– Хозяин, как такое возможно? – пасть собаки не дернулась, вопреки этому, вопросительная конструкция слов отчетливо процеживалась сквозь безобидные клычки.

Крео сжал, что есть мочи, створки век и усиленно проморгался. Он, не разливая обмельчавший виски, потеребил стакан, а затем заправился содержимым по самое дно.

– Что, прости? – Спри повернул ошарашенную физиономию боком и поднес ее к мокрому носу говоруна, будто отоларинголог с надетым налобным рефлектором принимал мохнатого пациента. – Ты что-то гавкнул?

– Я тебе не собака, Крео Спри. Я разумное существо без какого-либо искусственного алгоритма понимания. Ты разве забыл? – голос, сперва донесшийся будто из мордашки Рокмакса, акустически переформатировался в знакомую металлическую размеренность. Давненько Аполло не использовал такую комбинацию самых заунывных басов.

– Ах, это ты. Я уж было подумал… а ладно, пес с ним, – как всегда, наплевав на глупое положение, в которое он редко, но, бывало, попадал, Крео вернулся в прежнее положение: вжался широкими плечами в куда более могучую спинку кресла и продолжил утопать в нем.

– Ты же, случайно, не мог подумать, что с тобой вдруг заговорил представитель четвероногой формы жизни?

– Сколько раз я говорил тебе не называть меня «хозяином». Тот электрический импульс, которым меня долбанул чертов робот в подземелье, тебе тоже накостылял что ли?

– Прости, Крео Спри. – Вдогонку поникшей тональности омнифрейма пес опустил голову, его ушки непроизвольно качнулись. «Да вы, верно, сговорились все!» – распитие алкоголя в одиночку подгоняло наружу параноидальное зацикливание буси-до в виде ругательств. Крео вновь сдержался.

– Говоришь, как такое возможно?

– Не мог ведь мужчина распороть себе живот и…

– Совершить сэппуку, попрошу Вас тут, – чувство собственной беспомощности вместе с вызванными им гневом и отчаянием наполнили ледяной безжалостностью наполовину видимые из-под опущенных век глаза.

– Я не могу подобрать среди существующих – по результатам известных наблюдений – параметров физиологической сигнатуры в моменте шока, чтобы смоделировать схожую ситуацию, при которой человек, с выпущенными наружу висцеральными органами, смог бы спрятать в собственном теле такой длины меч дальневосходного типа.

Оператор омнифрейма не ответил на вопрос, так как сам был в замешательстве. В настоящий момент к отвратной кататонии примешалась едва сдерживаемая злость на неспособность отгородиться от внешнего мира ширмой эмоциональной глухоты. Еще сильнее его бесила легкая капитуляция перед дистиллятом из пшеничной смеси, вместе с которой он бы с удовольствием сжег свою стыдливую тушу в дубовых стенах ароматизирующих бочек. Таким он и сидел: угрюмым, свирепым, готовым обрушить грозовые небеса на не успевший отдышаться от утопления в ливне Новый Дэ’Вон. Гусиная кожа от сквозняка вместе с мышечными судорогами придавали жилистому телу большую оживленность, которая, в свою очередь, напрочь отсутствовала в застывшем гневе лица. Голый торс разграфляла жилистая укладка мышц: за минувший месяц Спри из крепко сложенного стал неузнаваемо поджарым – конечно, до высушенной рыбы ему оставалось еще очень далеко, однако на лицо было влияние дефицита сна и отсутствие сбалансированного питания.

В углу около панорамного остекленения висел древний сто дюймовый плазменный экран и транслировал злободневные сводки новостей: ведущий вечернего выпуска вестей вывел на экран лицо особо грозного выражения, все заросшее неуклюжими завитками, да и вообще с неопрятно сидящей бородой:

