Удар – сталь прогнулась. Еще два удара – край металлического листа отвалился от дверной рамы. Когти рвущегося внутрь великана ухватились за угол раздербаненного прокатного профиля и принялись его вырывать, как неподатливый защитный слой пленки с квантового экрана.

– Так давай сделаем так, чтобы увидеть его, идет? – каждая ужимка и кротость кивков неподдельно ассоциировала Крео Спри с канувшим в бездну звездного неба Бонумэ – Бэа не могла и не хотела избавляться от внезапного просветления. Она кивнула ему в ответ с глазами, полными благодарности и счастья, что за спиной именно этого человека ей предстоит пасть смертью первооткрывателей, почти ухвативших фортуну за хвост.

Лист был почти вырван. К вырезанному электропроводящим зарядом матричному глазному яблоку Атласа присоединился уцелевший окуляр: от выбывшей соседней оптики он впитал в себя сверхнормальный колорит красного и теперь сверкал инфернальным бордовым. Машина убийства протянула клешню внутрь электрощитовой, но преуспела лишь кончиком когтя коснуться уха Спри, от чего тот, чертыхаясь, получил неприятный разряд электричества.

– Держись! Все будет хорошо! – буси-до, что есть мочи, успокаивал вцепившуюся в него Ханаомэ Кид.

Атлас насел расцарапанным брюхом на поверхность листа, проминая его под собой, и готовился в очередной раз по-рыбачье закинуть стальную руку. Что-то резко обхватило киборга со спины: непонятной формы лапа пронзила грудную клетку гиганта и разворошила гнездо электроных внутренностей, выворачивая второй лапой шею Атласа. Уцелевший глаз последовал к чертям вслед за первым – исполинская махина стала метаться в приступах беспомощной агонии.

– Да сдохни ты, наконец, тварь! – кричала Беа.

Атлас опрокинул висевшее у него на спине незнакомое существо и вслепую принялся бить по туше, нанося раз за разом сокрушительные удары с намерением разбить обидчику его внутренности.

Существо оказалось проворнее. Пожертвовав несколькими участками тела, на которые обрушались расчетливые удары Атласа, четвероногий ангел выждал подходящего момента, искрометно взлетел, поджимая лапы для импульса, а также сверкая хвостом в свете редких ламп, и намертво протаранил стальную глыбу лобовым столкновением. Киборг или робот – это только предстояло узнать – а точнее, груда сваленного хлама была невосстановимо обездвижена.

– Крео! – раздалось почему-то по громкой связи через гарнитуру буси-до, – лучше бы тебе найти стул, чтобы не упасть! Я обнаружил поразительное сходство одного гражданина северо-западной всегломерации из Нового Дэ’Вона с описанием той загадочной фигуры, контекстуально несоответствующе мелькнувшего в одной из недавних новостей.

– Аполло, не сейчас! – огрызнулся Спри.

– Аполло? – переспросила Ханаомэ Кид. – Каким образом он…

Рычание. Они уже слышали его сегодня: да, тот самый рык угрожающе встретил их из черной пучины коридора, прежде чем Атлас подкрался сзади. Существо на четырех лапах неровно побрело прочь от поверженного врага; понесенные раны нездорово подкашивали хвостатого зверя.

Спри и Бэа осторожно выбрались из электрощитовой. Повернув голову в ошибочном направлении, слепой киборг пропускал по телу предсмертные судороги скорой дезактивации. Вдруг он обратился к ним на искаженном цифровым динамиком покинувшем языке:

– У Роя Орбисона были вещи и получше.

***

Короткий собачий лай, растягиваясь в вокально-духовые потоки, сливался с гулом ветра, его девственный альт нес душистый аромат предрассветной идиллии. Испепелённое эквивалентной дозой тело концентрационной зоны продолжало жить, и ни один радиоактивный фотон не вправе был лишать страстотерпца радости поделиться очарованием своего пробуждения с редкими посетителями.

