У парня округлились глаза, и он все же выдал осознанное:

— Не надо Зужела! Он же… он… дед.

— Твой дед, что ли?

Тот замотал головой.

— Д-драма э… это дед…

Я чуть не сел на землю. Драм — внук Зужела. Тогда вообще ничего не понимаю! Что за хрень тут творится? А как же тот внук у Зужела, которого убила шальная стрела?

Одно из двух — или это погиб брат Драма, или это была ложь…

Буру сидел, пожевывая травинку, и втыкал мелкие ночные цветочки в трещинки на дубине. Причем, закрепив очередной бутончик, он оттягивал дубину, легко удерживая ее едва ли не кончиками пальцев, и любовался результатом. Цветочная лужайка на окровавленном пеньке…

Картина была жуткая, и на Тружу действовала соответствующе — тот снова расхныкался.

— Синий цветочек, резной лепесток, делай что хочешь… — он засопел, когда цветок вывалился, — …бежать надо, волчок!

Я кивнул. Если перевести на человеческий… кхм… на звериный, то и так ясно, что времени мало.

Ну, хотя бы выяснил, что за штуку со мной провернули. Если навскидку набросать версию, то дедулька Зужел испугался предсказания старейшины, и пошел сам проверить, насколько я опасен. Захотел спрятать меня в заимке, чтобы потом ее окружили разбойники и с безопасного расстояния расстреляли.

И внук целый, и… в общем, такая вот драма. Интересно, как Зужел собирался уговорить меня сидеть в избушке и дожидаться облавы?

С другой стороны, теперь мне ясно, что опасаться болтливости юнца не стоит. Драм и так все знает, раз этот Зужел общается с пчелами. Скорее всего, именно так он передал весточку обо мне Ляшке, и тот поспешил сюда с отрядом.

— Ма-а-ама-а-а-а…

Тружа изошелся слезами, потеряв последние крохи стыда, и застонал уже навзрыд. Даже Буру посмотрел на него со смесью брезгливости и осуждения. Мужчины так себя не ведут.

Я помучился еще несколько секунд, слушая совесть, а потом сказал:

— Драму твоему конец. Быть может, ты очнешься, а его уже не будет.

Сквозь пелену сопливых терзаний прорвалась мысль, и у парня вырвалось:

— А?

Я саданул древком ему по темечку, и Тружа в отключке свалился на траву. Очнется, сам решит. А найдут разбойники… Ну, тут картина вокруг такая, что могло и повезти пацану остаться в живых.

Рогач усмехнулся, вставая. Его дубина была украшена травинками, цветочками, и действительно напоминала заросший пенек. Это еще больше меня коробило, если вспомнить, как он покрошил разбойников в лесу.

— Раз Волчок пушист и мил, не отнимет Небо сил… — сказал Буру, а потом вдруг резко повернулся, шумно потянул носом.

— Что там? — спросил я, оглядывая полянку.

— Ночь несет нам запах зла… — таинственно протянул Рогач.

Он будто принюхивался к лесу, поводя головой, и рога на твердом капюшоне потряхивались при каждом движении. Затем лицо Буру вытянулось:

— Ждать не будем мы козла! — тут же Рогач поспешил мимо избушки и исчез в чаще.

Что за козел к нам двигался, мне даже знать не хотелось. Я свистнул Пламени, а потом побежал вслед за Буру, выискивая того впереди сканером.

К счастью, Рогач не пытался оторваться от меня, двигался впереди, но время от времени забавлялся с моим земным сканером. Вот так схватит, и я начинал чувствовать, что уже не повелеваю им.

— Как ты это делаешь? — изумленно спросил я.

— Солнца лучик прилетел, на стене зайчишка сел, — с умным видом проговорил Рогач, подняв палец, — Я ушастого поймал, солнца лучик оседлал.

Мог бы и не спрашивать. Я чуть не закатил глаза — и подарило же Небо напарника.

А у меня была куча вопросов. Куда мы идем, и что будем делать? Чем он занимается в лесу, и почему его боятся? Как найти Нору, где прячутся разбойники, и будет ли он мне помогать? Где деревня Жалящих Пчел…

Как разговаривать с сумасшедшим, я вообще не представлял. Даже Пламя, бодро шагающий позади меня, пытался подбодрить, тыкая шерстяными губами в шею.

Я пару раз пытался рифмовать свои фразы, и Буру понимал меня, но вот его ответы… Для расшифровки тут требовалась делегация филологов и искусствоведов. Может, они бы что и поняли.