«Мы не допустим, чтобы власти Осевого Полиса пошли на поводу у так называемых Независимых Звезд Континента. Если утвержденный запрет на сообщение с южными зонами будет утвержден, то наш ответ не заставит себя ждать!» – то был лидер ультрарадикального крыла небольшого оплота государственности южных зон. Ман Би Жа – так звали непомерно вспыльчивую звезду вечернего выпуска. Хоть и выступая в составе хлипкого властного образования, этой фигуре, вне всяких сомнений, приписывали статус черной лошадки горячего материка: такое двусмысленное опознавание южной зоны закулисные игроки наносили на своих геополитических картах в бесконечной партии великого шахматного противостояния непримиримых императивов. Ряд журналистских расследований связывал Ман Би Жа с акциями безнаказанного геноцида, ему приписывали пренебрежение рамками вверенных полномочий, инкриминировали директивное управление террористическими ячейками западной части горячего материка. «Мой народ заслуживает не меньших прав и свобод, в частности, на беспрепятственное перемещение, чем любой из граждан Дуги столиц!» – красноречивый воображала мог лезть сколь угодно вкрадчиво из дипломатических штанов в попытках придать своему выступлению патриотическую осмысленность, однако тиранические подтяжки в виде неоспоримого компромата чересчур туго давили и не давали достаточной изворотливости, чтобы выскользнуть из-под натирающих удил средств массовой информации.

– Аполло, ты здесь?

– Конечно, я никуда не уходил, – обманчивая пауза перед утверждением своего присутствия выдавала стиль омнифрейма: персептронный организм ощущал себя ботаником, экспериментирующим с флорой.

– Отмотаем время чуток назад, а именно, к моему прыжку в Алгар До Корво после твоего неудачного заигрывания с беспилотным штурмовиком, – без двух минут алкоголик, думая, как бы взбодриться от хмельной завесы, энергично потер руки. – Именно так ты перевел с покинувшего языка название острова.

– Подтверждаю, Крео Спри. Хочу заметить, обошлось без жертв. Если бы экипаж следовал установкам инструкций безопасности, то не летал бы кубарем по грузовому отсеку.

– Я напомню тебе, что задача заключалась в том, чтобы на несколько минут отключить один из двигателей, но не взорвать его.

– Летательный аппарат оказался непригоден к полноценной боевой эксплуатации: манипулятор, управляющий запуском электро-магнитного устройства, подчинялся моим командам с ощутимым запозданием, поэтому…

– Заканчивай оправдываться. Все ошибаются, а роботы – тем более.

– Так я робот?

– Вызвать мир.

По команде хозяина жилья умная система управления дома тотчас пролила из подвесных светильников проекционные потоки: узкие металлические горлышки планок раскрылись по спирали, от чего спектр каждого светоотражающего диода стал на порядок шире – круглый шар битонального оттенка уперся в лоб Спри.

– Что у нас есть? – мужчина резкими движениями вращал планету вокруг оси, словно творец, повелевающий созданным им мирком. Непринужденным пируэтом пальцев буси-до подтянул поверхности Земли ближе к глазам и кивнул в сторону знакомой гряды островов, с которой выбрался на полуразвалившейся лодке. – Несмотря на явную связь мест, описываемых членом команды Голта в дневнике, с теми, что мне представились на острове – я уж молчу про корректность координат, упомянутых на страницах, – мне не удалось найти ни единого следа его пребывания по расписанным в книге территориям.

– Внесу небольшое уточнение: это не дневник одного из помощников Голта, это записи самого Голта, как будто составленные в виде наблюдений со стороны. Путешественник был слишком честолюбив, а его благородство выражалось в непомерной скромности, в связи с чем он докладывает нам, читателям, от третьего лица, но не от первого. Из-за подобного автобиографического ухищрения может создаться впечатление, что дневник заполнен не Голтом, а кем-нибудь из его подчиненных, – замечание омнифрейма ставило своей целью вызвать у единственного слушателя палитру искреннего воодушевление.

– Что-то ты больно елейный к господину Голту, – усмехнулся тот самый единственный зритель, чьим рассудком любое подобострастие априори отождествлялось с личностной безыдейностью. – Еще не перешагнул порог шхуны, а уже фимиам ему куришь. Даже не подозревал, что безжалостные пираты у тебя причислены к лику благородных.

– Так ты ведь тоже, по сути, пират. Разве я неправ?

Спри повторил смешок – теперь он был отяжелен грузом удавшейся критики. Буси-до привык к подсознательным поркам в виде колких самоиздевок – очередной выпад по свою душу он принял с не меньшей иронией.