– Ага, слышала. А с кем собеседования?

– Контент-менеджеры.

– Девушки?

– Угу.

– Ты, главное, это… не забудь про двадцать первый вопрос.

– Же-е-еня… ну как не стыдно!

– Да ладно, я же пошутила, – Женя сразу идет на попятную.

Говорят, шутка про двадцать первый вопрос появилась после корпоратива в честь пятилетия издательства (я тогда еще в школе училась). Отмечали его в модном ресторане, и всё шло замечательно, но вдруг в конце вечера около столика начальства появилась цыганка.

Сначала она ткнула пальцем во Влада Бершауэра и сказала:

– Ты попадешь в автокатастрофу, но выживешь.

Затем обратилась к Кадирову:

– У тебя родятся близнецы.

А потом посмотрела на Маейра и заявила:

– А тебе разобьет сердце девственница.

После чего развернулась и ушла.

Все, конечно, подумали, что это глупый розыгрыш – конкуренты развлекаются. Влад даже засмеялся, а вот у Майера настроение сразу испортилось. Он сказал, что терпеть не может такие пошлые фарсы, и тут же уехал.

Историю быстро забыли, но через какое-то время Бершауэр и впрямь попал в аварию, даже несколько дней находился в больнице. Потом Кадиров женился, у него родились близнецы.

Ну, тогда-то все и вспомнили про предсказание Майеру. Собеседование на работу включало двадцать вопросов, но стали шутить, что для девушек нужно добавить двадцать первый: «Ты девственница?» Если да, на работу не брать.

Как по мне, это полная дичь. Предсказание, я имею в виду. Ведь нельзя разбить то, чего не существует. Я помню, я говорила, что у этого человека ледяное сердце, только правда состоит в том, что сердца и вовсе нет.

Может, у кого-то имелись иллюзии насчет Марка Майера, но точно не у меня. Я-то знала, что он из себя представляет.

Майер – воплощение всего, что я так ненавижу в мужчинах: надменности, цинизма и пренебрежительного отношения к женщинам. Однако публика его обожает, журналисты часто приглашают на разные передачи, ведь он мастер пустить пыль в глаза. Умеет красиво говорить – про модернизацию критического инструментария оценки произведения, реализацию новых принципов эстетического осмысления действительности и всякое такое. Мне кажется, люди и половины его речей не понимают, но слушают с восхищением, потому что Марк Майер – мужчина видный и голос у него завораживающий. С такой внешностью можно навешать любой лапши.

Есть одна журналистка, Нечаева. Она, как и многие другие, от Марка без ума. На все передачи его приглашает и слушает, открыв рот. Даже когда он просто небрежным жестом поправляет воротник рубашки, смотрит так, словно готова подарить ему себя прямо во время эфира. А однажды взяла и спросила с глупенькой улыбкой:

– Почему вы всё еще не женаты?

Майеру – тридцать три, только этот вопрос был совсем ни к месту, ведь обсуждали премию «Новая словесность». Лицо Марка на мгновение застыло, но затем он прищурился и ответил  с невозмутимым видом:

– Просто еще не встретил свою единственную.

Я грызла яблоко, когда смотрела эту передачу, и в тот момент чуть не подавилась от негодования. Не нашел он единственную, как же!

Тут надо заметить: хоть Майер человек публичный, личную жизнь он скрывает. Никогда его не видели с девушками, прямо тайная тайна, как проводит досуг.

Но однажды я подслушала один разговор, тогда-то многое и поняла.

Скажу сразу – не то чтобы я следила за Майером. Просто внимательно слушала всё, что он говорит. И всё, что о нём говорят. Ведь это самый близкий к Богдану человек, и мне хотелось знать, что он из себя представляет, да и о Богдане надеялась хоть что-нибудь узнать. Думаю, они примерно одного возраста, но когда и где познакомились, неизвестно.

Однако тот разговор я всё же подслушала случайно.

Четыре месяца назад в ресторане был корпоратив. Сначала я туда и не собиралась. А потом подумала – вдруг Богдан приедет? Никогда себе не прощу, что упустила шанс. Так что всё-таки поехала, даже платье новое для этого случая купила, но не слишком вызывающее.

