– Диапроектор! – чиновница ткнула пальцем в образование луча в левой части контрольного помещения. Штатив с полотном держался набекрень: от полноценного падения завалившуюся конструкцию отделяла железная стойкость стола с кофе-машинами. С такой же невозмутимой покорностью любой ответственный друг нес бы налакавшегося не по мере приятеля. Ханаомэ Кид остановилась рядом с коробочкой, из-под черного корпуса которого сквозь кругленькое объективное окошко изливались подсвеченные клубы комнатной пыли: трехсотлетняя выдержка пропитала ее тем еще запашком. – Я такие штуки только в музеях видела. В какие же года ими умудрялись пользоваться?
– Переводи, – Спри смотрел на стену, которая подменила опьяненного перламутрового разгильдяя и выполняла роль плоскости под принимающий изображение экран. Из-за этой имитации картинка неосознанно делалась жуткой и воспринималась смотрящим с тонким слоем холодка, что неподавляемым саспенсом пробегал по загривку.
– Вы это кому, Спри? – Ханаомэ Кид покосилась на напарника, если его так можно было назвать.
– Да так, – Спри поспешил отделаться от возникшего недопонимания девушки. – Взял с собой твердотельного жучка, у него под микрофонной шкуркой зашит переводчик ряда языков… в том числе, и покинувшего.
Бровь Ханаомэ Кид была чуть вздернута – такой она и осталась, когда девушка повернула голову в сторону стены, ожившей калейдоскопом диапозитивов. Девушка явно осталась недовольной затяжной паузой мужчины, уже который час мозолившего ее неравнодушие все в той же армейской куртке и глупом противорадиационном комбинезоне. Она вновь кивнула головой – теперь уже обреченно и притупленно – своему пошатнувшемуся доверию к этому отчуждающемуся с каждым невразумительным самоволием попутчику: потихонечку земля под ногами Спри начинала гореть.
На экране возникло лицо среднеполисной внешности. Мужчина лет под сорок носил белый халат, его рукава были трудоголически засучены, глаза сияли пророческим триумфом. Выделялась и капля экстравагантности образа: эпатаж был заключен в его гламурной бабочке в клетку. Изучению образа со стороны Спри и Бэи помешал внезапный шум сбрасываемой оргтехники – второй десантник уселся на стол за спинами обоих, его покачивающаяся нога беззастенчиво билась об стенку мебели.
– Тише там, – пригрозила Ханаомэ Кид.
Мужчина, динамика которого была сложена из быстро чередующихся слотов диамагазина и магнитофонной записи, говорил, а «твердотельный жучок» переводил: сухим пересказом Спри синхронно доводил перевод напарнице… если ее так можно было назвать:
«Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе, по сути, старший исполнительный офицер-ученый комплекса. Разумеется, после мисс Тэмпл… да сама вселенная не начнется, пока мисс Темпл не отдаст приказ. Раз Вы слушаете эту запись, то, полагаю, Вам уже известны общие черты принципов работы реактора… тем более, мисс Туск не взяла бы на работу в управление операционной эксплуатации центрального три-дэ блока неучей, по непонятному стечению удачи прошедших отбор. Вам, как юным дарованиями, отдающим ИТЭРу-3 свою остроту мышления и необузданное рвения раздвигать границы мыслимого, возможно, в будущем предстоит перенять от нас, текущего поколения ерепенящихся ворчунов-академиков, опеку над самым удивительным созданием в области возобновляемой энергетики. И да, просмотр этого видео – абсолютно факультативен… сдались Вам какой-то средневозрастной мужчина с дурацкой бабочкой и его занудные речи, – Ван Брюе поправил броский галстучек и нежно искривил губы в самоироничной улыбке. – Ну если Вы угомоните свой молодой пыл, пока что не признающий усидчивость и осторожность, то обещаю, что под конец этого шедевра документального кино, – тут Ван Брюе наигранно обернулся по сторонам, как будто удостоверяясь в отсутствии подслушивающих шпионов – при этом по комнате туда-сюда сновали его коллеги, – и прошептал через приподнятую к устам ладонь-глушитель, – я поставлю что-нибудь из Роя Орбисона, ага… – с еще большим артистичным задором подмигнул ученый; кривляния порядком утомили Спри. – Тогда пойдем по порядку. Вот, что Вам дОлжно иметь в виду…»
– Это – заведующий реактором, правильно? – Ханаомэ Кид пыталась полноценно уловить пересказываемый Спри нарратив видеоряда, не упуская самой невзрачной детали.