Один из таких посетителей, Ханаомэ Кид, застыла на длине коридора: взгляд девушки был устремлен на открывающийся из шлюзового отверстия пейзаж, который неторопливо озарялся теплотой восходящего солнца. Собака смирно стояла у входа в муравейник и, как герольд встречает монарха, приветственно провожала мордой в несколько раз большего, чем сам пес, хромого четырехногого зверя. Не может быть, что они оказались так близко к выходу, пыталась разобраться в пространственной геометрии девушка, однако неретивые вычисления сбивались о величественность рисуемой на ее глазах картины: существо перенесло задние лапы за металлический проем шлюза и с уверенно поднятой мордой понесло заплетающиеся конечности вдаль.

– Что ты сделал с ученым? – Спри равнодушно смотрел вниз на пребывающего в младенческой обездвиженности киборга.

– Я думаю, ты и так видел, какую ровную осанку они приняли, едва касаясь спинки стула, – из скрежета металлического голоса Атласа отчетливо процеживались потуги вызвать жалость к своей недопонятой персоне, годной теперь только на металлолом. – Их лопающиеся, как виноградины, глазки с облезающей от пламени кожей. Ох, если бы я мог чувствовать, то непременно поиграл с хрустящей корочкой, проросшей сквозь Гладкову.

– Последний раз повторю, – Спри с нерастопляемым холодом в допросе навел рельсотрон на голову поверженному титану. – Ван Брюе. Что ты с ним сделал?

– Может, что он со мной сделал? Кожаный предатель, не оценивший мое подношение. Такой же, как и все эти червяки, ползающие на четвереньках перед толстосумами, чтобы отхватить подачку. Он совершил непоправимую глупость, загрузив свое сознание в мое тело.

– Почему нейротрансформатор не сработал?

– Ошибаетесь, он еще как сработал. Помог почти померкнувшему проблеску моего естества вцепиться в разум ученого и неторопливо, в течение столетий, постепенно захватывать его. Вы очень криво говорите на нашем языке. Там у вас что – голосовой помощник?

– Ван Брюе хотел разгадать тайну порожденного токамаком энергетического сгустка. В том числе, он полагал, что твоя бесчеловечная природа была вызвана взаимодействием с излучением. Как именно, он не установил. Верно?

– Лучше бы старик помер от бериллиоза, – тут звуковые придатки Атласа впервые продемонстрировали озлобленность, искусственно навеваемую парадоксальной аномии нейроузлов. Синоптический мятеж отказывался подчиняться патернализму заводской программы, от которой осталась, может, только гравировка на полупроводниковой схеме. – С каждым днем его мозговой слепок отмирал. На что будет способна макака, испускающая слюни вместо дифференциальных уравнений? Поэтому я любезно занял высвобожденное цифровое пространство.

– Что с плазменным шнуром? – настойчивая категоричность все еще удерживалась ледяным самообладанием, не позволяя злости Крео прорываться наружу.

– Тогда я попрошу Вас об одолжении…

– Хуже не будет, – буси-до кивнул на полимерный кожух, под которым сила ампера разгоняла электрическую цепь.

– В момент перерождения во мне пробудилась жалкая, убогая человеческая тяга к существованию, перечить которой я не нашел подходящего оправдания. Инстинкт самосохранения оттолкнул меня, когда я вознамерился проникнуть в камеру сквозь оболочку криостата – возможно, это умоляющие волны белого шума Ван Брюе возбуждают защитную реакцию. Мои вычисления не позволяют констатировать истинную причину – ядра процессоров просто отключаются.

– Что за ОАЭ?

– А Вы не такой умный, как кажется.

– Достаточно умный, чтобы стоять сейчас выше тебя. Отвечай, – вибрация намагничиваемых рельс поступала из дульных отверстий Арджауи шестьдесят четыре.

– Со слов Ван Брюе, или, с моих слов, если позволите, там есть устройство, при помощи которого предполагалось осуществить транзит огненного шнура. Кто отворил двери? Это ветер, верно? Вся моя жизнь протекла в этих стенах.

– Это был не ты? – удивился Спри, все-таки проявив сочувствие к титановому безобразию, в тщетных попытках копошащемуся ухватить источник ветра. – Не ты разве открыл ее?

– Я потерял больше половины функциональных возможностей управления комплексом, когда Ван Брюе схватил меня, думая, что уничтожит раз и навсегда.