Богдан не появился. Через два часа мне стало совсем тошно, хоть я там ничего не ела и не пила. Пришлось искать туалет.

В здании находился не только ресторан, но и гостиница. Надо было сразу спросить дорогу у персонала, только я постеснялась – вышла в лобби и прошла дальше, а потом заблудилась в извилистых коридорах. В конце одного из них увидела лестницу, решила посмотреть, куда она ведет, и поднялась на второй этаж. Свет там был выключен – лишь холодное пятно синей неоновой вывески освещало угол с двумя кожаными креслами. Я уже хотела вернуться назад, и вдруг услышала голоса. Это были Майер и Бершауэр.

Оказывается, они устроились в каком-то номере, только вот дверь как следует не закрыли. Говорили по-немецки. После я подумала: наверное, они всегда между собой так общаются, если не хотят, чтоб кто-то понял. Да только моя бабушка – наполовину немка и преподавала немецкий, так что я всё прекрасно поняла.

Сначала речь шла о детях Кадирова. Близнецам понадобилось какое-то обследование за границей, из-за чего Кадиров взял отпуск на две недели. Майер язвительно это комментировал:

– Даже не знаю, дети – это преступление или наказание? Всё-таки зря Игорь женился.

– Почему ты постоянно высмеиваешь брак? Я вот собираюсь жениться… когда-нибудь, – отозвался Бершауэр.

– На всякий случай напомню: в раю загса не было. Кроме того, еще Аристотель говорил – счастье принадлежит тем, кому довольно самих себя, – с насмешкой в голосе возразил Майер. – И я ничего не высмеиваю, просто смотрю на вещи реально. Люди вступают в связи из-за своей ограниченности. Тем не менее, более половины браков сейчас распадается – это ли не убедительное доказательство краха старой модели? Кстати, попытки примирить разум с чувствами формальными юридическими средствами во все времена причиняли страдания, просто сейчас общество обрело большую свободу. В итоге многие приходят к тому, что настоящее решение этой проблемы может быть только биологическим.

– Иными словами, настоящее решение – это секс без обязательств? – уточнил Бершауэр.

Майер хмыкнул, но его ответ я так и не услышала. На лестнице раздались шаги, я испугалась, что кто-нибудь меня заметит, и убежала. Впрочем, и без ответа всё было ясно.

– София! София Романова, прием!

– А? Что? – оказывается, Маша уже куда-то ушла и теперь Женя обращалась ко мне, хотя я всё еще делала вид, будто занята поисками чего-то важного под столом.

– Кофе, спрашиваю, будешь?

– Э-э-э… нет, спасибо.

– Я слышала, что Марк собирается развивать два новых направления, одно из них возглавит Лиза. А ты теперь ее место займешь? Он тебя из-за этого вчера вызывал? – Женя неожиданно меняет тему.

Елизавета Соколова – моя начальница, но про новые направления я только сегодня услышала, поэтому в ответ мычу что-то невразумительное. Поняв, что толку от меня мало, Женя уходит, а я всё-таки нахожу силы дописать аннотации и отправить их на проверку Лизе.

В обед Бершауэр сообщает, что Майер уехал в командировку – теперь не вернется до среды, и я выдыхаю с облечением.

Хотя, казалось бы, с чего? Ведь это – всего лишь отсрочка, а не спасение.

Из-за событий последних дней я измучена. Вечером начинается сильный дождь – строчит в окна как пулемет. Чтоб добраться домой, приходится снова вызывать такси. Дома принимаю душ, а после сразу проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь утром – еще и семи нет.

Откинув одеяло, зябко передергиваю плечами и в пушистых тапочках иду на кухню. Делаю чай с чабрецом и бесцельно брожу по квартире, отхлебывая напиток маленькими глотками. Потом опять забираюсь в постель – хорошо бы еще поспать, но куда там. Воспоминания всплывают помимо воли, начинает болеть голова.

Богдан в одной из книг писал: «Воспоминания – это всегда или чувство вины, или сожаление. Поэтому многим так страшно наедине с собой». А в другой: «Бояться того, что мы не в силах контролировать, бессмысленно, поскольку страх ничего не изменит».