— А я думал золото уже не в моде!

— Зато оно всегда в цене! — Милан закрыл скетчбук, дав отмашку весёлому турку, и задорно улыбнулся подсевшему Яну.

— Давно здесь? — Ян изо всех сил сдерживался, чтобы не дотронуться до Милана, вертящего в руке карандаш.

— Не очень. С час, наверное! — карандаш наконец-то был убран.

— Я надеюсь он не с этих часовых лавашей крутит кебаб?! — Ян кивнул в сторону повара, увлечённо творящего своё искусство.

— Нет-нет, он их меняет. — Милан нахмурился: — Тебе здесь не нравится?

— Мне нравится везде, где есть ты! — набравшись смелости, Ян завладел ловкими пальцами.

Потом они долго гуляли, наслаждаясь пока ещё тёплой погодой, заходя иногда в какую-нибудь кафешку, чтобы выпить кофе или съесть мороженое. На Карловом мосту Ян всё-таки изловчился и, не обращая внимания на толпы прохожих, легонько поцеловал Милана в щёку, от чего тот жутко засмущался и вскоре, ссылаясь на неотложные дела, с лёгкостью лани сбежал со свидания. Ян огорчился, и не найдя ничего лучше, до глубокого вечера караулил входную дверь дома, где остановился бета, притаившись под аркой. Сменяясь при этом в настроении от «Да кто я ему такой, чтобы что-то требовать!» до «Ты мой! И я не позволю тебе где-то шляться». Но все мысли разом убежали, когда появился совершенно замученный Милан, кутающийся в большой, клетчатый и явно тёплый шарф с несчастным видом человека, мечтающего о горячих ванне, чае и ужине. Ян хотел было постучаться в дверь, но всё решило пришедшее сообщение: «Я так устал! Эти неугомонные ценители прекрасного вымотали меня. Извини, что пришлось уйти! Надеюсь на встречу в ближайшее время». Невольно вспомнив пожилого альфу на выставке, Ян отправил ответное смс с пожеланием хорошего отдыха и покинул многострадальное место.

С понедельника начинались трудовые будни. Ян бы напрочь забил на работу, предпочтя провести это время с Миланом, но к счастью тот сам был загружен днём делами, освобождаясь к вечеру, чем вовсю и пользовался альфа, приглашая художника на всевозможные свидания. И через пару таких встреч, уже изнемогая от недоступности возлюбленного, который позволял только лёгкие поцелуи, Ян позвал Милана на пятничный ужин у себя дома, решив, что тогда уж точно сделает ускользающего бету своим. Тем более, Милан должен был уехать домой на следующей неделе, и Ян хотел окончательно понять для себя, что чувства, испытываемые им, действительно глубоки, — тогда жизнь в разных странах стала бы представлять реальную проблему. Не добавлял радости и тот факт, что Адам упорно не желал разговаривать с ним и хотя бы понять мотив его действий. Но время неумолимо шло вперёд и настал долгожданный день. Забрав наконец-то освободившегося на сегодня Милана, Ян повёз его за город, в свой дом, оставшийся ещё от родителей. Конечно же Яна знали все соседи ещё с той поры, когда он был младенцем, и даже отсутствие в течении шести лет не повлияло на память местных обитателей. Отчасти поэтому, отчасти потому что его жилище являлось только его личным пространством, альфа никого не водил к себе, предпочитая для любовных утех снять квартиру, либо номер в отеле. Милана вести в отель не хотелось. Милана хотелось привести домой и очень-очень, просто до неприличной реакции, хотелось положить на специально купленное по такому случаю чёрное белье, чтобы вдоволь полюбоваться контрастом — белокожий, черноглазый блондин на тёмных простынях. Эротическая фантазия Яна в последние дни, перерастающая в навязчивое желание. Меж тем, главный герой его грёз вытянул, насколько это можно было сделать в машине, шикарные ноги в обтягивающих кожаных брюках, и дымил в открытое специально для этого окошко, пуская в салон начинающий холодать к приближению зимы воздух. Открытое окно мало спасало, но Яну уже было всё равно, настолько он свыкся, что от Милана постоянно пахнет табачным дымом и сладкими духами, что не обращал внимания.

Дома гость скинул пальто, и предстал в совершенно провокационном виде — в тонкой, белой блузе, через которую просвечивало абсолютно всё, и вдобавок ещё снял носки вслед за ботинками, мотивируя это тем, что «привык босиком ходить». Ян еле смог отвести взгляд от этого великолепия и выполнить свои обязанности радушного хозяина. Всё-таки сначала гостя нужно было накормить и показать сам дом, и предложить немного вина — спаивать Милана Ян не желал, а желал его всего и в трезвом виде. Но бета сам отказался от предложенного алкоголя, согласившись на сок. И, устроившись на широком диване в гостиной, прямо напротив панорамного окна, испросил разрешения курить в доме, получив на это массивную пепельницу, поставленную на стеклянный столик, как знак того, что курить ему разрешалось прямо здесь.

— У тебя большой дом, в таком хорошо жить с семьёй!

