– Хорошо, – он кивнул, поднялся из-за стола. – Буду рад служить вам, милорд, если надумаете. Пойду пока, проверю лошадей.

Он поднялся, пошел, а я осталась с целой горой пирогов и куропаток. Надо было предложить Унару… Но уже поздно.

«Милорд»…

– Меня зовут Нэд! – окликнула я. – Нэд Ярни!

Он остановился у дверей.

– Буду рад служить вам, Нэд.

* * *

Я обожралась. Иначе не скажешь.

Не хотелось ударить в грязь лицом, и уйти, только поковыряв перепелиные крылышки. Впрочем, все кроме каши, по совету Унара, я попросила завернуть с собой. Сыр, мясо, пирог… Хозяин смотрел на это, недовольно поджав губы, но руководство сборами уже успел перехватить Унар, и спорить с ним было невозможно.

Самое сложное – решиться выйти под дождь. Унар вышел первый, подвел к крыльцу лошадей. Я стояла в дверях, смотрела на него и была так близка к тому, чтобы остаться. Переждать. Такая погода не может длиться вечно.

Но это невозможно.

– Едем, – сказала я.

Дождь не сильный, но холодный, и ветер в лицо. Промозглая осенняя сырость. И никуда от этого не деться, никакие плащи и капюшоны не помогают. Холод лезет за ворот и пробирает до костей.

Унар как-то странно так на меня посмотрел.

– Подумайте, милорд, возможно, действительно стоит остаться, подождать. Вдруг завтра выглянет солнце?

– Нет, – сказала я. – Мне нужно спешить.

Подозреваю, нос у меня был красный уже тогда.

Я и проснулась не очень бодрой, а к полудню и вовсе поняла, что все плохо, у меня текут сопли и болит голова. Очень удачно! Не успела выскочить за порог… Надо держаться, как-нибудь…

Ехали молча. Сложно разговаривать под дождем, не хочется лишний раз высовываться и крутить головой. Вообще ничего не хочется. Может быть, если бы не Унар рядом, я бы плюнула на все и вернулась домой… Хотя не вернулась, конечно, но искушение было велико.

Он поглядывал на меня, но ничего не говорил.

И все же, вдвоем было спокойнее.

Потом, после полудня, мы остановились немного отдохнуть и перекусить, Унар нашел относительно сухое место на пригорке под раскидистым дубом, мы сели… Собирались сесть.

Хотя есть не хотелось, болела голова и вообще нехорошо было. Холодно.

И тогда доставая для меня еду из утренних запасов, глядя, как я отчаянно шмыгаю носом, едва ли не размазывая сопли по лицу, как кутаюсь в промокший плащ и у меня стучат зубы… Он вздохнул.

– Как вы, милорд?

– Все нормально… – я почти всхлипнула. – Только устал… и холодно.

Он кивнул. Думаю, вид у меня был тогда совсем жалкий и отчаявшийся.

– Сейчас мы сделаем так, милорд, – сказал, тоном, не терпящим никаких возражений, – для начала проедем еще чуть-чуть вперед, до развилки, потом свернем, и где-то четыре мили на восток, по дороге на Хемиш. Там есть хороший трактир. Вам нужно под крышу и в тепло, ничего страшного с вашим поручением не станет. Иначе свалитесь на неделю и вообще никуда не доедете.

Я… не могу, наверно…

– Я еще не успел нанять вас на службу, сэр Унар, а вы уже командуете.

– Я не командую, – спокойно сказал он. – Но если поедем прямо, то нормальный ночлег будет только к ночи. Вы готовы до ночи трястись в седле под дождем?

Не готова. Совсем.

Мне хотелось возразить, но он прав.

– Кто же додумался отправить такого мальчишку в такую погоду, и одного? – сказал Унар. – Неужели не нашлось человека поопытнее? Или хоть подождать…

– Не нашлось, – сказала я. – И потом, сэр Унар, это не ваше дело.

– Не мое, – согласился он.

Потом, до трактира мы ехали чуть больше часа, но этот путь показался вечностью. Я держалась из последних сил. И у порога, слезая с лошади, едва не свалилась на руки к Унару.

Удержалась. Я ведь мужчина, а мужчина должен быть сильным. Я очень старалась. И только слегка оперлась о его плечо, слезая, а то ноги что-то занемели, не слушались.

Плохо помню, как он разговаривал с хозяином… он что-то говорил, я стояла в сторонке… Потом нас отвели в комнату. Там тоже было холодно.

