Часть 4 ==========

Слава заехал за Сашей утром, даже раньше чем договаривались, уж больно не терпелось. Да и очень хотелось попасть в квартиру и посмотреть в каких условиях живёт художник. Однако тот был готов и вышел к машине через пять минут после Славиного звонка. Всё в том же тонком пальто, даже без шарфа, хотя можно и нужно было надевать что-нибудь потеплее.

Для начала Слава привёз Сашу к дому на набережной. Выдающемуся не только своим колоритом прошлого, но и настоящего. Ещё во времена Славиной юности здесь, у подвальной лестницы, ввиду наличия удобного широкого бортика, часто собирались компании люмпенов. Особенно с утра, когда кто-то искал собутыльников, а кто-то ждал когда откроется столовая для бездомных в расположенной напротив церкви. Ничего не изменилось и сегодняшний день не стал исключением. Три похмельные морды грелись в лучах осеннего солнца, щуря слезящиеся от ветра глаза на вышедших из машины парней. «Одуванчики, — усмехнулся про себя Слава, — хрен выполешь!» Саша осмотрелся и, вдохновлённо взирая на сквозную арку в этом самом доме, полез в сумку.

— Ого, художник! Слышь, художник, а ты нас нарисуй, — воодушевились «одуванчики», рассмотрев в Сашиных руках карандаш и скетчбук.

— Это долго, протрезветь успеете, — осадил их Слава.

— Так это недолго исправить. Дай полтинник, — не растерялся самый бойкий, оторвав жопу от нагретого места и с воодушевлением, заглядывая Славе в глаза.

— На, держи! — в Славиной руке появилась специально припрятанная для этого случая сотка.

— Спасибо! — обрадовался алкаш и вся компания бодро стартанула в сторону магазина, не учтя того, что до продажи алкоголя остался ещё целый час.

— И зачем ты их согнал? Живописно же сидели.

— Такой живописи везде хватает. Только надоедать будут. Лучше уж меня нарисуй.

Саша промолчал, продолжая работать. А вот компанию одуванчиков Слава недооценил. Через полчаса, когда Саша оторвался от скетчбука и фотографировал дом, они вернулись, распространяя хорошее настроение и запах спирта. И, усевшись на свои места, загалдели. Саша, не долго думая, переключился на них, отпуская комментарии тихим голосом. Вся подвыпившая компания загоготала, как гуси. Слава привалился к машине, мрачно наблюдая за этим весельем. «Вот ведь! Тоже мне живописная натура нашлась. А меня рисовать не захотел», — Слава зло сплюнул.

— Не плюй на землю, тебе туда ложиться потом!

Слава обернулся на голос, к нему резво колдыбала сгорбленная старуха, прямо по проезжей части.

— Это вы мне? — удивился Слава замечанию, тем более плюнул он на асфальт.

— Понаставят драндулетов своих, ни пройти, ни проехать! — словно не слыша его, бабка прошла мимо, продолжая бубнеть: — Ну ничего. Ещё намаешься. Ох, намаешься хвост этот держать.

— Слышь, ведьма старая! — алкаш, выпросивший у Славы сотку, рванул за бабкой. — Суббота же. Не работают они.

— Да иди ты! — старуха замахнулась на него рукой. И не сбавляя шага резко сменила траекторию, сворачивая к ближайшему двору. Алкаш не отставал, чуть ли не приплясывая. Оставшаяся братия тоже снялась с места за своим предводителем или, скорей всего, хранителем заветного зелья.

«Вот это что такое было?!» — Слава мотнул головой.