— Так я и жил тут с родителями, до моих шестнадцати лет, — Ян вручил Милану бокал с апельсиновым соком.

— А потом? — Милан сделал глоток.

— А потом мы уехали в Штаты. Правда через полгода я вернулся в Европу и жил с дедом в Братиславе, и только после его смерти перебрался сюда.

Милан притих, закурив сигарету и нервно теребя зажигалку.

— Что-то не так? — забеспокоился Ян.

— Знаешь, я думал, что будет проще не обращать внимание, но это выше моих сил. Можно у тебя кое-что узнать, очень личное? Мне это важно! — получив утвердительный кивок, Милан спрятал зажигалку и, сделав затяжку, спросил: — Я похож на него?

Ян сразу понял, что он имел в виду:

— Откуда ты узнал? — и сам же ответил на свой вопрос, горько ухмыльнувшись: — Адам! Друг! — Ян потёр переносицу. — Извини, мне нужно…

И, не закончив фразу, вышел. Уже в ванной, сполоснув лицо холодной водой, Ян более-менее пришёл в себя. Да, запрятанный труп всплыл на поверхность во всём своём неприглядном виде, но Ян сейчас отчётливо понимал – рано или поздно это всё равно бы произошло. Когда в твоей жизни появляется кто-то важный, все дурные пережитки прошлого теряют свою значимость. Пряча плохие воспоминания на дне омута человек тем самым делает себе только хуже, ибо вместо того, чтобы уплыть с течением, они гниют там, глубоко внутри, отравляя жизнь. Ян вытер лицо; но Адам, он не должен был так поступать, единственный друг; друг, последовавший за ним в Прагу, а теперь перечеркнувший всё одним махом. Ян бросил полотенце в корзину.

В гостиной Милана не оказалось, в пепельнице тлел окурок, отпуская на волю тоненькую струйку дыма. Разом всё поняв, Ян рванул на улицу, на ходу влезая в первую попавшуюся обувь. Далеко уйти Милан не успел, остановившись у главной дороги. Затягиваясь очередной сигаретой, он держал мобильник у уха, ожидая соединения.

— Милан! — тот вздрогнул и прервал вызов. — Милан, послушай! Я не знаю, что тебе наговорил Адам, но я не хочу тебя терять. Ты сам, как бы это не банально звучало, единственный и неповторимый, ты совершенно непохож на Лиана, ни внешне, ни внутренне. Ты яркий, умный, талантливый, сильный, и конечно же, очень красивый. А он был нежной и хрупкой омегой, наивной и сентиментальной, по сути ещё ребёнком, который умер, едва ему исполнилось шестнадцать лет. Да, он был моим истинным, но мы только за руки держались, считая, что всё впереди. И только начали пробовать взрослую жизнь, это его и сгубило.

Ян замолчал, сглотнув ком в горле. Милан уронил истлевшую сигарету на асфальт:

— Отчего он умер?

— Отёк мозга, у него была эпилепсия, о которой я даже не знал, и первый же попробованный крепкий алкоголь на вечеринке спровоцировал сильнейший приступ, до статуса. Спасти не удалось, слишком быстро всё произошло.

— Милан, прошу тебя… — Ян почти зашептал, подойдя вплотную к непокорному созданию, — Милан…

И поцеловал возлюбленного, сначала невесомо, будто пробуя, поглаживая при этом его напряжённые плечи. Милан вздохнул и расслабился, отвечая. Поцелуй стал глубже и жарче, альфа наслаждался сладким, и немного горчащим от табака, вкусом желанных губ, прижимая Милана к себе. И вот уже длинные пальцы зарылись в его волосах, а бета тихо стонал, извиваясь всем телом. Ян подхватил Милана, тут же с готовностью обхватившего его бёдра ногами, и вдыхая аромат душистых волос, окутавших их пару пушистым облаком, понёс своё сокровище обратно в дом. Уже в коридоре, Ян бережно опустил Милана на пол, совсем не бережно стаскивая с него пальто и осыпая жадными поцелуями. Милан выгибался под нетерпеливыми руками, помогая Яну раздевать себя. Когда пальто полетело вниз, аккурат на сдёрнутые ботинки, Ян потащил бету дальше, жадно вылизывая его рот, на ходу безуспешно пытаясь расстегнуть рубашку — пальцы скользили по круглым бусинам пуговиц, не желающих сдаваться, тогда как у Милана с одеждой альфы дела обстояли намного успешнее. Он уже успел снять джемпер и, расстегнув ремень и молнию на джинсах, забрался проворными пальцами за резинку трусов, исследуя возбуждённую плоть. «Ах, чёрт!» — теряя самообладание, Ян разорвал непокорную блузку, нежная ткань которой поползла с белоснежных плеч под тихий перестук падающих пуговиц-бусин. Милан опустился на колени, стягивая с него штаны. Альфа застонал, почувствовав прикосновение влажного языка к головке своего члена, рука сама неосознанно потянулась к белокурым волосам, остановленная на полпути лишь усилием воли. Милан прекратил обсасывать его твёрдую плоть, как вожделенную конфету, и поднял на Яна глаза, горевшие похотью из под полуприкрытых век: