В масштабе мировой истории Россия в ее нынешних границах, как совокупность малоосвоенных территорий, очень молодое государство. Большая часть ее территории на протяжении столетий – кладовая природных ресурсов и сырья. Только золота «…за период 1953–1991 гг. СССР реализовал на мировых рынках 8,2 тыс. т»[1] Для сравнения, по состоянию на 2020 год золотые запасы России составляют около 2 тысяч тонн. А есть еще нефть, газ, платина, палладий и так далее.

История и историография воспринимаются нами как нечто твердое, как то, на что можно опереться в своих представлениях о мире. Ничто не стоит так далеко от истины как это предположение. По факту же многократно переписываемая, замалчиваемая и запрещаемая история не что иное, как то, что было забыто за ненадобностью и извлекается с пыльных полок по политической необходимости. Поэтому так важно иметь в качестве опоры определенную матрицу, схему или периодическую таблицу, которая бы позволила оградить ясность вашего понимания от влияний модных течений в изложении историков-литераторов.

История Великой степи от Тихого океана до Причерноморья насчитывает несколько тысячелетий. Но даже схематичное представление о процессах, протекавших на этой территории на протяжении двух тысячелетий, даст более ясное представление о будущем России.

За сим, начнем описание русской истории с первооткрывателей степных просторов Евразии – кочевых империй. Здесь мы расскажем о кочевой родоплеменной империи племени хунну с пожизненным «президентом» Шаньюем, империи нового типа племени жужаней со служивым «дворянством» и выборным степным «императором» Каганом и том, как тюркский каганат оказался на Среднерусской равнине и в Причерноморье. Далее, после захвата новгородцами и дружиной Олега реки Днепр и Киева, история Великой степи и кочевых народов плавно перетечет в историю России.

Оседлая жизнь земледельцев приносила китайцам в разы больше продуктов труда, чем собирательство и охота. Оседлое ирригационное, подчеркиваем, земледелие отличается от кочевой жизни по экономической эффективности как парусник от парохода. Однако, хоть ирригационное возделывание злаковых культур в долине Янцзы и было продуктивней обычного, а тем более собирательства, но чрезмерные поборы бюрократии и феодалов приводили к бегству крестьян. Мегапроекты первого объединителя Китая Цинь Шихуанди, родившегося в минус 260^{259 до н. э.} году, только усилили тенденцию. Ряды степняков постоянно пополнялись за счет беглецов. Жизнь в степи не была легкой, но быстрых и дерзких охотников до свободы было предостаточно, тем более что у соседей-земледельцев всегда находилось, что отобрать при случае. Некоторые историки связывают строительство Великой Китайской стены именно с феодально-бюрократическим гнётом на крестьянство, а не с набегами кочевников. Они говорят, что Великая Китайская стена должна была препятствовать бегству крестьян на север.

Кочевники регулярно досаждали китайским феодальным государствам грабежом, но ответные карательные экспедиции в бескрайнюю степь не давали устойчивого результата. Завоевать степь тогда было так же невозможно как сейчас Галактику. Китайские военно-бюрократические государства были вынуждены договариваться со степняками и нанимать их для борьбы с соплеменниками. Как правило, китайцы нанимали или поддерживали слабейшее племя. Так, между степными охотниками-собирателями и китайскими военно-бюрократическими государствами возник симбиоз. На протяжении столетий северо-китайские государства покупали лояльность кочевников в обмен на охрану границ от других кочевых племен. Подкуп был дешевле содержания собственной армии, и военная часть китайской бюрократии постепенно ослабевала.

Китай балансировал между усилением военных, которое тормозило экономическое и культурное развитие, и необходимостью обороны и нашел выход в крепкой семье, высокой рождаемости и ассимиляции иностранцев. Бюрократия столетиями проводила политику откупа от кочевников. Образованное чиновничество считало войну низким занятием и принижало собственных военных, а в среде кочевников начала выделяться военная аристократия, сплоченная родоплеменными отношениями. Так, китайская бюрократия сделала Китай добычей для монгольских, маньчжурских, европейских и японских завоевателей.

В Японии, заселенной китайскими переселенцами, союзы семей назывались кланами, но по сути они мало отличались от племенных союзов кочевников. Крайняя милитаризация Японии компенсировалась высокой урожайностью сельского хозяйства и скромным бытом касты военных, ограниченное жалование они получали рисом. Служба главе клана, императору и сёгуну была делом чести, а не размера оплаты. Мы говорим это к тому, что и степняки, и японцы, а потом и владимирцы-московиты – милитаризованные общества, развивавшиеся в условиях бескрайней степи, ограниченного пространства острова и владимирских болотистых лесах.

Монгольский композитный лук – такое же произведение военного инженерного искусства, как и самурайский меч. Культура бюрократического Китая, построенная на ирригационном земледелии, стояла несоизмеримо выше и степняков, и японцев. Но в отсутствии собственной аскетичной касты военных, образованная бюрократия сделала Китай на тысячи лет врожденно зависимым от внешней силы кочевников.

Размер степных протогосударств или союзов племен, долгое время ограничивался внутренними распрями и борьбой за власть. Каждый примерял на себя роль вождя и хотел побороться за власть. Им не хватало объединителя – “сына неба”. У степных государств, в отличии от земледельческих, не было необходимости в строительстве каналов, дамб, дорог и наемной профессиональной армии, поэтому бюрократия долго отсутствовала. Военной демократии было достаточно. Отсутствие бюрократического аппарата было еще одним препятствием для образования больших степных государств. И все же, главным препятствием на пути объединения свободолюбивых степняков к расширению была внутренняя усобица.

Первым в среде степняков осознанно и эффектно с конкуренцией внутри племени покончил Модэ (230^234–170¹⁷⁴ до н. э.) или Маодунь. Молодой вождь хунну организовал “чистку оппозиции” среди воинов и советников и стал основателем огромной степной империи. Племя хунну – это прототюрки. Вот как это было.

Модэ был сыном нелюбимой жены и его отец, вождь племени хунну Тоумань, хотел от него избавиться. Он отправил сына заложником к соседям, а затем попытался убить его чужими руками в ходе спровоцированной войны. Сын понял замысел отца и бежал из заложничества, но не в степь, а прямо к коварному родителю. Там отец был вынужден дать сыну в управление 10 тысяч семей или воинов. В степи это было одно и тоже.

Модэ, “обучая воинов, приказал им стрелять туда, куда летит его „свистунка” (боевые стрелы гуннов снабжались костяными шариками с отверстиями – сотни свистящих стрел наводили ужас на врагов и пугали их коней). Вскоре Маодунь пустил стрелу в своего прекрасного коня. Тем из его отряда, кто не выстрелил, он приказал отрубить головы. Некоторое время спустя Маодунь пустил стрелу в свою любимую жену. Он отрубил головы тем, кто не последовал ему. На охоте Маодунь направил стрелу в коня своего отца, и никто из его воинов не опоздал выстрелить. Тогда Маодунь понял, что время настало. И когда он пустил стрелу в отца, никто из его воинов не дрогнул – Тоумань был утыкан стрелами. Казнив младшего брата, мачеху и приближённых отца, Маодунь стал шаньюем.”

Шаньюй избирался гуннской военной родоплеменной аристократией, правил пожизненно и был «сыном неба». Это протогосударство, которое станет государством с появлением служивого, зависимого от него, сословия. Гумилев назовет шаньюя «пожизненным президентом». Это спорно. Красиво звучит, но на «пожизненных президентов» больше похожи более поздние Каганы.

Далее последовала четвертая «чистка». Все, отказавшиеся отдать соседям из племени дунху жен-красавиц и лошадей, по требованию шаньюя были казнены. Потом пятая. Убиты были те, кто согласился уступить землю тому же племени дунху, которые предположили, что смута ослабила гуннов. «Земля – основа государства, разве можно отдавать её!», – сказал он перед тем, как казнил советников. Все опоздавшие на битву с дунху тоже были казнены.