Впрочем, кое-что я все-таки выцепил из потока чокнутой поэзии.

Родная деревня Буру действительно была уничтожена, и все, как оказалось, из-за силы Рогачей. Они обладали мощным боевым искусством, которое вызывало опасения даже у людей в столице. Рассказывая, он демонстрировал приемы, выписывая опасные вензеля украшенной булавой. Воткнутая трава тихо шелестела, срываясь от слишком резких движений, и за оружием оставался красивый след из зеленого мусора.

— Красивый взмах, дубиной швах, и каменная твердь, — Буру выразительно ткнул пальцем в грудь, — Кричащий страх, врагу лишь крах, ему подарим смерть!

Я вспомнил, как мое копье не пробило ему грудь. Мое «каменное жало», которое бревна на раз прошибало!

Естественно, никакого секрета Буру не делал, и сразу же охотно рассказал, как овладеть этой «каменной рубашкой». Вот только я ничего не понял.

— Незрима тень, не видит глаз, с землицей ты един, — на полном серьезе вещал он мне, — Но хочешь щит, сражайся с ней, пытайся победить!

Я только закусил губу. Ничего непонятно…

— Ладно, Буру, куда мы идем? — спросил я, — Можешь объяснить по-челов… ну, обычным языком.

— Ловкий котик, рыжий хвост, сунул в пекло дерзкий нос. Словно бабочка порхал, вниз упал, и хвост сломал.

Котик. Рыжий хвост…

Ассоциации пронеслись в голове, и хотя бы тут меня интеллект не подвел.

— Рыжий Лис?

Я попытался вспомнить, что там про него говорила Кицунэ. В Шмелином лесу шпионит Рыжий Лис Макото. Владеет воздухом, поэтому прозвище — Порхающий Кот.

— Ты отведешь меня к Макото?

Буру радостно закивал, даже щелкнул пальцами. Бинго! Я только нахмурился — он вел себя так, будто устал объяснять, и это я туплю, как валенок.

За нами гнались…

И хорошо, что мне попался такой проводник.

По лесу нам пришлось попетлять, как следует, чтобы запутать следы. Ситуация осложнялась тем, что с нами был Пламя, и не везде он мог пролезть. Буру выбирал особые места для маршрута, и один раз, когда мы двигались по тропе вдоль лесной скалы, нам пришлось вообще перетаскивать испуганное животное на весу. Благо стремена выдержали.

Тогда я понял, что действительно силен, как бык. Вот только битва возле заимки особо не сдвинула мое развитие. Я с тоской смотрел на стержень духа, и свою точку в середине третьей ступени — со зверей падает слишком мало духа… Видимо, это потому, что теперь я тоже вторая мера.

Кажется, это была основная тайна Инфериора, и вот почему люди закрывались строгими законами от зверей. Те, в свою очередь, жестко следили за первушниками. А про нулей и говорить не приходится…

Путь некоторое время был однообразным. Деревья, кусты, овраги, тропки на высоте. Где-то позади, со слов Буру, нас искали. Я ощущал легкую тревогу, но не более того. Поэтому у меня была куча времени, чтобы поразмышлять.

Получалось, чем выше тебя по мере противник, тем жирнее с него прибавка к духу. И весь мой удивительный рост в последнее время объяснялся везением — мне удавалось побеждать очень сильных противников.

Сначала ангел, с воткнутыми зачарованной стрелой и отравленными болтами. Ах, ну да, еще было падение с километровой высоты… Скорее всего, именно оно и повлияло.

Потом события в Вольфграде, где моими жертвами становились исключительно звери… Это при том, что сам я был первушником, поэтому я рос быстро.

Ну, и в конце концов, убийство Вотана под Лазурным Городом. Равен ли демон ангелу по мере, я не знал, но духа отсыпал он мне немало. А теперь, будучи зверем, я побеждал зверей направо и налево, но рост существенно замедлился.

— …котик спрятаться не мог, и в водице он промок, и продрог, и занемог… — до меня не сразу дошло, о чем болтает Буру.

— Что? — спросил я.

Рогач лишь отмахнулся.

Наш путь стал пролегать возле бурно журчащего ручья, и плеск воды вырвал меня из размышлений. Пламя сразу кинулся утолить жажду, я же сделал это с более степенным величием. Все же, зверь, честь и все такое.