Помню только, как я пытаюсь завалиться в кровать, а Унар упрямо расстегивает на мне плащ. «Подождите, ну куда же вы в мокром…» Мне уже все равно, хочется упасть. «Да-да…» – соглашаюсь я, помогаю, с горем пополам стаскиваю куртку и падаю, наконец. Он стягивает с меня сапоги и промокшие штаны тоже. Штаны я пытаюсь не отдать, что-то бормочу, цепляюсь. «Да не брыкайся ты, хватит… у тебя же там панталоны, никто ничего не увидит…» Я только потом оценила смысл этой фразы, хотя Унар и утверждает, что ничего такого не говорил, это привиделось мне в бреду. А тогда он просто схватил оба моих запястья одной ладонью, прижал меня локтем, а другой рукой, без лишних слов, стащил штаны. Не спорить же. На мне, и правда, были еще панталоны и шерстяные чулки.

Укрыл одеялом.

– У вас жар, милорд. Сейчас я чего-нибудь принесу. Отдыхайте.

Я свернулась калачиком, пытаясь согреться и провалилась в сон.

Потом Унар разбудил меня, помог сесть, сунул в руки огромную кружку – брусника, мед и какие-то травы. Вкусно. Правда у меня немного тряслись руки, но он помог, пока кружка была полной.

Я пила, а он сидел рядом.

– Все хорошо, милорд. Сейчас попьете, и завтра утром будете, как новенький.

Я даже не представляю, что было бы со мной, если бы не Унар.

Потом я снова спала. Уже ближе к вечеру, проснувшись, я видела, как он сидит у окна и, как ни странно, читает, пока еще не слишком темно. Отложил книжку, когда я вылезла из кровати и собралась в туалет, пошел проводить меня, поддерживая по дороге за локоть, а то шатало от слабости.

И снова уложил в кровать, принес еще кружку того питья.

А ночью мне было совсем плохо. Я, кажется, даже плакала и кого-то звала… Или это во сне? Мне даже приснилось, как пришел Сигваль, как сел рядом, у моей кровати, прямо на полу, взял меня за руку. Я плакала, жаловалась ему… а он пел мне колыбельную, тихо и нежно… и дождь стучал в окно.

Странный сон. Потому, что Сигваль никогда не пел мне. Вообще не умел. То есть, я как-то слышала его попытки напевать что-то, но это было ужасно. В детстве Сигваль рассказывал мне сказки на ночь…

Он держал меня за руку.

Я проснулась, было уже светло. Он сидел на полу, в какой-то страшно неудобной позе, положив голову на локоть, на край кровати, а второй рукой все еще держал меня. Его ладонь тяжелая и теплая.

Я замерла, стараясь даже не дышать, пытаясь понять… Как это вышло?

И все же, чуть дернула рукой, невольно.

Он открыл глаза. Отпустил меня.

Сел, разминая шею.

– Доброе утро, милорд, – сказал он. – Как вы?

Совершенно спокойно и буднично, словно все идет так, как и должно идти.

«Милорд»? Вряд ли он все еще не понял. Решил не нарушать игры?

– Нормально, – я попыталась сесть. – А почему… почему вы сидите здесь?

«Это ведь ты пел мне колыбельную ночью?»

– Вы плакали во сне, – пожал плечами Унар. – Пришлось немного посидеть с вами. А потом я заснул.

Совершено спокойно.

– Простите, сэр Унар, я… – у меня краснели щеки, я не понимала, как с этим быть.

– Все хорошо, – сказал он. – Со всеми случается. У вас просто был сильный жар, вам было плохо. Давайте я схожу на кухню, скажу, что бы вам приготовили горячий бульон.

Я кивнула.

Мне нужно немного осознать…

Он поднялся на ноги, потянувшись.

– Может быть, заодно принести вам что-то еще?

– Нет, спасибо… Унар, почему вы это делаете?

– Что именно? – не понял он.

– Все это. Вы сидите тут со мной, держите за руку, когда я плачу ночью… Зачем? Вы могли бы уехать уже далеко. Вряд ли вам так сильно нужны деньги.

Он пожал плечами.

– Знаете, я очень хорошо помню, что такое оставить дом и уехать неизвестно куда, не оглядываясь. Конечно, у вас есть цель и есть деньги, вы вернетесь и все будет хорошо. Но вот тот момент, когда вокруг только леса, поля и чужие люди, и ты один… Когда впервые по-настоящему сталкиваешься с этим, понимая, что никто не поможет… Деньги ничего не значат. Бывает очень сложно и страшно. Одиноко. Не знаю, как правильно объяснить вам, но я помню каково это, милорд.