– Да, кто-то типа того. Сама запись – своего рода инструктаж для поступивших на работу в токамак, – Крео отвечал, не отрываясь от пристального изучения окружающего исполнительного офицера лабораторного хозяйства.
Документальная лента резко сменила показываемое местоположение, будто перепрыгнув несколько контрольных точек хроники:
«Из-за внештатного поручения сверху пришлось пойти на существенные риски, – Ван Брюе теперь стоял у самой бетонной оболочки криостата. Камера местами неуклюже пошатывалась: скорее-всего, тому виной были неопытные руки оператора, неразборчиво выбранного Ван Брюе. В непрекращающейся жестикуляции рассказчика даже самый неопытный наблюдатель заметил бы сточенный стержень вменяемости ученого. – В целях достижения энергии, требуемой от Совета ИТЭР-3 чрезвычайным комитетом Еврокомиссии, мы увеличили импульс пучка дейтерия до пяти электронвольт. Именно им выстреливает инжектор нейтральных атомов. Чтобы вы понимали, это ровно в пять раз мощнее стандартной кинетической энергии, которую инжектор подает на плазменный шнур в рамках нашей обычной работы токамака. Очень важным являлось определение объема добавляемых отрицательных ионов, да и деионизирующих электронов тоже. То есть выброшенные на плазму атомы дейтерия ионизировали шнур, и он теперь крутится так же умалишенно, как белка в колесе. Однако при такой скорости ионы, по сути ядра дейтерия, будут, несомненно, отвергнуты магнитным полем токамака. В этой связи пубертатный приступ ионов необходимо деионизировать, так сказать… хм… разложить поперек дороги ленту с шипами перед лиходеем, несущимся на шелби джи-ти пятьсот. Вот этой самой лентой выступают электроны, они как бы тормозят безумие ионизированных ионов… хотя шипы бы, вообще, остановили машину и она, в конце концов, остановилась. Нет, электроны не останавливают – они чуть притормаживают атомы дейтерия, мд-а, неудачное сравнение. Бог с ним! – нервозность в движениях Ван Брюе ударилась во все тяжкие: ученый в любую секунду мог вытащить из под халата дирижерскую палочку и повести за собой оркестр сложной технико-физической номенклатуры, выплескивающейся из его рук в виде абстрактных рисунков. – Короче! В свете сами знаете каких событий всю конфигурацию пришлось перенастроить под хотелки Еврокомиссии после согласованного ООН всеобъемлющего плана действий. И плевать крючкотворным невежам из ООН на кассеты бланкета, который просто-напросто может не выдержать пограничные локализованные моды внепланово гипертрофированного плазменного шнура, если вдруг Атлас ошибется в расчетах. А если он ошибется, то корректирующие катушки, ни коим образом не поддающиеся модернизации, не смогут угомонить выпучивания плазменного шнура из-за термоядерной несбалансированности. А я неоднократно доводил до сведения Совета ИТЭР-3 информацию о подобном риске. Но Сэму, похоже, связало руки беспринципное легкомыслие комиссариата сверху. Подумать только, международное частное объединение, но все-равно пляшем под дудку бюрократов. – Ван Брюе был уже в двух шагах от укрытой вакуумной камеры. Где-то на периферии ширины объектива постоянно мелькало что-то отливающее серебром. Этот весьма приметный блеск нарочито обозначал присутствие своего визуально анонимного источника: он, казалось, намеренно маскировался в отдающей зноем гурьбе непримиримых дискуссий сотрудников ИТЭР. Слушатели перестали отвлекаться на задний план записи: страх потерять ситуативную нить из замудренных слов старшего исполнительного офицера Крео с Бэей был велик – слишком много стояло на кону. – Сегодня в девять часов состоится пробный цикл зажигания переконфигурированного инжектора нейтральных атомов. Сверим часы, – ученый резким движением предплечья хлестнул по воздуху – на руке отсутствовали часы. Ван Брюе постучал по седеющему участку кожи, естественно, не найдя там циферблат, и так же дружелюбно, как и на предыдущем отрезке документальной ленты, улыбнулся, хоть и все им сказанное не предвещало простодушной разгрузки. – Мы творим будущее. Да прибудет с нами…» – хроника молниеносным движением затвора – сменился очередной диапозитив – перенесла действие в затемненную каморку с разворошенной макулатурной массой перед объективом. То был личный кабинет Ван Брюе; неживые зрачки мужчины будто ввергли в паралич динамику проекции. Он установил камеру на стол, за которым сам и сидел, не проронив за десять секунд хронометража ни единого подергивания желваками.
