Заведующая принесла стул, присела рядом. Прижала голову с роскошной "мальвиной" к груди. Похлопала Наталью по плечу, приговаривая:
- Ничего, ничего, поплачь. А потом забудь. Все пройдет, только успокойся. Не надо. Мы все в одинаковом положении. Думаешь, ты одна такая? У всех проблемы... Да что случилось-то, не пойму?
- Как - что случилось? Мне сегодня пятьдесят стукнуло... Жизнь прошла, к смерти готовиться осталось, - пожаловалась Наталья, судорожно захлебывая слезы водой из стакана. - Тоска, Нин. И одиночество. Хоть волком вой.
- А Юрий?
- Ох, не напоминай. Соль на раны. Не помню, когда последний раз звонил. Даже сегодня не поздравил. Дура была, столько времени с ним потеряла. Двадцать четыре года! Можешь представить? Половина жизни коту под хвост. Как тут не плакать? Бросил он меня, так и надо, чтобы не была наивной дурой. - Наталья еще раз всхлипнула, теперь без слез. - Слушай, нет у тебя кого на примете? Хоть какого-нибудь, завалящего мужичка. Пенсионера, без закидонов и чтоб не пил?
- Я спрошу у Аркадия, - пообещала Нина сухо - только, чтобы успокоить подругу. Помочь мало чем могла.
А понимала очень хорошо. Сама когда-то в похожем положении была, тоже отчаянно искала мужа. Только по-другому.
К устройству личной жизни Нина подошла ловчее.
Первый раз вышла замуж рано - в восемнадцать лет, чтобы в девках не засидеться, за местного парня Ивана Лапшина. Вышла не по любви, а из жалости: жених уж очень донимал, обожал ее до самозабвения, на коленях стоял, уговаривал.
Его внимание льстило девичьему самолюбию. Он был высокий, крепкий, грубоватый, руки-лопаты, истинно русский мужик, какими их в кино-сказках показывали. Нина - изящная, маленькая, мужу едва до груди доставала. Он ее слушался по-рабски, ей нравилось командовать великаном. Подружки завидовали в глаза.
Поначалу, вроде, жили неплохо, со стороны выглядели как обычная семья. Даже лучше - муж непьющий, на жену не наглядится. Дочь родили. Квартиру получили. Машину купили.
Но совместная жизнь не получилась. Права поговорка: "в одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань". Нина все-таки развелась, потом за другого вышла. Повезло ей, как в лотерею - один шанс на миллион.
Повезло не сразу. Фантизию пришлось проявить. И напор.
Задумав развестись с мужиковатым Иваном, она не спешила. Не желая оставаться одиночкой, решила действовать по-умному, подстраховаться, чтобы не сразу - головой в омут неизвестности. Потихоньку приглядеть подходящего мужчину, убедиться в его серьезных намерениях, только потом супружеские узы рвать.
Целая одиссея получилась. Стала подыскивать кандидатуру: чтобы не пропойца и не грубиян, каковых в захудалом поселке по пальцам одной руки пересчитать можно. Естественно, все женатые. Но то препятствие преодолимое, как говорится - жена не стена...
Нашла потенциального жениха в лице главного экономиста завода, того самого "Иваньковского механического". По имени Анатолий, по фамилии Ворона. Непрезентабельная фамилия, да несмертельно, можно свою оставить - Калунас, которая Нине от папы литовца досталась.
Она тогда заведовала заводской библиотекой, что рядом с ворониным кабинетом располагалась. Сначала по-соседски сошлись, потом ближе. Единственная и обычная загвоздка - окольцованный. Женщиной на девять лет старше его. Здесь крылся шанс.
Десять лет Нина с ним потеряла. Почему так долго? Смешно сказать - влюбилась по-настоящему. Ждала и надеялась. Проявила чудеса терпения и отваги: ведь слухи по поселку пошли, а им противостоять немалая смелость нужна. Даже наглость. Но верила в собственные силы и везучесть: окрутить женатого - тут особое искусство требуется. Ювелирная техника. Гибкость. Одновременно настойчивость. В-общем, женская житрость.
Ворона сначала не решался жену бросить - кстати, свою первую любовь. Потом решился, начал обещать. Потом уже вроде совсем созрел, даже к свадьбе предложил готовиться. Отношения не скрывали ни от коллег, ни от друзей. Поселковские догадались. Завод гудел сплетнями. Иван бранился, но жену не бросал. Любил очень. Надеялся, что одумается.
А одумался Ворона. В один из вечеров сказал с болью в голосе:
- Нин, не могу жену бросить. Она ребенка ждет.
Вот и все. Жена оказалась хитрее. Нина на бобах. Десять лет жизни вылетели в трубу.
Расстроилась. Долго не могла прийти в себя, плакала каждую ночь. Убивалась. А кого винить? Некого...
Нет конкретно виноватых в женских слезах, только нечто неосязаемое. Всеобщий, несчастливый рок. Вечное российское неустройство. Демографическое неравенство - хроническая нехватка мужиков. Бабское одиночество, доводящее до озверения. Особенно удручающе-беспросветное в таких вот захудалых, заброшенных цивилизацией, забытых Богом рабочих поселках с неблагоустроенной общественной и личной жизнью.